Заложники обмана - Майкл Уивер

Вздох Дарнинга долетел из Вашингтона до Амальфи.

– Ты была прекрасным юристом, но сейчас говоришь совсем не как юрист. Какие у меня гарантии, что ты не исчезнешь снова, как только твоего сына передадут в Красный Крест?

В разговор вмешалась телефонистка и предупредила, что надо произвести дополнительную оплату; несколько секунд Пегги потратила на то, чтобы бросить в телефон монеты. И за эти секунды нечто давнее пронзило ее, как личное, надолго позабытое горе, и этого оказалось достаточно, чтобы перенести ее в иное время, в иное измерение.

– Как ты мог это сделать, Генри? – вырвалось у нее, и даже голос ее изменился, смягченный болью десятилетней давности.

– Сделать что?

– Послать кого-то убить меня. Я имею в виду – тогда. Десять лет назад.

Он искал и не находил ответа.

– Разве ты не знал меня? – продолжала Пегги. – Я тебя обожала. Я скорее умерла бы, чем предала тебя. Для тебя я была готова на все. И доказала это.

Дарнингу понадобилось еще некоторое время, чтобы наконец ответить ей. И голос у него тоже изменился, как и у Пегги.

– Меня предало мое собственное безумие, а не ты. Что я могу сказать тебе, Айрин? Что если бы время обратилось вспять, я бы так не поступил? Хорошо. Я бы так не поступил. Ты полагаешь, что я горжусь содеянным? Я сделал еще худшее. Но похищение твоего мальчика не моя идея. Надеюсь, ты этому поверишь.

– Почему для тебя имеет значение, поверю или нет?

– Потому что ты любила меня когда-то. И, как это ни безумно звучит, я тоже любил тебя.

Пегги сидела, глядя перед собой в пустоту. Лживый ублюдок еще смел говорить о подобных вещах. И она почти готова была ему поверить.

– Это все из области истории, – устало проговорила она. – Единственная вещь, о которой я беспокоюсь сейчас, – это освобождение моего сына. Ты упомянул о гарантиях. Сказал, что не хочешь, чтобы я снова скрылась, когда Поли передадут в Красный Крест. Ладно. Какого рода гарантии ты хотел бы получить?

– Боюсь, это нечто большее, нежели просто гарантии.

– Что ты имеешь в виду?

– Это вопрос доверия, – сказал Дарнинг. – Я считаю, что сам я не могу принять…

Больше Пегги ничего не услышала.

Какой-то человек, незаметно для нее подошедший к будке, открыл дверь, выхватил у нее трубку и повесил на рычаг.

– Полиция, – произнес он и показал ей значок и удостоверение личности.

Пегги тупо уставилась на него. Вернее, на них, потому что рядом с первым она увидела еще двоих. Все трое были одеты в обычную, не форменную одежду, их машина была припаркована не дальше чем в десяти футах. Самая неприметная машина, только номера служебные.

В самом ли деле это полиция?

Впрочем, здесь это не слишком много значило. Длинная рука мафии протянулась почти ко всему. А в данном случае на другом конце руку держал и направлял Генри Дарнинг.

Господи, что я натворила.

Пегги вступила в маленький круг спокойствия и замкнула его вокруг себя. Она понимала, что покинь она этот круг – и все пропало.

– Будьте добры последовать за нами, – предложил детектив, который предъявил ей значок и полицейское удостоверение.

– Я не понимаю, в чем дело, офицер, – сказала Пегги. – Здесь явно какая-то ошибка.

– Нет, синьора. Ошибки нет.

– За кого вы меня принимаете?

Детектив молча смотрел на нее. Двое других тоже. Они, очевидно, не имели никаких определенных сведений о ней, кроме того, что она должна говорить по этому телефону и в это самое время.

– Я не преступница, – негромко проговорила Пегги, черпая уверенность в своем вновь обретенном спокойствии. – Я миссис Питер Уолтерс, американская гражданка. Живу вместе с мужем и сыном в собственном доме в Позитано. Я владелица художественной галереи в Сорренто.

Она протянула детективу свою сумочку.

– Здесь вы найдете мои водительские права, кредитные карточки и другие документы.

Он вернул ей сумочку не открывая.

– Я не сомневаюсь, что вы миссис Уолтерс. Но боюсь, что вам все же придется последовать за нами.

– Последовать за вами куда?

– В полицейский участок Амальфи.

– На основании какого обвинения? В том, что говорила по телефону-автомату с площади Флавио Джиойя?

Очевидно потеряв терпение, офицер взял ее за руку и попытался вытащить из будки.

Пегги ухватилась другой рукой за телефонный аппарат, рванулась и попятилась.

