Белый шаман - Николай Шундик

Чукчи зашумели, показывая в сторону моря.

– Пойгин на охоте, – пояснил Чугунов. – Этот мужик не из лежебок. Я не знаю, когда он и спит.

– Ятчоль варкин? – так же громко спросил Величко.

И люди, как-то вдруг странно умолкли, если и переговаривались, то вполголоса, поглядывая на русского очоча настороженно, а кое-кто даже с явным отчуждением.

– Этот спит, – пренебрежительно сказал Степан Степанович. – Этот, поди, уже и бражки налакался.

Величко облокотился о прилавок, внимательно оглядел чукчей из-под полуопущенных век, как бы прикидывая, с какой стороны к ним подступиться, тихо сказал:

– Ну-ну, это мы всё проверим и учтём. Пьяниц в руководстве, разумеется, не потерпим.

Сказал и подумал: «Что я о них знаю? Не лучше ли дождаться Медведева? Скорей бы он приехал. К тому же и секретарь райкома с ним душа в душу… Ну а если им нужен Пойгин… пусть будет Пойгин, какое мне до этого дело?»

Но вот в сознании Величко всплыла совсем другая мысль, которую он уже не один раз прогонял: нельзя опускать руки, пора показывать свой характер. Да, это рискованно, очень рискованно, однако есть немало шансов доказать, что он кое-что значит, он всё-таки личность, независимая личность, со своими взглядами, со своей манерой гражданского поведения. Теперь уже ясно, что с первым секретарём райкома партии у него отношения не наладятся. Сергеев не скрывает своей неприязни к нему. Зато Медведев у секретаря в чести. А не просчитается ли товарищ Сергеев с его политикой, которая вряд ли чем-нибудь отличается от политики Медведева? И дело не только в злополучном Пойгине. Дело в принципе! Сергеев сейчас находится в серьёзном конфликте с работниками Дальстроя. Однако с этой организацией шутки плохи, всё-таки она ни много ни мало находится в подчинении самого Наркомата внутренних дел. А секретарь райкома как раз и обвиняет кое-кого из работников Дальстроя в том, что они, как ему кажется, не всегда проявляют должную чуткость к местному населению. Но если чуткостью именовать благоволение к таким типам, как Пойгин, – далеко можно зайти. Кто поручится, что Сергеев в своём споре не проиграет? И что скажут ему, Игорю Семёновичу Величко, если в результате его ответственной командировки председателем артели выберут шамана? После этого может такой шум подняться, что свет не мил станет. Нет, шалишь, он не пойдёт на поводу у Медведева. Тут можно, в конце концов, дать бой и самому секретарю райкома, поскольку дело касается принципов.

Облокотившись о прилавок, Величко жадно затягивался папиросой.

– Ну вот что, Степан Степанович, закрывай свою лавочку, – словно бы и шутливо, но в то же время и с вызовом сказал Величко. – Вечером, в семь часов, проведём собрание. Может, не совсем собрание, скорее беседу, потому что я не знаю, кого же всё-таки избирать председателем артели.

– Давайте дождёмся Медведева. Он тут самый авторитетный человек. Он всех и всё знает, зря не посоветует.

– А райком? Райисполком? Это тебе не авторитет? Или тут вотчина Медведева? Может, и ты в князьки метишь?

Ошеломлённый Чугунов долго молчал, усмехаясь зло и в то же время конфузливо, как бы очень стыдясь того, что увидел уполномоченного района с такой неблаговидной стороны. Наконец сказал:

– Ну-у-у, знаешь, всякое от тебя ждал, а вот про такое, понимаешь ли, и подумать не мог…

– А ты подумай, подумай. Иногда нелишне. И митинги в этом универмаге прекрати. Лучше занимайся своим непосредственным делом. Пропагандист из тебя липовый, дров наломать можешь…

– Нет, шалишь, братец! Я на самый край света для чего сюда прибыл, а? Для шила и мыла? Дудки! Я здешним людям душу свою отдаю. Я правду про нашу жизнь рассказываю! Я им веру свою…

Чугунов медленно подступался к Величко, удивительно яркий и великолепный в своём гневе и обиде, так что Величко даже заулыбался, испытывая искреннее чувство симпатии к этому человеку. Чукчи попритихли, изумлённо разглядывая русских, стараясь понять, что произошло между ними. Величко по-дружески дотронулся до плеча Степана Степановича и сказал с покровительственным добродушием:

– Ну, ну, успокойся. Да пойми, в конце концов, я же для твоей пользы. Здесь всё так дьявольски сложно. Сам не заметишь, как в беду попадёшь.

– Не боюсь я никакой беды!

– Не ерепенься. Вы тут явно поотстали, попритупили восприятие, не улавливаете остроты момента…

– Улавливаем! Всё, что нужно, улавливаем!

