Демократизация - Патрик Бернхаген

Гендер в определениях демократии

Почти все определения демократии исходят из предложенного Робертом Далем классического разделения конкуренции (борьбы) и участия[488]. Конкуренция требует, чтобы хотя бы некоторые члены политической системы могли «оспаривать поведение правительства» через регулярные и открытые выборы. Конкуренция имеет отношение только к процедурам, использующимся для выявления лидеров, а не к количеству участвующих индивидов. Второе предложенное Далем измерение – участие – подразумевает число людей, которые могут участвовать в политике. Демократический режим должен «полностью или почти полностью отвечать интересам всех своих граждан»[489]. Следуя этой логике, определения демократии, предлагаемые современными учеными, обычно включают всеобщее избирательное право, или право голоса. Демократия нуждается в инклюзивном политическом участии, когда все взрослые на определенной географической территории обладают политическими привилегиями. В качестве примера рассмотрим определение демократии Ларри Даймонда, Хуана Линца и Сеймура Мартина Липсета[490]:

Демократия …обозначает… «высоко инклюзивный» уровень политического участия в выборе лидеров и политических курсов как минимум путем регулярных и честных выборов, из которого ни одна из основных (взрослых) социальных групп не была бы отстранена.

Третье общепринятое измерение – гражданские свободы – может быть охарактеризовано как свобода выражения различных политических мнений и свобода создавать политические группы и участвовать них.

Включает ли определение демократии женщин? На первый взгляд будет казаться, что да, поскольку женщины должны иметь возможность участвовать в выборах, и они включены в понятие «большая (взрослая) социальная группа». Политические теоретики феминизма предостерегают от предположения о том, что нейтральный язык означает включение. Действительно, Энн Филлипс, Кэрол Пэйтмэн и Айрис Янг показали, что абстрактные термины, используемые в политической теории, такие как «индивид» или «гражданин», представляющиеся гендерно-нейтральными, на самом деле означают белых мужчин[491].

Так считаются ли женщины «взрослыми» или «гражданами» и, следовательно, включены ли они в эти определения демократии? Или нейтральный язык фактически маскирует исключение женщин? Чтобы дать ответ на этот вопрос, нам следует глубже изучить определение демократии различными авторами. Рассмотрим, например, определение Сэмюэля Хантингтона[492]. Он утверждает, что правительство является демократическим, если «наиболее влиятельные принимающие решения лица избираются путем справедливых, честных и регулярных выборов, в которых кандидаты свободно борются за голоса, и в которых, фактически, все взрослое население обладает правом голоса». Хантингтон идет дальше, однозначно утверждая, что «в той степени, к примеру, в какой политическая система ограничивает участие в выборах часть общества – как сделала политическая система в Южной Африке для 70 % населения, представленных чернокожими, Швейцария – для 50 % населения, которые составляли женщины, или США – для 10 % населения, которые являлись чернокожими жителями южных штатов – в той степени она недемократична»[493].

Хантингтон явно включает женщин в определение, отнюдь не делая их невидимыми. Действительно, Хантингтон – почти единственный, кто упоминает женщин и меньшинства в явной форме. В большинстве определений используются обобщенные термины, такие как «взрослые», или «люди», без конкретного указания на то, кто может быть исключен.

Но несколькими страницами далее в книге Хантингтона выясняется, что женщины в конечном счете могут быть исключены. Хантингтон продолжает[494], называя «основные разумные критерии обретения политическими системами XIX в. минимально необходимых демократических характеристик в контексте своего времени». Один из этих операциональных критериев заключается в том, что «50 % взрослого мужского населения обладают правом голоса». Рабочее определение Хантингтона на основе этого критерия приводит к ограничению обладающего правом голоса населения до 25 % общего взрослого населения. И наконец, хотя бы для более ранних исторических периодов оно позволяет определять государства как демократические, даже если у женщин нет права голоса.