– Если вы от меня не отстанете, я начну кричать, брыкаться и вообще устрою такое представление, что сбежится по крайней мере две сотни разозленных и напуганных людей, чтобы выяснить, кого хватают силой. Именно этого вы добиваетесь? Этого хотите?

Детектив отпустил ее руку.

– Будьте же разумны, миссис Уолтерс. Нам известно не больше, чем вам. Мы просто выполняем приказ и делаем свое дело.

– Какой же у вас приказ?

– Доставить того, кто будет говорить по этому телефону.

В последующий момент относительного спокойствия она решила, что перед ней все-таки полицейские. Если бы это были гангстеры, она уже лежала бы на полу в будке мертвая, а их бы и след простыл. В конечном итоге это не столь уж существенно, однако теперь она хотя бы имеет возможность потянуть время.

– Если вы позволите мне позвонить американскому консулу в Сорренто, – сказала она, – то я потом последую за вами без всякого шума.

– Извините, миссис Уолтерс, но никаких звонков.

– Это часть полученных вами приказаний?

Детектив кивнул.

– Как ваше имя?

– Тровато. Сержант Тровато.

– Отлично, сержант Тровато, вы, как видно, очень хотите вынудить меня кричать и сопротивляться.

Сержант изобразил самое искреннее недоумение.

– Я просто не понимаю вас, миссис Уолтерс! Мы всего-навсего просим вас поехать с нами на пять минут в полицейский участок Амальфи. Если произошла ошибка, вас моментально отпустят. К чему создавать ненужные трудности для всех нас?

– Вы любите правду, сержант?

Тровато показал ряд белых, почти совершенных по форме зубов. Красивый и, без сомнения, вполне симпатичный полицейский офицер, решила Пегги, не имея ни малейшего представления о том, что этот симпатяга собирается с ней сделать.

– При моей работе, – ответил он, – правда столь редкое явление, что я почти позабыл, как звучит это слово.

– Тогда я постараюсь освежить вашу память, – сказала Пегги. – Вы, может, не поверите, но я создаю трудности для всех нас потому, что знаю: если я попаду в ваш полицейский участок, то живая оттуда не выйду.

Он уставился на нее:

– Не может быть, чтобы вы говорили такое всерьез, миссис Уолтерс.

– В самом деле? Я же говорила, что вы не поверите.

– Сожалею, – сказал он.

Самое нелепое, подумала Пегги, что он скорее всего действительно сожалеет. Вежливый, необычайно привлекательный мужчина старается выполнить свой повседневный долг и отправиться домой к своей семье, не причинив ненужной боли или беспокойства.

И даже когда он протянул к ней руку, это показалось не более чем теплым, человеческим жестом – один представитель рода человеческого тянется к другому в момент глубокого потрясения.

Мгновением позже она сделалась покорной, как святая, слабеющий вечерний свет еще более померк, и Пегги погрузилась в новую реальность тьмы и тишины.

Она не почувствовала, что падает, потому что сержант Тровато поддерживал ее, пока ее ноги не начали передвигаться.

Пегги поняла, что находится в тюремной камере, как только открыла глаза.

Она лежала лицом к окну, и прутья решетки перекрещивали сияющее золотом небо. Боли она не испытывала, только легкую неловкость в том месте шеи, на которое надавил ласковый сержант, чтобы прекратить приток крови к мозгу. Она чувствовала нечто похожее на то полное изнеможение, какое наступает порой после долгих и напряженных любовных упражнений, когда каждое движение дается с трудом и хочется отдаться полному бездействию.

Итак, они ее не убили.

При ее нынешнем взгляде на вещи сам этот факт приносил ей радость.

Глава 56

Министр юстиции просмотрел некоторые бумаги, а потом съел свой ленч у себя в кабинете, дожидаясь звонка Карло Донатти. Но то была лишь видимость работы и еды. Все его мысли сосредоточились на женщине, которую он знал как Айрин Хоппер.

Надо иметь смелость, чтобы предложить себя в качестве жертвы.

В этом жесте была душевная чистота, которая бросала ему вызов и наносила удар по его цинизму. Кроме того, это было гораздо больше, чем просто жест. Ее жизнь. Дарнинг был вынужден переоценить все, что он чувствовал и думал об этой женщине.

Разве ты не знал меня?

Очевидно, нет.

Но даже если бы знал, не в его натуре оказывать подобного рода доверие. Очень скверно. Будь он иным, это спасло бы многое множество жизней.

Донатти позвонил ему в два сорок семь.

– Все прошло удачно, – сообщил дон. – Можем мы встретиться сегодня вечером? Есть о чем поговорить.

– Обычное время и место?