Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» - Сергей Солоух

С. 311

Видите, вот как составляются доклады. Здесь все должно быть. Следствие, милейший, не такая уж простая штука, и главное – умело изложить все в докладе, чтобы в высшей инстанции только рот разинули. Приведите-ка его ко мне. Пора с этим делом покончить.

— Итак, господин ефрейтор отведет вас в окружное жандармское управление в Писек.

В оригинале особое звучание в этих прощальных абзацах создается при помощи использования не народных дериватов, а казенного немецкого в чешской речи:

Видите, вот как составляются доклады – tak vidějí, taldile se píšou berichty…

отведет вас в окружное жандармское управление в Писек – «odvede … pan závodčí», pronesl vážně к Švejkovi, «do Písku na bezirksgendarmeriekommando».

Писекское жандармское управление, согласно (JH 2010), находилось во времена Швейка в ныне уже несуществующем здании окрестной управы на Большой площади (Velké náměstí)

Согласно предписанию, полагается отправить вас в ручных кандалах

В оригинале: želízka (Podle předpisu máte dostat želízka), T. e. просто кандалы. Сейчас под желизкой однозначно понимаются наручники. Неоднократно будут упоминаться далее на всем протяжении дороги в Писек.

— Счастливо оставаться, — мягко сказал Швейк. — Спасибо вам, господин вахмистр, за все, что вы для меня сделали. При случае черкну вам письмецо.

В оригинале Швейк оникает (см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 48): «Так spánembohem«, řekl Švejk měkce, «děkuji jim, pane vachmajstr, za všechno, co pro mne udělali, a když bude příležitost, tak jim budu psáti«.

С. 312

случай с мясником Хаурой из Кобылис

Кобылиси (Kobylisy) – во времена Швейка небольшой населенный пункт за северной границей Праги. Ныне спальный район столицы. Здесь на границе с соседним районом Либень (Libeň) на крутом повороте дороги Прага – Дрезден в мае 1942 году был смертельно ранен жестокий нацистский наместник Богемии и Моравии Рейнхард Гейдрих (Reinhard Heydrich). И после этого убито множество невинных людей уже нацистами на территории местного стрельбища (Коbуliská střelnice).

Очутился он раз у памятника Палацкому на Морони и ходил вокруг него до самого утра, думая, что идет вдоль стены, а стене этой ни конца ни краю.

На Морани (Na Moráni) – небольшая улица, идущая от южной оконечности Карловой площади в сторону Влтавы к площади Палацкого (Palackého náměstí). Памятник историку и стороннику славянской автономии внутри империи Франтишеку Палацкому (František Palacký), открытый в 1907 году на этой площади, был еще новостью во времена бравого солдата. Бронзовый мыслитель и «отец чехов» действительно сидит, прижавшись спиной к массивной каменной конструкции с отходящими от нее вправо и влево высокими серповидными лучами. С пьяных глаз вполне может вообразиться кому-то бесконечной гранитной стеной. От Кобылис до Морани путь неблизкий, километров десять.

Оба места также связывает история Второй мировой войны. Буквально в двух шагах от Морани в православном храме святых Кирилла и Мефодия на Рессловой улице укрывались убийцы Гейдриха Ян Кубиш (Jan Kubiš) и Йозеф Габчик (Jozef Gabčík). И тот и другой погибли при захвате храма нацистами.

Дополнительно о Палацком см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 32 ич. 3, гл. 2, с. 95.

Они проходили мимо пруда, и Швейк поинтересовался, много ли в их районе рыболовов, которые без разрешения ловят рыбу.

— Здесь одни браконьеры, — ответил ефрейтор.

Вся дальнейшая история в основных деталях – пересказ происшествия, случившегося с самим Ярославом Гашеком в апреле 1915-го. В одну из своих долгих отлучек из будейовицкого госпиталя будущий автор «Швейка» четыре дня провел в гостях у своего знакомого железнодорожника Шаха (Šach) в Противине. Все пропив и проев, будущий романист в одиночку отправился пешком назад в Будейовици по траектории, очень напоминающей швейковскую (север – запад – юг – восток), только закрученную южнее: Противин (Protivín) – Ražice (Ражице) – Netolice (Нетолице) – Zliv (Злив) – Hluboká nad Vltavou (Глубока над Влтавой). Как пишут не лишенные сентиментальности биографы, возможно это было прощанье с местами детства. Уже в окрестностях Будейовиц у большого пруда рядом с местечком Ческе Врбне (České Vrbné) Гашека остановил жандарм – вахмистр из Воднян, которого Гашек уболтал зайти с ним в придорожную пивную. Однако, в отличие от путимского ефрейтора, реальный вахмистр и после пивной не утерял бдительности и дошел с Гашеком до госпиталя, чтобы убедиться, не дезертир ли встреченный им солдат. К счастью, оказалось, всего лишь ходок в самоволку. По иронии судьбы придорожная пивная, в которой реальный Гашек пытался споить реального вахмистра, называлась «У русского царя» («U ruského cara») – в память о визите Александра I в имение князей Шварценбергов во время наполеоновских войн.

