Белый шаман - Николай Шундик

Кайти умолкла, наблюдая, как жадно сосёт её грудь маленькая Кэргына. Вскинув напряжённо голову, Кайти вслушалась с чуткостью нерпы в чьи-то отдалённые шаги за ярангой и, убедившись, что это не Пойгин, горестно вздохнула.

– Нет, это не он. Так вот, послушай, что было дальше. Мы разобрали ярангу и унесли её в море, а заодно и всё, что было в ней. Даже свой мешочек с иголками и нитками, полный оленьих камусов, я оставила в море, во льдах. Посмотрела бы ты, какой там был напёрсток, подарок моей бабушки. Это диво просто что за напёрсток! Когда я шила при огне светильника, он мерцал, будто глаз лисицы. Мне так было жалко напёрстка, но я не вынула его из мешочка, полного камусов и ниток из оленьих жил. Я могла бы вынуть и припрятать напёрсток, и Пойгин вряд ли меня упрекнул бы. Но я хотела быть достойной женой белому шаману. Море приняло наш очаг. Море приняло и мой чудесный напёрсток. Море всегда благосклонно к Пойгину. И свет Элькэп-енэр благосклонен к нему. И лучи солнца тоже. Потому, наверное, я и осталась жива. Может, потому и сегодня ночью пули пролетели мимо нас…

Кайти невольно остановила взгляд на едва приметных дырочках в пологе, возникших после ночных выстрелов.

– Хорошо, что ты ещё ничего не понимаешь и страх не терзает тебя. Но мне страшно, очень страшно. Однако вот креплюсь. Я не хочу, чтобы страх пережёг молоко в моей груди. Я вижу, тебе достаточно молока, и ты улыбаешься.

Кэргына и в самом деле, не выпуская грудь матери, причмокивала, даже как-то смешно, будто лисёнок, урчала и улыбалась – она была довольна.

– Мы остались живы с тобой, Кэргына, да, живы, а могли бы и умереть, – продолжала вслух свои думы Кайти, раскачиваясь вместе с ребёнком. – Мне страшно подумать, что ты умерла бы во мне с моим последним вздохом. Теперь ты урчишь, как лисёнок. Ты довольна. Значит, у меня есть, есть молоко. Я успокоилась. Недоброе предчувствие покинуло меня. Скоро вернётся твой отец. Я напою его чаем, и мы будем смотреть на тебя и угадывать, на кого ты похожа.

Возле яранги послышались чьи-то шаги. Кайти замерла, чувствуя, как мчится загнанным оленем её сердце. Человек не уходил от яранги. Ступает осторожно. Вот он у задней стенки полога. Сделал ещё несколько шагов. Опять вернулся. Теперь он подошёл к самому входу. Кайти хотелось крикнуть: «Кто там?!» Но она лишь крепче прижала Кэргыну к груди и отодвинулась в угол полога. Вдруг поднялся чоургын, и показалась голова Ятчоля. В первое мгновение Кайти даже обрадовалась. Ятчоль заметил это, забрался в полог.

– Ходил вокруг яранги, смотрел на дыры от пуль. Вот и здесь я вижу дыры. Как низко прошли пули. Значит, стрелявший не только пугал… Он хотел вас убить…

Кайти ничего не ответила. Теперь, когда страх прошёл, она поняла, что ей меньше всего хотелось бы видеть Ятчоля.

– Я буду пить чай, – бесцеремонно сказал Ятчоль.

– Наливай. Чайник ещё не остыл.

Ятчоль пил чай и рассматривал Кайти тоскливым взглядом.

– Мне иногда кажется, что ты стала моей второй женой, – грустно улыбаясь, сказал он.

Кайти медленно подняла на Ятчоля изумлённые глаза:

– Ты лучше бы сказал об этом своей жене.

– Я сказал.

– Ну, и что было потом?

– Она схватила кроильную доску и расколола о мою голову.

– Жаль, конечно, кроильную лоску, но Мэмэль сделала правильно.

– Я знаю, ты любишь Пойгина, не меня. И этим тоже Пойгин меня уязвил… Всё мог бы ему простить, только не это. Оттого даже во сне вижу, что ты оказалась вдовой… И не только вдовой… но и моей второй женой…

Жаркие глаза Кайти стали ещё жарче от негодования:

– Если бы у меня не было на руках ребёнка… я выплеснула бы чайник тебе в лицо.

– Побереги кипяток. Я ещё не всё сказал. Я тебе ещё не сказал, что Пойгин уже мечется на аркане мести тех, против кого не шёл никто и никогда. Главные люди тундры ничего ему не простят. И рано или поздно ты станешь вдовой…

Кайти чувствовала, как уходит кровь от её лица. Ятчоль между тем продолжал с прежней тоской в глазах:

– Не думай, что я плохой, если говорю тебе такие слова. Я просто мудрый. Я могу сказать так и Пойгину. Я могу даже дать ему совет, чтобы он пошёл на мир с главными людьми тундры, стал их послушным человеком. Только это спасёт его от смерти. Но я знаю: он отвергнет мой мудрый совет, так что тебе всё равно суждено стать вдовой…

Кайти осторожно положила спящего ребёнка и только после этого, с ненавистью глянув в глаза Ятчоля, вдруг спросила:

– А не ты ли… стрелял ночью по нашей яранге?

