Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный - Роджер Желязны

В воздухе я ощущал запах дыма и пепла. Я чувствовал пронизывающую холодную влажность земли, на которой лежал. И то, что рядом есть кто-то или что-то. Вслушавшись, я уловил тихий стук потревоженного камня где-то справа от меня. И снова повисла тишина.

Я коснулся пальцем изгиба дужки спуска и повернул ствол в направлении звука.

И вот, нежно-нежно, словно птичка колибри, которая спускается на медоносный цветок, в голову мою, в это мое сумрачное жилище, проникло какое-то щупальце.

«СПИШЬ, СПИШЬ, — казалось, шептал кто-то, — и пока просыпаться не будешь. Не будешь, пока не разрешу. Ты спишь и слышишь меня. Так и должно быть. Нет причин просыпаться. Спи крепко, глубоко, как я тебе велю. Это очень важно, чтобы ты…»

Я не мешал, потому что уже полностью проснулся. Я подавил реакцию и разогнал дремоту, пока пелась усыпляющая формула.

Минуту спустя, когда я по всем правилам наверняка был погружен в сон, в том же направлении, где и раньше, послышался шум движения.

Тогда я приоткрыл глаза и внимательно всмотрелся в очертания теней.

За одним из валунов, примерно в тридцати футах от меня, появился силуэт, которого не было в момент моего отхода ко сну. Я наблюдал за ним, пока не заметил легкого шевеления. Удостоверившись в его местоположении, я щелкнул предохранителем, очень тщательно прицелился и потянул спуск, прочертив линию по грунту примерно в пяти футах от силуэта. Благодаря углу выстрела в его сторону полетели куски гравия, грязи и песка.

«ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО ВЗДОХНУТЬ — И Я РАССЕКУ ТЕБЯ ПОПОЛАМ!»

— пригрозил я ему.

Затем я встал, не спуская его с прицела. Когда я заговорил, то заговорил по-пейански, потому что в свете луча успел заметить, что за валуном притаился пейанец.

— Грин Грин, — усмехнулся я. — Такого увальня я среди пейанцев еще не встречал.

— Да, я совершил несколько ошибок, — признался он, не выходя из тени.

Я тихо рассмеялся:

— Мягко сказано.

— Но у меня были на то извиняющие обстоятельства.

— Оправдания… Ты даже не выучил как следует закон скалы. Рано ты поднял на меня руку. Скала кажется неподвижной, но незаметно движется, — я покачал головой. — Бедные твои предки, как могут они покоиться в мире после такого халтурного отмщения, о?

— Я опасаюсь, что приближается мой конец.

—: А почему бы и нет! Не станешь же ты отрицать, что выманил меня сюда единственно с целью добиться моей гибели?

— Почему я должен отрицать очевидное?

— Тогда почему бы мне не довести дело до логического конца?

— Но подумай, Фрэнсис Сандау, будет ли это логично? Почему я должен был действовать таким образом, когда мог дождаться твоего появления там, где я находился бы в более выгодном положении?

— Вероятно, я потряс твои чувства вчера вечером.

— Не такой уж я нервный. Нет, я пришел сюда, чтобы получить над тобой контроль.

— И проиграл!

— … и проиграл.

— Зачем тебе это понадобилось?

— Мне нужен ты.

— Для чего?

— Мы должны как можно быстрее улететь отсюда, ведь в твоем распоряжении имеется средство передвижения.

— Естественно, но чего ты испугался?

— За всю жизнь, Фрэнсис Сандау, ты приобрел несколько друзей и множество врагов.

— Называй меня просто Френк. У меня такое чувство, словно мы давно знакомы, мертвый.

— Тебе не следовало посылать вчера сообщение, Френк. Теперь о твоем присутствии знают, и если ты не поможешь мне бежать, то встретишься с еще более страшным, суровым мстителем, чем я.

Ветер переменил направление, и до меня донесся сладковатый, отдающий плесенью запах, так пахнет кровь пейанцев. Я щелкнул кнопкой фонарика и направил луч на Грин Грина.

— Ты ранен?

— Да.

Я опустил фонарик, отступил боком к рюкзаку и раскрыл его левой рукой. Отыскав пакет первой помощи, я перебросил его пейанцу.

— Сделай перевязку, — произнес я, снова поднимая фонарик. — Они дурно пахнут, твои раны.

Он развернул бинт и повязал его поверх глубокой раны на плече и предплечье. На несколько ран помельче, на груди, он не стал обращать внимания.

— Похоже, тебе пришлось драться.

— Пришлось.

— И как дела противника?

— Я ранил его. Мне повезло, я почти его убил. Но теперь уже слишком поздно.

Я заметил, что у него нет оружия, поэтому уложил пистолет в кобуру и подошел к нему.

— Делгрен из Дилпеи шлет тебе горячий привет, — сообщил я. — По-моему, тебе посчастливилось попасть в его ассенизаторский список.

Он усмехнулся:

— Делгрен был следующим на очереди после тебя.

— Ты по-прежнему не убедил меня. Почему я должен оставить тебя в живых?

— Но я возбудил твое любопытство, что и охраняет пока мою жизнь. Ты даже снабдил меня бинтами.

— Но терпение мое истощается, как песок, просеивающийся сквозь мелкое сито.

— Тогда это ты не овладел законом скалы.

Я закурил сигарету.

— Сейчас пословицы выбираю я, а не ты.

Он завершил перевязку ран.

— Предлагаю сделку.

— Какую?

— У тебя где-то есть спрятанный корабль. Возьми меня с собой и увези с этой планеты.

— Я что я получу взамен?

— Жизнь!

— Едва ли ты можешь мне угрожать.

— Я тебе не угрожаю. Я предлагаю свои услуги, чтобы спасти твою жизнь, если ты спасешь мою.

— От чего спасать?

— Ты знаешь, что я возвратил к жизни нескольких людей?

— Да, ты стащил Воспроизводящие Ленты… Кстати, как ты это смог сделать?

— Телепортация. Это мой дар. Я могу переносить небольшие предметы с места на место. Много лет назад, когда я только начинал подготавливать мою месть, я несколько раз посетил Землю, и каждый раз, кстати, кто-то из твоих врагов ли, друзей ли, но умирал. Потом я ждал, пока не накопил достаточных средств, чтобы купить эту планету, которая казалась мне самым подходящим местом.

А для мироформиста несложно научиться обращаться с Лентами.

— Друзей, врагов… Ты воспроизвел их тут?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы ты увидел, как снова будут страдать твои близкие и любимые, прежде чем сам умрешь. О Боже, жаль, что это не получилось. А твои враги должны были наслаждаться твоими мучениями.

— А почему ты поступил так нехорошо с человеком по имени Данго?

— Он меня раздражал. Это должен был быть образец и предвестие для тебя. Заодно я избавился от него, доставив ему максимум мучений. Таким образом он служил сразу трем полезным делам.

— Какое же третье?

— Мое удовольствие, конечно.

— Понятно. Но почему здесь, на Иллирии?

— О Боже! Разве это не твоя любимая планета после Вольной, которая недоступна? Разве это не твое любимое детище?