Белый шаман - Николай Шундик

Вышли однажды утром из Красной яранги Кэтчанро и Тагро и увидели, что над её входом висят на нитке из оленьих жил череп какого-то зверька и две гильзы от винчестеровских патронов, в которые были всунуты когти зверя. Журавлёв присвистнул, разглядывая всё это, и сказал:

– Похоже, что нам послали чёрную метку… Есть такая книга о пиратах. Нам явно угрожают.

Тагро вытащил коготь из гильзы, понюхал её.

– Да, это предупреждение, – согласился он, вглядываясь в следы возле палатки. – Нам посылают вызов.

И заспешило сердце у Журавлёва: вот и начинается жизнь боевая! Сорвав с головы малахай, он хотел подкинуть его по-мальчишески, но вовремя остепенил себя: всё это не так и весело, да и Тагро может счесть, что друг его оказался легкомысленным человеком.

Журавлёв нахлобучил малахай, лихо пристукнул себя по макушке.

– Держись, Тагро, не дрейфь! Мы сумеем достойно ответить куркулям!

Гости Красной яранги долго разглядывали череп евражки и гильзы с когтями волка, хмурились, сокрушённо качали головами.

– Это значит, что вам предложено отсюда уйти, – угрюмо сказал Выльпа. Вскинул на Кэтчанро запавшие воспалённые глаза, перевёл взгляд на Тагро, тихо спросил: – Уйдёте?

– Ни за что! – клятвенно воскликнул Кэтчанро.

– Ни за что! – в тон ему повторил Тагро. Выльпа облегчённо вздохнул.

Через несколько суток, в лунную ночь, кто-то несколько раз выстрелил по палатке. Журавлёв зажёг свечу. Заметались по настывшему пологу тени: Журавлёв и Тагро быстро оделись. У них не было никакого оружия, и они плохо себе представляли, что им делать. Бежать из палатки в чью-нибудь ярангу? Или не выходить вовсе? Раздалось ещё несколько выстрелов. И Журавлёв принял самое невероятное решение.

– Если нас хотят убить… то убьют и в палатке. Если решили попугать, то не убьют, даже если мы выйдем наружу. Мы выйдем!

Губы его немножко подрагивали, а глаза светились отчаянной решимостью.

– Пусть найдёт суеверный страх… на того, кто стреляет. А если и погибать, так с музыкой.

И Тагро заразился отчаянной решимостью Журавлёва. Они вышли под лунный свет, и крикнул Тагро;

– Эй, кто там стреляет! Если ты хоть ранишь нас… завтра придёт возмездие.

– Придёт возмездие! – повторил и Журавлёв, потрясая над головой кулаками.

Они стояли на виду всего подлунного мира, эти два парня, русский и чукча, широко расставив ноги. Длинные синие тени далеко пролегли за их спинами по снегу, мерцающему зелёными искрами. И тот, кто смотрел на них – скорее всего из-за камней ближайшей горы, – мог легко поразить каждого выстрелом. Но пока в них не стреляли. Вот если бы побежали они в паническом страхе, тогда, возможно, и не утерпела бы рука затаившегося, нажала бы гашетку винчестера: так собака не может не укусить того, кто бежит от неё прочь.

Стремительно мчалась луна сквозь лёгкие облака, словно спешила повнимательнее разглядеть, что там такое случилось, в чём суть странного поединка? Зябко подрагивали в морозной небесной мгле колючие звёзды. Лаяли встревоженные собаки. Из яранг один за другим выходили мужчины с карабинами. Вышел и Кукэну, ночевавший в яранге Выльпы. Вскинув винчестер, он выстрелил и крикнул:

– Я слышу, Вапыскат, как свистит твоя правая ноздря! Я угадал тебя…

– Я тоже думаю, что это Вапыскат, – сказал Журавлёв, чувствуя, как по телу пробежала дрожь от озноба и возбуждения. – Я вытряхну из него подлую душонку!

Мужчины вскинули карабины и дружно выстрелили вверх. Задыхались от лая собаки. В ярангах плакали дети. Лучи колючих звёзд словно ломались, не выдержав мороза, на котором всё становилось таким хрупким. Луна летела сквозь белёсые облака, спеша увидеть, что происходит в одном из уголков её холодного таинственного мира, зло перекипающего зелёными искрами.

Ещё несколько ночей подряд кто-то дырявил выстрелами верхушку палатки, расстреливал красный флаг над нею. Журавлёв и Тагро не покидали ярангу. И по-прежнему приходили к ним люди, слушали патефон, слушали речи Тагро и Кэтчанро. И это, конечно, был поединок с тем, кто стрелял по ночам. А может, стрелял не один человек? По следам пока ничего не понять: те, кто стрелял, были очень осторожны.

Журавлёв не сомневался, что стрелял Вапыскат.

– Надо связать и увезти шелудивого на берег, – предлагал он Тагро.

– А если это не он? – осторожно спросил Тагро.

– Он! Кому же быть ещё.

