Белый шаман - Николай Шундик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аляек! Да, это именно он, брат чёрного шамана и вонючей росомахи. Не зря у него не только опушка, но и весь малахай из шкуры росомахи. Пойгин поднял камушек, бросил немного левее Аляека. Тот смятенно повернулся в ту сторону, куда упал камушек, вскинул винчестер, прицелился. Хорошо, пусть именно туда и целится. Ишь как напрягся, готовый выстрелить в любое мгновение. Вскинул и Пойгин свой винчестер. Можно всадить пулю прямо в приклад винчестера Аляека, только бы не поранить его самого – пока не надо крови…
И выстрелил Пойгин, вышибая винчестер из рук Аляека. Тот повернулся на выстрел, в глазах его был ужас. Как ненавидел Пойгин эти глаза, всегда в обычное время сонно полуприкрытые, будто этот человек никогда не высыпался. Затекла сине-багровым синяком его щека: зашиб приклад винчестера, в который угодила пуля Пойгина. Винчестер с выщербленным прикладом ударился о камень, отлетел в сторону. Пойгин какое-то время разглядывал оглушённого Аляека с насмешливой задумчивостью, наконец сказал с дерзким великодушием:
– Разрешаю закурить трубку. Но едва шагнёшь к винчестеру – убью!
Аляек провёл рукой по зашибленному лицу, потрогал языком зубы, сплюнул, окрасив снег кровью.
– Ты мне выбил зубы, – прохрипел он, – вся правая сторона шатается…
– Это неплохо, когда росомаха теряет зубы. Как вышло, что ты промахнулся?
– Я стрелял не в тебя.
– В кого же?
– Почудилась росомаха.
Аляек бросал короткие взгляды на винчестер, который мог в любое время соскользнуть вниз, в ущелье.
– Не смотри на винчестер, всё равно не успеешь его поднять, – посоветовал Пойгин со спокойствием человека, которому было совершенно очевидно жалкое бессилие его врага. – А росомаху я тебе сейчас покажу, хотя ты охотился именно за мной, а не за своей сестрой…
– Это ещё неизвестно, кому она сестра, – сказал Аляек и полез за трубкой.
Раскурив трубку, он жадно затянулся, затем приложил руку к правой стороне лица, покривился от боли.
– До сих пор звенит в ушах, --словно бы даже вполне миролюбиво пожаловался Аляек. – Ты мог меня убить…
– Ты хотел меня убить.
– Я стрелял в росомаху.
– Лживые слова от повторения не становятся правдой.
– На, покури… мою трубку.
– Меня стошнило бы, если бы я взял её в рот. Ну а теперь иди туда, куда я тебе велю. Слева есть трещины в камне. Поднимайся вверх, перелазь. Винчестер не тронь.
Аляек докурил трубку, пошёл искать трещины в камне.
Когда перебрались на другую сторону поверженного каменного великана, Пойгин сказал:
– Иди прямо и не оглядывайся. Аляек всё-таки оглянулся и спросил:
– Ты что, хочешь убить меня? Обратись к благоразумию, поверь, я стрелял в росомаху. Разве ты не чувствуешь её запаха?
– Я чувствую твой запах.
Хотя Аляек и готов был для встречи с росомахой, всё-таки он обмер от неожиданности, как только наткнулся на неё. Зверь, видимо, дремал до этого; проснувшись, попытался сдвинуться с места, скаля пасть и тихо рыча.
– Ты что с ней сделал? – спросил Аляек, изумляясь неподвижности зверя.
– Вселил в неё ужас перед моим гневом. Я видел её в образе твоего брата. Так что можешь спросить… не она ли подговорила тебя стрелять в мою голову?
Аляек, будучи не в силах преодолеть страх перед росомахой, медленно обошёл вокруг неё, наконец сказал:
– Она сожрала огромного барана, потому и не может двигаться. Да, так бывает. Но почему ты её не убил?
– Тебе этого не понять…
– Я догадался! – вдруг вскричал Аляек. – Ты вошёл в сговор с этой покровительницей Ивмэнтуна.
– Если бы я вошёл с ней в сговор, я убил бы вонючую, содрал с неё шкуру и душил бы людей, как душит твой брат шкурой чёрной собаки.
– Зачем ты её оставил живой? Хочешь, чтобы она сожрала меня?!
– Нет, я хочу, чтобы ты её понюхал…
Аляек поморщил нос, отвернулся от росомахи. Пойгин заметил, как он всё время касается рукоятки ножа, висевшего у него на поясе.
– На нож не надейся… – Пойгин не договорил, вскидывая винчестер. – Лучше брось его себе под ноги, так будет вернее.
– Не слишком ли ты труслив? У тебя в руках винчестер, а ты боишься человека, у которого только нож…
– Я не боюсь, я просто угадываю твои подлые мысли. Аляек притронулся к щеке, выплюнул окровавленную слюну, застонал.
– Брось нож себе под ноги! – ещё раз приказал Пойгин.