Практическое исключение женщин из определения, которое, на первый взгляд, их включает, можно встретить также в работе Дитриха Рюшемайера, Эвелин и Джона Стивенсов. Авторы начинают с достаточно типичного определения демократии – «регулярные, свободные и справедливые выборы представителей при всеобщем и равном избирательном праве»[495]. Действительно, они утверждают, что «как бы детально мы ни определяли демократию, она не значит ничего, если не включает правление большинства или участие большинства в правлении»[496]. Но снова, переворачивая несколько страниц, мы видим, что женщины исключены из определения «большинства». Рюшемайер и Э. и Дж. Стивенсы объясняют, что они «выбирают в качестве критического порога, позволяющего говорить о демократии в исторических исследованиях, право голоса для мужчин, вместо действительно всеобщего избирательного права»[497]. Таким образом, государства считаются демократическими при наличии избирательных прав у всех мужчин. Определения демократии Хантингтона, Рюшемайера и соавторов едва ли единственные, включающие женщин в принципе, но в действительности их исключающие. Чтобы ознакомиться с рядом других примеров, обратитесь к статье Памелы Пакстон[498].

Если женщины часто не учитываются в традиционных теориях демократии, то что можно сказать в отношении новой тенденции обсуждения качества демократии? Теоретики качества демократии вместо проведения различий между демократиями и недемократиями фокусируются на определении того, что такое «хорошая» демократия. И более вероятно, что гендер будет упомянут в определениях качества демократии. Ларри Даймонд и Леонардо Морлино утверждают, что восемь параметров помогают дифференцировать демократии по качественному признаку: верховенство закона, участие, конкуренция, вертикальная и горизонтальная подотчетность, уважение к гражданским свободам, большее политическое равенство и способность к реагированию (responsiveness). Равенство – релевантный параметр для включения женщин. Даймонд и Морлино[499] определяют этот параметр как «прогрессивное внедрение большего политического (и лежащих в его основе социального и экономического) равенства». Далее они объясняют, что условие равенства с точки зрения качества демократии «включает запрет на дискриминацию на основе гендерных, расовых, этнических, религиозных признаков, политической ориентации или других внешних условий»[500]. Упор на качество демократии, таким образом, открывает возможность для полноценной дискуссии по поводу гендера в политической теории. Однако до сих пор при оценке качества демократии участие или представительство женщин в полной мере не принималось во внимание (см., напр.,[501]).

Чрезвычайно приятной особенностью сосредоточения внимания на критерии равенства является признание того, что социальное и экономическое неравенство формируют неравенства политические. Как объясняет Дитрих Рюшемайер[502]:

Господствующие группы могут использовать свои социальные и экономические властные ресурсы в политической сфере напрямую в большей или меньшей степени. И они могут использовать свой статус и влияние – «культурную гегемонию», если кратко – в отношении образования, производства культурных ценностей и массовых коммуникаций, чтобы опосредованным путем формировать взгляды, ценности и предпочтения зависимых групп. Если это воздействие социального и экономического неравенства существенно не сдерживать, политическое равенство будет крайне ограниченным.

Несмотря на то что большинство современных дискуссий о политическом равенстве сконцентрированы на экономической власти, благосостоянии или социально-экономическом неравенстве, их аргументы легко применимы к вопросам гендерного неравенства. Подумайте о мужчинах как о доминантной группе в гендерной стратификации и прочитайте предыдущую цитату снова. Чтобы увидеть, как гендерная стратификация может влиять на взгляды зависимой группы, рассмотрим недавнее исследование Ричарда Фокса и Дженнифер Лоулесс[503]. Эти исследователи обнаружили, что в выборке из мужчин и женщин с равной квалификацией мужчины с гораздо большей вероятностью выражали стремление к политической деятельности. Когда у женщин спрашивали, почему они не стремились в политику, они объясняли это тем, что ощущали себя неквалифицированными. Согласно этому исследованию, женщины социализируются таким образом, что верят, что недостаточно квалифицированы для участия в политике (см. также:[504]).