Марсианские войны - Лоуренс Уотт-Эванс

Мертвецы лежали у их ног, вытекшие мозги уже успели застыть.

Наконец Байяр сказал:

— И все-таки это призраки. У них мертвые лица.

— На них доспехи, значит, это демоны, — возразил Казар.

— Но не русские демоны.

— Если они пришли с севера, то русские. Без вопросов.

— У русских нет демонов, — упирался Байяр. — Они безбожники. Ни богов, ни демонов. Это же логика.

Молчание.

— Есть еще те, кто построили Новую Стену, — сказал Байяр, понизив голос.

— Призраки ничего не строят, — парировал Казар. — Они только бродят по караванным тропам, непогребенные и несчастные.

— Но у призраков нет мозгов. У них нет ружей, которые чихают огнем.

— Эти ружья называются «чох», — поправил его Казар.

Байяр поскреб подбородок.

— А кто провозгласил тебя ханом?

Казар оставил вопрос без ответа. Носком сапога он слегка подтолкнул легкое, словно полое, тело.

— Его можно убить, значит, он не призрак, хотя лицом и напоминает череп без кожи.

— Возможно, демон.

— Есть только один способ это выяснить, — сказал Казар, опускаясь на колено. — Мы снимем с него кожу.

— И что это докажет?

— У призраков нет костей, а у демонов есть. Если обнаружим кости, то это демон, и хватит спорить.

— Хорошая теория.

— И я ее сейчас докажу, — не откладывая дела в долгий ящик, Казар принялся разрывать доспехи, покрывавшие тело мертвеца.

Однако панцирь не поддавался. Как ни старался монгол, он не смог снять ни рукавиц, ни ботинок. Наверное, доспехи представляли собой единое целое.

Оставалась еще дыра, проделанная стрелой. Казар вырвал ее с первой попытки. Вместе со стрелой, зацепившись за наконечник, вылезло что-то липкое и густое, не похожее ни на кровь, ни на внутренности.

— Зеленой крови не бывает, — покачал головой Байяр.

— Это не кровь, — фыркнул Казар.

— Если не кровь, то что?

Казар задумался. Байяр вдруг чихнул, да так сильно, что сгустки соплей полетели во все стороны.

— Ха! — воскликнул Казар. — Это же сопли!

Он воткнул стрелу в песок, чтобы потом подобрать, и вытащил из-за пояса кинжал. Только теперь доспехи стали неохотно поддаваться. Работа шла тяжело, но Казар явно был настроен довести ее до конца. Устав от ожидания, Байяр отвернулся и сказал:

— Я требую обещанную тобой баранину. Сейчас.

— Сначала клятва, — напомнил Казар.

— Какая клятва?

— Я скажу, а ты просто повторишь.

— Ради жареной баранины я скажу все, что угодно, — заявил Байяр.

— Повторяй за мной: я клянусь в вечной верности и преданности тебе.

Байяр сглотнул и, поколебавшись, повторил:

— Я клянусь в вечной верности и преданности тебе.

— Я пойду впереди тебя навстречу твоим врагам, сколь бы много их ни было. Всех прекрасных девушек и замужних женщин, которых я захвачу, и всех коней я отдам тебе.

— Я пойду впереди тебя навстречу твоим врагам, сколь бы много их ни было, — эхом вторил Байяр. — Всех прекрасных девушек, замужних женщин и коней, которых я захвачу, я отдам тебе.

— Во время охоты, — продолжал Казар, — я первым принесу тебе диких зверей. Если же в бою я ослушаюсь твоего приказа или в мирное время поступлю противно твоим интересам, то лиши меня моих жен и моего имущества и изгони меня в пустыню.

Байяр сглотнул еще раз и послушно повторил последние слова клятвы. Казар с довольным видом кивнул. Все это время он неотрывно работал.

— Что это за клятва? — удивился Байяр.

— Ты что, нигде не учился? Такую клятву приносили Чингисхану его конники.

— Я не очень хорошо знаю историю Чингисхана, — признался Байяр.

Казар вскинул голову.

— Что же ты за монгол, если не знаешь наизусть жизнь хана Чингиса?

— Мы учились по советской системе, — жалобно произнес Байяр.

Казар только хмыкнул. Он уже проделал в доспехах дыру размером с кулак. Через нее можно было увидеть грудную клетку, причем покрывающая ребра бледно-розовая плоть скорее напоминала какой-то ядовитый гриб, чем человеческое мясо. Зато сочащаяся из раны кровь была краснее, чем у людей.

Казар провел кинжалом по грудине сверху вниз, и кожа разошлась, как будто была натянута на деревянную рамку; оказавшиеся под ней ребра после первого же удара сломались, словно сухие палочки. В ночной тишине звук показался громким и каким-то неприятным.

Пока Казар выяснял, с кем они столкнулись — с призраками или демонами, Байяр добрался до овечьей туши и принялся разрывать мясо грязными пальцами. На фоне неба его копошащаяся фигура казалась каким-то огромным степным зверьком, выбравшимся из норы. Затраченные усилия дали мало плодов, мясо оказалось жестким, и в руках монгола осталось лишь несколько клочков черной жесткой массы. Да и те тут же рассыпались. Несколько кусочков упали на шерстяные штаны, и те затлели. Издав вопль боли, Байяр вскочил и запрыгал вокруг туши.

— Забираю клятву назад, — прорычал он.

— Клятву нельзя забрать назад, — хмыкнул Казар.

— И все-таки я ее забираю, — настаивал Байяр.

— Не можешь. Клятва священна.

— Я давал ее в обмен на свою долю жареной баранины. Но на этих черных костях ничего не осталось. Все обуглилось. Ты это знаешь. И знал раньше.

— Ничего я не знал. Просто взял с тебя клятву в удобное для этого время.

Сложив руки на груди, Байяр с вызовом посмотрел на Казара.

— Нет мяса — нет преданности.

— Ты уже поклялся мне в преданности. И обойдешься без баранины, как и я.

Байяр подошел к трупу и заглянул в грудную полость, вскрытую Казаром. Ни одного знакомого органа.

— Я вижу кости.

— Да, кости есть.