Белый шаман - Николай Шундик

Выстрел Пойгина заставил его выронить нож. Медленно опустился он на колени, цепляясь за скалу. Пойгин выстрелил ещё дважды.

– Ну вот, я убил в тебе три росомахи, – сказал он, протирая тыльной стороной руки глаза. – Одну с твоим ликом, вторую с ликом твоего брата, третью с ликом Рырки. А четвёртой – с ликом Эттыкая – я шлю предупреждение!..

Пойгин выстрелил в скалу, чуть повыше мёртвого Аляека. В памяти всплыли красные пятна крови под Кайти и Клявылем. Застонав, Пойгин бросился вниз, рискуя разбить о камни голову.

Кайти внизу не оказалось.

– Где, где она? – закричал Пойгин.

– Тагро увёз её на берег. Она ещё жива, – ответил Майна-Воопка и кивнул угрюмо в сторону Клявыля. – А он… он… Ему уже никто не поможет, даже русские шаманы…

Пойгин медленно подошёл к Клявылю. Был он перевёрнут вверх лицом, и незакрытые глаза его незряче смотрели в небо. И казалось, что он разглядывает недоступную взору живого Долину предков, выбирая тропу иной своей судьбы…

Часть третья

Велика сила памяти: сколько лет прошло, а Пойгин со сих пор слышит гром того бубна, что поднял он над головой на освещённом первым солнечным лучом перевале… Гремит бубен. Звуки его уплывают к самой дальней звезде. Вот, кажется, и горы, и Пойгин поплыли в небо. И вдруг в бубне возникла дыра. Словно бы и не дыра, а злобный глаз росомахи. Так Пойгин узнал о несчастье…

Давно сошёл тот снег, который окрасила кровь Кайти и Клявыля, много раз падал новый. Но не выпал снег забвения. Как наяву, видятся Пойгину те кровавые пятна на перевале…

Русские шаманы (теперь-то Пойгин знает, что их называют врачами) спасли Кайти. Долго мучила её росомаха смерти. Пойгин был на грани безумия: от надежды на русских шаманов он переходил к подозрению, что её зарежут, рвался в больницу, требовал, чтобы ему показали Кайти. Даже бросился с ножом на Рыжебородого, и тот отнял нож, связал Пойгину руки – сила у него была нечеловеческая.

– Ты… ты рыжая росомаха! – задыхался Пойгин, сидя на полу больницы со связанными руками.

Против него сидели Рыжебородый, Майна-Воопка и Тагро. Да, Рыжебородый тоже сидел на полу и уговаривал:

– Прийди в себя.

– Ты росомаха! Почему я не убил тебя!

– Не поддавайся ветру безумия, – остановил его Тагро. – Кайти уже совсем умирала. И если кто может её спасти, то лишь русские шаманы-врачи.

– Надо в это поверить, – сказал Майна-Воопка, осторожно поднося ко рту Пойгина раскуренную трубку.

Пойгин уклонился от трубки.

– Зачем он связал мне руки?

– Ты не в себе, – стараясь быть как можно вразумительнее, объяснял Тагро. – Мешаешь спасать врачам твою жену. Образумься.

– Да, да, образумься, – просил и Майна-Воопка.

А Кайти несколько дней пролежала без сознания. Наконец рассудок её осторожно, будто немощный старик, вышел из мрака. Сначала Кайти увидела над собой чьи-то глаза. Большие и синие. Такие глаза она ещё не видела, словно на неё смотрел неземной житель. Облизав пересохшие губы, Кайти хотела попросить воды, но голос ещё не вернулся к жизни. Где она? Может, уже перекочевала к верхним людям? Наверное, так, если вот эти непонятные существа в белом совсем непохожи на обыкновенных людей. Хотя бы трубку кто-нибудь из них закурил, чтобы ощутить земной дух. Но нет, никто не курит, и ничего невозможно понять из их странной тихой речи. Почему она вся в белом? И грудь её завязана чем-то белым. Болит, очень болит грудь, никогда ей не было так трудно дышать. И хочется пить.

Над Кайти склонилась женщина с неземными волосами. Земные волосы чёрные, а эти светлые и почему-то не заплетены в косы. Потом, уже много позднее, Кайти узнала, что это была жена Рыжебородого. Она умела говорить по-чукотски.

– Вот и хорошо, – тихо сказала женщина с неземными волосами, – рассудок вернулся к тебе. Ты будешь жить.

– Где я? – спросила Кайти.

– Ты в больнице.

– Что такое больница?

– Потом узнаешь.

– Я очень хочу пить…

Кайти смочили губы. Только смочили… Неужели этим странным людям жалко воды? Какая-то неясная мысль мучила её. Она напряжённо силилась понять, что её так беспокоит? Вот, вот уже совсем близко догадка. Только бы не ушёл во мрак рассудок. Ну о чём, о чём ей так хочется спросить?! И вдруг ворвалось в сознание: «Пойгин! Где Пойгин?!» И стало Кайти ещё труднее дышать. Она попыталась высвободиться из тугих белых повязок и опять потеряла сознание.