– Ну, ну, как знаешь. – Величко раскрыл портсигар, протянул Чугунову, терпеливо дождался, когда тот возьмёт папиросу, – Ну вот, так-то оно лучше. Береги нервы. Мы ещё с тобой вечером «пульку» сгоняем, если Надежда Сергеевна поддержит. Как она… в преферансе что-нибудь смыслит? На Севере многие бабы и это освоили…

– Она тебе не баба, а женщина… Слава богу, ничего такого не освоила. Как была, так и осталась женщиной…

Тынупцы собрались в клубе культбазы. Прежде чем занять главное место за столом президиума, Величко сказал Надежде Сергеевне тоном усталого человека, обременённого непомерной ответственностью:

– Вся надежда на вас. Разговор, видимо, будет трудным, надо донести до чукчей очень тонкие и важные вещи. А я, к сожалению, так и не освоил язык…

– Не лучше ли дождаться Артёма Петровича? – спросила Медведева, зябко кутаясь в белый пуховый платок.

Величко погасил вспыхнувшее раздражение тем, что невольно залюбовался Надеждой Сергеевной. «Бог ты мой, сколько в ней женственности. Даже сквозь пуховый платок видно, что бог, сам бог вылепил её плечи…» Вслух сказал:

– Жаль, конечно, что Артём Петрович так некстати отправился в тундру.

– Почему же некстати? У него там немало важных дел.

– Я в том смысле, что он здесь очень нужен именно в этот момент. Я мог бы и отложить собрание на день, на два, но время не ждёт. – Величко задержал взгляд на лице Надежды Сергеевны. – Кстати, у меня и с вами ещё должен состояться разговор по школьным делам. Надеюсь, вы не забыли, что я всё-таки ваше непосредственное начальство…

– Что вы, Игорь Семёнович, это я помню.

– Вы удивительно похорошели, – осторожно сказал Величко, как бы тайно страдая, что служебное положение не позволяет ему быть намного прямее в выражении симпатии к этой женщине. Со вздохом добавил, отводя глаза в сторону: – Неодолимая это сила… женственность…

Величко ждал, как отзовётся Медведева на его слова, стараясь не показывать своего напряжения. Однако Надежда Сергеевна промолчала, только бросила на собеседника мимолётный взгляд. Но Величко успел заметить, как тень досады пробежала по её тонкому лицу.

Чукчи размещались на скамьях, а некоторые усаживались просто на пол. Многие из них курили трубки.

– Ну и чадят! – с добродушной насмешкой сказал Величко. – Школьники не балуются трубками?

– Случается. Но главное, родители перестали возмущаться, что их детей лишают такого удовольствия.

– Вы что так зябко кутаетесь в свой роскошный платок? – Величко уже откровеннее посмотрел на Медведеву, стараясь, чтобы она заметила именно то, что минуту назад хотел скрыть от неё. И вопрос, конечно, таил недосказанное, мол, случается, что нас, грешных, порой одолевает озноб невольного возбуждения особого сердечного свойства: не это ли самое происходит и с вами?

И опять по лицу Медведевой пробежала тень досады. Однако она вежливо улыбнулась и сказала:

– Меня почему-то очень беспокоит предстоящее собрание… Надо было бы всё-таки дождаться Артёма Петровича.

Опустив голову, Величко долго разминал папиросу, едва приметно усмехаясь. Когда прикурил, сказал, кивнув в сторону Чугунова, который что-то объяснял больше жестами, чем словами, председателю Тынупского сельсовета старику Акко.

– Прелюбопытный малый. Уж так ему хочется быть настоящим агитатором. А пороху не хватает…

– Как знать, может, именно ему-то и удастся войти в душу к этим людям…

– С чем войти?

– Это очень добрый и честный человек. С тем и входит…

– Доброта и честность – это, конечно, немало. Но надо и ещё кое-что иметь… к примеру, политическое чутьё.

Медведева снова поёжилась, кутаясь в платок, посмотрела прямо в глаза Величко с выражением какой-то почти обидной отстранённости.

– Думаю, что и этого у него вполне достаточно…

– Вы так полагаете? Что ж, посмотрим, жизнь нам всем устраивает довольно суровый экзамен. – Величко оглядел переполненный клуб. – Не подскажете ли, кто тут Пойгин?

– Вон тот, в самом углу. Сидит на корточках. На индейского вождя похож.

– На вождя? Скажи пожалуйста. Вождь – и вдруг на корточках. Впрочем, и в самом деле, есть, есть в нём что-то такое. Правда, для шамана он недостаточно экзотичен.

– Какой он шаман? По существу, он антишаман…

– Вот даже как. Чувствую, чувствую влияние Медведева.

Надежда Сергеевна поморщила лоб и сказала, глядя с прежней отстранённостью мимо собеседника: