Принеси мне их сердца - Сара Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня постепенно наполняет облегчение, сдерживаемое осторожностью. И’шеннрия позволила энциклопедисту меня осмотреть? Зачем ей раскрывать мой секрет? И Гавик, приказывающий своим людям позаботиться обо мне? О доброте душевной не может быть и речи, значит, это было ему выгодно. Значит, он подозревает меня в чем-то. Получила ли Фиона в конце концов то, что хотела, или все было зря?
От беспокойства боль усиливается, и я сглатываю.
– Этот энциклопедист… Как он выглядел?
– Высокий, с белыми усами, – поясняет Малахит с того места, где стоит, прислонившись к стене. – Скучный тип.
Реджиналл. Без сомнения, это Реджиналл. И’шеннрия отправила его ко мне, чтобы он изобразил энциклопедиста, – очень умно.
– А что еще он сказал? – спрашиваю я. Люсьен делает горничной знак принести воды, и она поспешно уходит.
– Он сказал, что тебе лучше отдохнуть дома, – отвечает принц. – Я пообещал леди И’шеннрии отправить тебя к ней, как только ты очнешься, и собираюсь сдержать обещание. Малахит, вызови ей карету.
Малахит подмигивает мне и выходит из комнаты. Остаемся лишь мы с Люсьеном да легкий ветерок, который теребит свободные пряди волос принца, и я рассеянно тянусь к одной, чтобы дотронуться, приятно отвлекаясь от собственной боли.
– Как шелк, – вырывается у меня. Лицо Люсьена мрачнеет.
– Я боялся, что ты никогда не проснешься… – Его голос ломается, и я ломаюсь вместе с ним.
– Ты не можешь, – Я ненавижу свой умоляющий тон. – Ты не должен беспокоиться обо мне.
– Ты думаешь, я не пытался прекратить? – спрашивает он. – Я пытался, боги знают, как я пытался, но каждый раз, когда я смотрел на тебя, становилось все труднее и труднее, пока… – Он тянется к моей руке, накрывая ее собственной теплой ладонью. – Я так рад, что ты жива.
Я рассыпаюсь на осколки в его руках. Его слова точно удар молота в центр паутины из трещинок, о существовании которой я и не подозревала. Я бросаю взгляд на отцовский меч; неделями каждую ночь после их смерти я сжимала его и плакала о родителях, просила богов забрать и меня тоже, освободить от участи монстра и воссоединить с ними – все это всплывает в моей памяти, точно грозовое облако, закрывшее солнце. Я чувствую бегущую по щеке слезу, он замечает это и смахивает ее.
– Почему ты плачешь? – растерянно спрашивает он. – От боли? Я могу принести немного бренди…
– Н-нет. П-прости. Просто… мне еще никто такого не говорил.
Больше всего на свете мне хочется замереть в этом мгновении, держать его за руку. Но это невозможно. Это слабость. Я чудовище, а он человек. Мне нужно его сердце, тепере уже во всех существующих смыслах. Я хочу его внимания и жажду его крови. Мне нужно все.
Но забрав одно, я не смогу получить другое.
Убей его, – умоляет голод, его голос громче и яростней, чем обычно, словно тысяча голосов одновременно вместо одного. – Съешь его. Убей еГо. СъЕШь его. УбЕЙ…
Люсьен встает и отходит, возвращаясь со стаканом янтарной жидкости. Я жадно осушаю его, смущаясь, что ему приходится помогать мне пить.
– Не так я представляла наше первое свидание, – шепчу я. Он смеется, и этот звук словно мед для моих ушей.
ЗабЕРи его сЕРдЦе, сеЙЧас же! – Отчаянный вой голода напоминает рев урагана. – УбЕЙ его! УБЕЙ ЕГО!
Желание ослепляет меня, желание содрать кожу с его лица захлестывает, словно прилив в полнолуние, неумолимо и неудержимо. С ужасающей ясностью я понимаю, что если не уйду прямо сейчас, то наброшусь на него и покалечу. Голод настолько усилился – еще никогда он не был так силен. Словно я не питалась неделями, месяцами, в то время как без еды я провела всего день. Что со мной не так?
– Леди Зера? Что-то случилось?
Убей его…
– Я в п-порядке. – Я подавляю ужасающий голод с помощью накопленного годами опыта, но он сопротивляется, вновь и вновь вонзаясь в меня острым вихрем. – Мне просто нужно домой.
– Конечно, – кивает Люсьен. Малахит возвращается, и голод заходится воплем внутри, пока Люсьен помогает мне выбраться из постели. Он настаивает на том, чтобы отнести меня к карете, но едва тянется ко мне, как я выставляю руки, жестко отталкивая его в сторону. Чуть ближе, и он будет мертв. Чуть ближе, и я смогу дотянуться до его груди и вырвать этот проклятый богами жизненно важный орган. Люсьен смотрит на меня ошеломленно, пока Малахит не берет меня на руки. Я не протестую, и Люсьен плетется за нами с моим мечом, на лице его написана беспомощность.
Он не должен узнать, кто я, иначе возненавидит меня за обман, за мою природу. Но ему придется узнать, кто я, и очень скоро, если я хочу обрести свободу.
Лишь когда я уже в карете, меч рядом и Фишер везет меня домой, когда Люсьен так далеко от меня, что я уже не смогу ему навредить, только тогда я выпускаю непрошенный голод на волю.
Лишь тогда позволяю клыкам показаться наружу.
Неутихающая боль – первый признак того, что что-то не в порядке. Второй – кровь, проступающая сквозь повязку. Кровь означает лишь одно.
Я не исцелилась.
Прошел целый день, и магия Ноктюрны не исцелила меня.
* * *
Как только мы подъезжаем, И’шеннрия настолько стремительно вылетает из особняка, словно поджидала моего возвращения у окна. Через миг она уже рядом со мной и помогает выбраться из кареты. Мои ноги дважды подгибаются от боли, но она поддерживает меня сбоку, ни разу не приказав встать прямо или собрать волю в кулак. Реджиналл подменяет И’шеннрию на входе в особняк, где портрет лорда И’шеннрии приветствует меня теплым взглядом. Первое, куда падает мой взгляд, – огненный календарь, где стало на одну выжженную метку больше.
– Пять дней, – стенаю я. – Все, что у меня осталось.
– Тише, – ругается И’шеннрия. – Думай о выздоровлении.
– Мне наплевать, – ворчу я, каждый шаг, который я прохожу с поддержкой Реджиналла, отдается огненной болью в моих костях, – на выздоровление. Если я получу его сердце, мне полегчает. Его сердце. Единственное, что имеет значение.
– Ты бредишь, – вздыхает И’шеннрия. – Быстрее, Реджиналл, уложи ее на кровать.
– Я поеду на охоту, – настаиваю я, пока она укладывает меня и укрывает одеялами. – Я по-прежнему собираюсь… несмотря ни на что.
– Конечно, – кивает И’шеннрия. – А теперь прекрати нервничать и отдохни немного.
– Скажите это себе, – фыркаю я. Она выглядит полностью изможденной, платье так помято, словно она