Прошло ещё несколько суток, и Кайти уже могла всё время помнить о Пойгине. Теперь она связывала себя с жизнью только этой неотступной мыслью: если помнит о Пойгине, значит, ещё жива. Наконец Пойгин предстал перед ней. Ему объяснили, что он должен постоять возле жены всего несколько мгновений и что ей нельзя разговаривать. Пойгин смотрел на Кайхи и не узнавал её: как далеко ушла она, ещё немного, и, наверное, совсем покинула бы этот мир. Кайти болезненно улыбнулась, хотела что-то сказать, но Пойгин остановил её.

– Тебе нельзя говорить. Голос порвёт рану в груди. Я знаю, ты будешь жить. Русские шаманы вытащили пулю Аляека из твоей груди. Я видел… эту пулю…

Кайти едва приметно кивнула головой и заплакала.

– Не плачь, Кайти, ты жива, и это главное. Я скоро поставлю ярангу, и мы опять будем жить своим очагом. Я поверил в этих людей в белых одеждах. Поверь и ты…

Кайти опять кивнула головой.

Посетив Кайти в больнице, Пойгин ушёл в морские льды и долго бродил в одиночестве, вслушиваясь в ледяное безмолвие с надеждой, что услышит, как Моржовая матерь стучит в ледяной бубен. Кайти жива! Люди в белых одеждах уверяют, что всё самое страшное уже позади. Как же получилось, что он поначалу только мешал им? Теперь ему так стыдно перед ними, особенно перед Рыжебородым! Надо бы ему сказать об этом, но гордость мешает…

И всё-таки, вернувшись поздним вечером с моря, Пойгин пришёл к Рыжебородому, сказал в крайнем смущении:

– Мне стыдно…

Медведев долго смотрел на позднего гостя, стоявшего у порога, потом сказал:

– Садись пить чай. Важно, что Кайти жива…

– Я сам ушёл бы к верхним людям, если бы она умерла…

«Да, этот мог бы, мог бы покончить с собой», – подумал Артём Петрович.

– Я тебе подарю свой нож. Хорошо, что ты оказался такой сильный и отнял его у меня. – Пойгин снял с пояса нож в чехле из лахтачьей шкуры. – Я бы тебе подарил ещё и свою трубку… её курил мой дед… но ты не куришь.

Медведев хотел сказать, что у русских не принято дарить и получать в подарок нож, однако передумал.

– За нож спасибо. А трубку храни, это же у тебя память о деде.

– Да, мой дед достоин того, чтобы о нём помнить больше, чем о себе. Я бы с радостью думал, что дед вернулся в моём лике в этот мир, если бы не знал, что он был намного лучше меня…

– Пей чай…

– Спасибо. Чаю очень хочу. Долго был в море, застыл. Слушал, как стучит Моржовая матерь в ледяной бубен.

– Услышал?

– Такое человеку слышится не только ушами. Не ушами слышал…

– Понимаю. Ты хотел успокоиться.

– Да, я успокоился. Завтра буду ставить новую ярангу. Майна-Воопка помог… На пяти оленьих упряжках привёз шкур, рэтэм и вполне достаточно жердей для каркаса.

– Я вижу, вы большие друзья.

– Он мне как брат.

– Желаю тебе как можно скорее войти в свой новый очаг вместе с женой.

– Если бы умерла Кайти, умер бы и ребёнок в ней…

Медведев знал тревогу врачей: больная была на предпоследнем месяце беременности, могли произойти преждевременные роды; но и эта опасность, как надеялись врачи, теперь уже миновала.

– Где твоя жена? – спросил Пойгин, поглядывая на дверь во вторую комнату. – Я хотел бы сказать… насколько благодарен ей за то, что она помогает Кайти в разговоре с твоими шаманами…

– Она там, в больнице.

Пойгин надолго умолк, какой-то необычайно мягкий, доверчивый и тихий, наконец сказал:

– Завтра же начну ставить ярангу. Вот обрадуется Кайти, когда узнает, что у нас есть новый очаг…

Медведев понимающе кивнул головой. Пойгин опять весь ушёл в себя. «Как он осунулся и похудел», – с глубоким сочувствием подумал Артём Петрович.

Не так уж и много слов Пойгин промолвил в этой вечерней беседе, но, как сказал он, «человек слышит не только ушами». Вот и Артём Петрович кое-что расслышал не только ушами: сегодня, пожалуй, Пойгин признал его окончательно. Что ж, этому можно только радоваться…

Яранга Пойгина стала одиннадцатой возле культбазы. Всё ближе сюда подвигались и другие стойбища анкалит: возникало большое селение, которое чукчи назвали Тынуп – Возвышенность. Назвали так потому, что стояло селение на возвышенном месте, к тому же дома культбазы казались им удивительно высокими. Вот в этом селении из деревянных домов и яранг и появился у Пойгина новый очаг, появились и новые его хранители. У Кайти родилась в этом очаге дочь. Началась новая жизнь. И можно было бы опять взойти на гору с бубном и возвестить всему свету о рождении дочери. Пойгин уже готовился к этому, но в ярангу вошёл человек, который назвал себя следователем.