Дочь Кузнеца - Ольга Сергеева

Калитка оказалась заперта. Нарил достал тот самый ключ из кармана и отпер замок. Занила с каким-то тайным удовлетворением отметила, что с отсыревшей дверью даже ему пришлось повозиться. Особенно, когда он запирал ее за их спинами. Она снова была в школе, и она снова была рабыней. Словно почувствовав ее смутную тревогу, Кор завозился у нее на плече, скользя пушистой кисточкой хвоста по ее обнаженной руке.

— А ключ так и потерялся, — проговорила Занила, чтобы не думать.

— Верно, умная маленькая рабыня. Ключ так и не нашли, — Нарил размахнулся и зашвырнул ключ куда-то за стену, в заросли зимнего парка. Завтра утром на калитке будет уже новый замок.

А к школе, не сговариваясь, шли вновь, пробираясь среди деревьев. «Хуже — понятие относительное», — так думала не только Занила.

Дверь в здание была не заперта, и в нем, как и обещал Нарил, стояла абсолютная тишина, обычная для ночного часа. В пустом холле горела масляная лампа, отбрасывая дрожащие тени по стенам. Занила хотела было повернуть к спальням рабынь, но Нарил окликнул ее:

— Куда ты в таком виде? Хотя бы платье высуши. Идем.

Занила сначала не поняла, куда он ее зовет, но потом послушно повернула за ним. Платье, так платье. Спать этой ночью она все равно не собиралась. Нарил привел ее в собственную комнату. Она располагалась в том же крыле, что и спальни девочек-рабынь, только ближе к кухне. Занила с любопытством оглядела помещение, совсем не такое уж маленькое и убогое, как можно было ожидать. В углу узкая кровать, покрытая темным покрывалом; около окна — стол, а у противоположной стены, напротив камина (невиданная роскошь для комнаты раба), плетеное кресло. Оно казалось бесконечно старым, удивительно, как еще не развалилось. Но Заниле оно показалось от этого еще уютнее. Только вид из окна подкачал: этим боком здание школы практически вплотную примыкало к внешней стене, и Занила разглядела в туманной темноте ночи только стволы деревьев.

Нарил присел перед камином и привычными выверенными движениями сложил там кучку из дров, а затем поджег ее. Действовал он при этом одной рукой, ну иногда еще помогая себе локтем второй. Занила наблюдала за его движениями, думая про себя, сколько же лет нужно, чтобы приобрести такую привычку. Когда огонь разгорелся, старый раб указал Заниле на кресло:

— Садись, — а сам отошел и опустился на кровать. Занила не стала себя упрашивать. Она пододвинула кресло поближе к камину и села в него, повернувшись к огню спиной. Нельзя сказать, чтобы она замерзла, но в мокром шерстяном платье было не слишком комфортно. Кор, очевидно тоже пригревшись, осторожно цепляясь коготками за ткань, спустился с ее плеча и устроился на коленях, принялся вычесывать уличный мусор из шерстки, перебирая ее длинными коготками и время от времени что-то выкусывая, при этом тихонько пощелкивая. Занила смотрела на него, поймав саму себя на мысли, что тихо улыбается. Она провела рукой по пушистой спинке. Звереныш дернулся, недовольный, что помешали его туалету. Сейчас при свете огня в очаге Занила вдруг заметила, что его шерстка была не просто серовато-бурой, как ей показалась. Она была красивого темно-серого цвета, а по спинке шли поперечные золотисто-коричневые полоски.

— Откуда у тебя все-таки этот сурикат?

— Кто? — Занила оторвалась от своего звереныша и взглянула на мужчину, сидевшего на кровати. Тот придерживал левой рукой правую, изуродованную, словно баюкая ее. «В такую погоду старые раны, наверное, болят», — мелькнуло в голове у Занилы. Мелькнула и пропало: есть вещи, которые вслух произносить не следует.

— Твой зверь, — Нарил кивком головы указал на Кора, обвившего длинным хвостом ее колени. — Это иглозубый сурикат. Ты не знала? — мужчина на минуту задумался, остановив изучающий взгляд на звереныше. — На обычного суриката, правда, похож мало.

— Не видела, — машинально ответила Занила, вновь запуская пальцы в пушистую шерстку. На этот раз Кор стерпел.

— Они живут в пустынях, — продолжил Нарил. — Хищники. Охотятся на всякую мелкую живность, да и на не очень мелкую. С такими-то зубами. Их в богатых Догатских домах заводят — сразу никаких крыс! Даже кошек не надо. Вот и твой, маленькая рабыня, наверное, сбежал откуда-нибудь: он совсем ручной, — Нарил говорил медленно, не отрывая взгляда от зверька, словно все это было написано среди полосок на его спинке. — А вот кошек они терпеть не могут, — закончил он.

— Ясно, — произнесла Занила, чтобы хоть что-то сказать. Ей по большому счету было все равно, кто такой Кор, и откуда он взялся. Она назвала его Кором — этого было достаточно. — Почему ты позволил мне взять его с собой? — вдруг произнесла она и сама тут же начала отвечать на свой вопрос. — Ты понял, что без него я не вернусь. Тебе бы, скорее всего, все равно удалось меня привести, но вот тихо — нет! И тогда меня, наверное, тоже бы убили: репутация школы и все такое. Очередной ущерб имуществу. Мабек Дагар бы расстроился, — Занила прервала свои размышления, ожидая, что Нарил как-то прокомментирует их: подтвердит или опровергнет, но он молчал. Он смотрел на язычки пламени, лизавшие дрова, и выражение его глаз было абсолютно спокойным. Даже шрам, казалось, распрямился, больше не оттягивая вниз угол рта и не уродуя его лицо. Занила поймала себя на мысли, что впервые смотрит на пожилого раба, а не на его шрамы. Он ничего не возразил на ее слова, и Занила закончила. — Почему ты стремишься во всем помочь Мабеку Дагару?

Занила спросила, но, если честно, она не верила, что старый раб ответит ей. Ей важна была его реакция, но Нарил вдруг произнес:

— Он выкупил меня.

— У кого?

— У кого — не важно, — усмешка вновь искривила шрам, разрушив равновесие этого странного лица. И еще Занила поняла, что больше не боится его. Она смотрела на него, как на человека, а не как на пугало из страшилок, что рассказывали друг другу девчонки по ночам. — Учись задавать правильные вопросы, маленькая рабыня!

— И как же будет звучать правильный вопрос?

— После чего он меня выкупил, — Занила не стала повторять вопрос, но Нарил этого и не ждал. Он поднял скрюченную правую руку к лицу. — Вот после этого, — он вновь перевел взгляд на огонь и принялся рассказывать. — Я родился несвободным, маленькая рабыня, но ты, наверное, и сама могла об этом догадаться. Я рос в том же доме, где жили и мои родители, и вместе с ними прислуживал нашим хозяевам. Много лет. Я был хорошим рабом, верным, потому что, знаешь маленькая рабыня, я считал: если ты хорошо служишь — твои хозяева ценят это, — он вдруг взглянул на Занилу, и та вздрогнула от боли, полыхнувшей в его глазах. — Оказалось, что этого недостаточно.