У Ятчоля даже чай не пошёл в горло. Он долго прокашливался, наконец сказал:

– Женщины есть женщины, все глупы, как нерпы.

– Уходи! Я не могу больше сидеть с тобой рядом!

– Ничего, посидишь. Придёт время, и ещё, может, лежать будешь со мной рядом. Я терпеливый. Я подожду. Ты ещё будешь сушить мои торбаса и шить мне штаны, как мужу…

Ятчоль надел кухлянку, хотел было уже нырнуть под чоургын полога – и едва не столкнулся лоб в лоб со своей женой. Смущённо прокашлявшись, он опять подсел к светильнику, кинул подозрительный взгляд на жену: если слышала, о чём он говорил Кайти, – не миновать скандала. Но Мэмэль словно и не замечала мужа. Склонившись над Кэргыной, она долго смотрела на ребёнка, а потом сказала Кайти с нежностью:

– Если бы ты хоть раз дала мне подержать её на руках…

Ятчоль облегчённо вздохнул, полагая, что всё самое худшее миновало, и, широко зевнув, промолвил:

– Своего ребёнка надо. Мэмэль зло усмехнулась:

– Ты здесь говорил Кайти, что она будет шить тебе штаны, как мужу. Но что скажут о тебе люди, если и вторая жена не сможет родить?

Ятчоль понял, что Мэмэль всё слышала и скандала не миновать.

– Ты же знаешь, какой я шутник. Какой мужчина без шутки?

– Да, ты любишь пошутить, – особенно когда другим не до шуток. А настоящие мужчины все до одного там, где Пойгин. Все уехали за перевал…

Кайти невольно схватила Мэмэль за руки, близко заглядывая ей в глаза с надеждой и благодарностью:

– Это правда?! Какую добрую весть ты принесла! Я так боюсь за Пойгина…

– Я тоже боюсь… Мужчины говорят, что стрелял Рырка. Учитель Журавлёв запряг культбазовскую упряжку и тоже помчался в тундру.

Кайти невольно дотронулась до одной из дыр в пологе и тихо сказала:

– Только бы они не опоздали.. Пойгин вместе с русским уехал, когда в стойбище все ещё спали.

Ятчоль сосредоточенно выскребал нагар из трубки.

– После выстрелов в стойбище уже никто не спал, – сказал он, не глядя на женщин. – Я тоже не спал. Почему Пойгин не позвал меня с собой? Я бы выломал клыки этому Рырке!

Мэмэль зло рассмеялась.

– Кто же тебе мешает?

– Вот запрягу собак и поеду. И пусть убьёт меня Рырка. Я знаю, ты была бы только рада.

…Ятчоль и вправду выехал в тундру. На коленях его лежал наготове расчехлённый винчестер. Не доехав до перевала прибрежного хребта, увидел сразу несколько встречных нарт. На первой Пойгин вёз раненого русского. На нарте Журавлёва лежал мёртвый Рырка. Следом ехало до десятка собачьих упряжек.

Ятчоля встретили насмешками. Только Пойгин даже не глянул на него, яростно погоняя собак: он спешил поскорее доставить раненого русского в больницу. Ятчоль глянул в мёртвое лицо Рырки и невольно затаил дыхание. Ему казалось, что вместе с морозным воздухом в него вползает холодный иней страха и всё покрывает внутри.

– Кто его убил? – осевшим голосом спросил Ятчоль.

– Тот, кого хотел убить Рырка, – сурово ответил старик Акко.

– Пойгин?

– Нет, это, верно, ты, – насмешливо выкрикнул Тымнэро.

А лицо Рырки – с оскаленными зубами, исчерченное синеватыми линиями татуировки – слепо смотрело в небо, и Ятчоль почему-то представлял себя на его месте.

Кайти услышала шаги Пойгина, когда тот был ещё далеко от яранги.

– Подержи Кэргыну! – попросила она Мэмэль и выбежала на улицу в одном платьице.

Пойгин махал руками, требуя, чтобы Кайти ушла в ярангу. Потом побежал ей навстречу, выкрикивая:

– Уйди в полог! Уйди, заболеешь!

Схватив Кайти, Пойгин поднял её и нырнул внутрь яранги. В пологе плакала Кэргына. Слышался голос Мэмэль:

– Не плачь, не плачь, оленёнок, не плачь, нерпёнок, успокойся, зайчонок.

Кайти, дрожа от холода, спряталась в полог, приоткрыла чоургын, с нетерпением дожидаясь, когда войдёт муж.

– Живой, живой, – приговаривала она, не в силах унять дрожь.

Когда Пойгин оказался в пологе, женщины долго смотрели на него молча, как бы не веря своим глазам, что видят его.

– Верно ли, что стрелял Рырка? – наконец спросила Мэмэль, покачивая ребёнка.

Пойгин всмотрелся в следы от пуль на стенах полога, угрюмо кивнул головой.

Кайти оделась, вышла из полога, чтобы вскипятить на примусе чайник. Шумел примус, а Пойгин всё смотрел и смотрел на огонь светильника и видел, как расплывалось красное пятно на снегу, слышал, как порой стонал и скрипел зубами раненый русский. Кайти подала в полог вскипевший чайник. А Мэмэль, уложив на шкуры ребёнка, достала из деревянного ящичка чайную посуду.