Аляек опять сплюнул, окрасив снег, медленно вытащил из чехла нож, потрогал ногтем его остриё, сказал с недоброй усмешкой:
– Это мой лучший нож. Я мог бы воткнуть его тебе в спину.
– Именно в спину!..
Аляек провёл ножом по редкой бородке, соскребая наледь, ещё раз тронул ногтем острив и только после этого бросил себе под ноги.
– Ну а теперь пойдём вниз к моим собакам, – приказал Пойгин.
– У меня олени…
– Те самые, на которых ты ночью подъезжал к стаду Майна-Воопки?
– Это не я стрелял по его стаду…
– Ну да, конечно, не ты, видно, стреляла вот эта росомаха…
Пойгин привёз Аляека в стойбище чёрного шамана связанным. На безмолвный вопрос хозяина стойбища он ответил:
– Я заставил твоего брата понюхать росомаху. Вапыскат бросился развязывать брата.
– Если ты ещё раз надоумишь Аляека стрелять в меня… я превращу тебя в росомаху, – продолжал Пойгин, усмехаясь тому, что Вапыскат никак не мог развязать ремни на руках брата. – Я уже несколько раз превращал росомаху в тебя, и мне это легко удавалось.
– Проклятый анкалин! – прохрипел Аляек, встряхнув освобождёнными руками. Подув на пальцы, потрогал затёкшую синевой щёку, пожаловался брату! – У меня шатаются все зубы на правой стороне, не знаю, как я теперь буду жевать мясо….
Пойгин тронул собак и уже издали крикнул:
– Не вздумайте стрелять в меня второй раз. Ваша пуля полетит в обратную сторону – прямо вам в сердце.
Вскоре в стойбище Эттыкая приехал на собаках очоч – начальник, чукча-анкалин, которого называли странным именем Инструктор. Было у него и чукотское имя – Тагро. Совсем ещё молодой, этот парень поразил Эттыкая своей независимостью, уверенностью. У него было приятное лицо, ещё по-юношески мягкое, на лоб его падала чёрная чёлка не по-чукотски подстриженных волос. Он не был заносчивым, но и смутить его оказалось нелегко.
Но самым невероятным было то, что Тагро прибыл не к кому-нибудь, а именно к Пойгину. Вытащив из кожаной сумки бумагу, он с важным видом развернул её у костра в яранге Эттыкая и протянул Пойгину при общем внимании почти всего стойбища.
– Даю тебе бумагу с немоговорящей вестью о том, что тебя ждут на большом говорении, которое будет в Певеке, – торжественно сказал он.
Пойгин долго крутил бумагу, протянул её Кайти, наконец спросил:
– Как я туда доберусь? Это очень далеко.
– Ты приедешь на культбазу и оттуда отправишься в дальний путь с человеком, которого вы называете Рыжебородым.
Кайти вскрикнула от неожиданности, выронив бумагу едва ли не в костёр. Пойгин схватил бумагу, опять долго смотрел в неё, и по его непроницаемому лицу было трудно понять, что он думает о столь неожиданной вести.
– Когда ехать? – спросил наконец он.
– На культбазу приедешь в первый день восхода солнца.
Эттыкай заметил, как побледнело лицо Пойгина.
– Что будет, если я не поеду?
– Ничего не будет. Просто люди, которые недавно спасли от голодной смерти обречённых, очень опечалятся. Они хотят делать добро. Много добра. Но им нужны надёжные помощники.
– Верно ли, что видение голодной смерти не появится больше в стойбищах анкалит?
– Да, это верно. Теперь в Певеке Райсовет будет знать, в каких местах море не послало людям добычу, где грозит опасность голодной смерти. И если такая опасность возникнет – в ход пойдут особые запасы. Всё дело в том, как их создавать, как доставлять. На большом говорении всё должно быть обусловлено. А для этого нужны люди с таким рассудком, как у тебя, Пойгин.
– Кому известно, насколько полезный для такого дела мой рассудок?
– Многим известно. И чукчам, и русским.
– О, даже русским… кому из них? – спросил Эттыкай, выходя из задумчивости.
– Начальник культбазы Медведев, которого вы называете Рыжебородым, очень высокого мнения о рассудке Пойгина.
Эттыкай с многозначительной усмешкой посмотрел на Пойгина и ничего не ответил. А тот ещё раз покрутил в руках бумагу, зачем-то понюхал её и сказал:
– Я не знаю, что тебе ответить, Тагро. Ответ дам завтра в это время. – Повернулся к жене: – Жди меня поздним вечером или к утру.
Кайти сделала невольное движение, чтобы остановить Пойгина, но тот стремительно вышел из яранги.
Росомаха загнала ещё одну олениху, сожрала её плод. И на сей раз Пойгин решил убить зверя во что бы то ни стало. Он настиг его недалеко от стада Майна-Воопки. Затаившаяся в скалах горы, у подножия которой паслись олени, росомаха терпеливо выжидала, когда отобьётся подальше от стада одна из беременных важенок. Она так была поглощена охотой, что не услышала подкравшегося охотника. Первый же выстрел уложил вонючую наповал.