– Я лучше тебя знаю тундру, – уже решительней возразил Тагро. – Тут может появиться и новый Аляек…

Журавлёв досадливо махал рукой и отворачивался. Настроение у него было дурным, мучила зубная боль. Было ему и голодно и холодно. Сухари и галеты кончились, приходилось питаться одним мясом. Тагро это в привычку, а Журавлёв без хлеба не мог. Но главное – невыносимо болел зуб. И Кукэну предложил ему надёжный способ избавиться от мучений. Старик захватил больной зуб Кэтчанро ниткой из оленьих жил, второй конец привязал к палке, стоявшей торчком.

– Теперь толкни палку ногой, сколько есть у тебя силы.

Журавлёв закрыл глаза, чувствуя, что даже на морозе лицо его покрывается липкой испариной. «Была не была!» – воскликнул он мысленно и толкнул палку ногой. Вырванный больной зуб окрасил снег кровью. Выплюнув кровь, Журавлёв поднял зуб и промычал:

– Это будет мой амулет.

Смеялся стеснительно Тагро, боясь обидеть друга. Журавлёв грозил ему кулаком с шутливой свирепостью. Смеялись чавчыват, проникаясь к Кэтчанро всё большей симпатией и уважением.

В тот же день нежданно-негаданно приехал в Красную ярангу Медведев. Два русских человека обнялись и долго хлопали друг друга по спинам, выколачивая обильный иней из кухлянок.

– О, да у тебя закурчавилась борода! – воскликнул Артём Петрович, разглядывая похудевшее лицо Журавлёва. – И кажется, тоже рыжая.

– Нет, русая.

– Ну, ну, вижу, что русая. – Медведев обнял и Тагро. – Ну, как вы тут поживаете?

– Весело живём! Жрать нечего, зубы болят, по палатке какой-то мерзавец каждую ночь стреляет. – Журавлёв показал на верхушку палатки. – И флаг наш тоже прострелен. Революция есть революция! Она не может быть без простреленного флага.

Медведев с крайне озадаченным видом осмотрел палатку, вгляделся в флаг.

– Да-а-а, действительно живёте весело… Что это ты как-то странно разговариваешь?

– Он часа два назад сам себе зуб вырвал, – не без восхищения сказал Тагро. – Теперь у него есть талисман. И ещё вот такой появился у нас талисман. – Нырнул в палатку, тут же вернулся, показывая череп евраж-ки и две гильзы с волчьими когтями, связанными ниткой из оленьих жил. – Вот что повесили нам перед входом в палатку.

Медведев долго разглядывал связку из черепа зверька и гильз винчестера.

– И кто же вам преподносит такие подарочки?

– Вапыскат! – без малейшего сомнения воскликнул Журавлёв. – Это он… больше некому.

– Может, он, может, и не он, – возразил Тагро.

– Ну что ж, сухарей и галет я вам привёз предостаточно. Идёмте пить чай. И там уж попытаемся кое в чём разобраться.

Медведев принялся распаковывать свою нарту.

Вечером, после того как гости Красной яранги разошлись, Артём Петрович с Журавлёвым и Тагро забрались в полог, вскипятив на примусе чаю и сварив горшок гречневой каши, обильно сдобренной нутряным оленьим жиром.

Журавлёв уплетал кашу, порой, правда, болезненно морщась, прикладывал руку к щеке.

– Я предлагаю связать этого часоточного мужичонку и увезти на берег! – набив кашей рот, едва смог выговорить Журавлёв. – До чего же приятна обыкновенная христианская пища! Шевелись, шевелись, Тагро, а то не успеешь оглянуться, как я зачищу дно кастрюли!

– Ешь, ешь, – великодушно подбадривал друга Тагро, – ты же соскучился по русской пище. А я чукча, для меня лучше мяса оленя нет ничего в мире, в котором мы пребываем.

– Вапыската надо скрутить! – твердил своё Журавлёв.

Медведев медленно и увесисто погрозил ему пальцем:

– У тебя есть доказательства?

– Интуиция подсказывает.

Медведев поправил фитиль свечи.

– О Пойгине, насколько мне помнится, твоя интуиция тоже кое-что говорила. Да ведь наврала интуиция…

– Может, и не очень наврала. Поживём, посмотрим.

– Так пора кое-что уже и увидеть бы.

– Пойгин, конечно, это не Вапыскат. Откровенный враг, и всё. Этот, можно сказать, готовенький, в чистом виде. Впрочем, как хотите, пусть он нас перестреляет, как куропаток…

– Может, вам выехать на берег? А сюда приедут те, кому полагается расследовать подобные дела?

– Нет уж, извините, дорогой Артём Петрович! – Журавлёв протестующе взмахнул рукой. Свеча замигала, едва не потухла. – Извините. Лично я такого удовольствия какой-то здешней сволочи не доставлю. Уехать – это значит сдаться.

– Я тоже ни за что не уеду! – сказал Тагро, и по виду его было заметно, что он более чем твёрд в своём решении. С шуткой добавил: – Мы тут ещё не всех обучили играть в шахматы, не говоря уже о грамоте. Кэтчанро, правда, старается, но вот, к примеру, Вапыскат ещё не знает ни одной буквы.