Отметим, что в оригинале крупнотоннажная конструкция «рыболовов, которые без разрешения ловят рыбу» отсутствует. И Швейк, и его конвоир используют одно и то же слово браконьер – pytlák. Šli kolem rybníka а Švejk se zájmem otázal se závodčího, jestli je hodně pytláků ryb v okolí. «Zde je to samý pytlák»

Я думаю, не мешало бы пропустить по рюмочке.

В оригинале у Гашека «пропустить полета» – že nám štamprle nemůže škodit. Štamprle (или шутливо štamprdle) – ликерная стопочка, стопарик объемом в 40 или 50 граммов. Дериват от немецкого слова Stamperl.

В романе мелькает в истории еще одного пьяницы. См. комм., ч. 3, гл. 4, с. 209.

С. 315

хозяин постоялого двора уже едва держался на ногах, настойчиво предлагая сыграть в «железку»

В оригинале игра «краски» – ferbl (chtěl neustále hrát ferbla). См. комм., ч. 1, гл. 9, с. 111.

С. 316

Дежурный вахмистр послал за начальником управления ротмистром Кенигом.

Реальным начальником жандармского управления в Писеке был и до войны, и во время войны хороший знакомый Гашека, кинолог и заводчик, многократно упоминаемый в романе, ротмистр Теодор Роттер (Theodor Rotter). См. здесь же ранее, ч. 2, гл. 2, с. 285 и комм., ч. 1, гл. 3, с. 51.

С. 317

— Ага! Ром, контушовка, «черт», рябиновка, ореховка, вишневка и ванильная.

Из этого ряда коржалок и ликеров, так или иначе упоминавшихся в комментариях, стоит выделить только одну еще невиданную и неочевидную – черт (čert). Это очень густой горько-сладкий ликер с основой в виде настойки на горьких травах (hořký bylinný likér), некогда весьма популярный в Чехии. Темно-коричневый цвет и характерная густота достигается тем, что начальную настойку на горьких травах подслащивают смесью сахарного (свекловичного) сиропа с картофельным крахмалом. Получается очень плотно, но не очень сладко. А крепость обычная, не превышающая 40 градусов, так что комментарий по поводу «черта» в ПГБ 1929 «особенно крепкая настойка» – не вполне верен. Относится к категории диджестивов (žaludeční likér).

Приковать себя кандалами к арестованному и прийти вдребезги пьяным!

В оригинале последние слова говорятся по-немецки: Přijít ožralý, total besoffen. Сначала констатация по-чешски – «прийти пьяным», а затем уточнение уже по-немецки – total besoffen – совершенно пьяным.

— О вас пойдет донесение в суд, — коротко бросил ротмистр. — Господин вахмистр, посадить обоих! Завтра утром приведите их ко мне на допрос

К провинившемуся ефрейтору ротмистр обращается на вы, а своему вахмистру «оникает» (см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 48):

«О vás půjde bericht к soudu», stručně řekl rytmistr, «pane strážmistr, zavřou oba muže, ráno je přivedou к výslechu»

С. 318

Черно-желтые горизонты подернулись тучами революции. В Сербии и на Карпатах солдаты целыми батальонами переходили к неприятелю. Сдались Двадцать восьмой и Одиннадцатый полки.

Черный и желтый – цвета австрийского флага.

Об истории пленения в Карпатах весной 1915-го значительной части 28-го пражского пехотного полка (3 апреля) и 36-го младаболеславского пехотного полка (27 мая) см. комм., ч. 3, гл. 1, с. 10.

Здесь лишь отмечаем в очередной раз рваную, все время дергающуюся хронологию романа. Метель, через которую пробивались Швейк и пьяный жандарм-ефрейтор, явление не характерное для апреля и уж тем более мая в южной Чехии. Таким образом, в очередной раз время действия в романе неожиданно проваливается в будущее.

Что, касается 11-го пешего полка, то история не помнит особо позорных, связанных с массовыми перебежками к неприятелю, страниц в его истории. Всю войну полк провел на итальянском и сербском фронтах и отличился в нескольких сражениях, в частности у Пиавы (см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 197). Здесь упоминается, по всей видимости, из-за того, что один из четырех батальонов полка формировался в Писеке. Остальные три были пражскими. См. также комм, о райнераках: ч. 2, гл. 1, с. 277.