Двое для трагедии - Анна Морион

меня божественными. К сожалению, из-за конспирации, я мог проводить ночь с Вайпер лишь раз в три дня, чтобы избежать подозрений со стороны моих родителей. В эту ночь я охотился, а после охоты спешил к возлюбленной. Заниматься любовью с Вайпер было волшебно, но мне всегда приходилось напоминать себе о том, что она – очень хрупкая, и что, ненароком, я могу причинить ей боль или оставить на ее теле синяки своими объятьями и прикосновениями.

В эти ночи Вайпер встречала меня с удивительным спокойствием, даже зная о том, что всего четверть часа назад я совершил убийство и выпил кровь человека. Но она обнимала меня, прижимала к своему сердцу, без упреков, замечаний и отвращения. Это я испытывал стыд и отвращение от того, что буду целовать ее губами, которых коснулась кровь, и, чтобы избавиться от вкуса и запаха крови, сразу, по приходу, чистил зубы сильной мятной пастой (мои зубные паста и щетка стали обитателями ванной комнаты Вайпер).

Вайпер изменила меня и мой мир. Она была мне дороже всего. Даже моей собственной семьи.

Два месяца пролетели быстро. Слишком быстро.

Месяц март в Праге считается весной лишь в соответствии с календарем: улицы все еще полны зимнего холода, деревья все так же стоят обнаженные и мертвые, а земля покрыта слоем снега. Однако пражские девушки уже сменили тяжелые зимние пальто и куртки на достаточно легкие весенние пальтишки и пиджаки, что, с моей точки зрения, выглядело весьма опрометчиво.

К счастью, Вайпер не была так легкомысленна и продолжала носить свое черное пальто. «Не хочу заработать воспаление легких!» – со смехом говорила она. В такие минуты я думал о том, насколько хрупки люди – их может сломать любая болезнь, авария, и вообще – все, что угодно. Но, в большинстве случаев, болезни смертных протекают без каких-либо жертв (не считая психопатов), конечно, смертные испытывают плач, физические недомогания и страх за них их близких, но все же, никого не убивают. А мы, вампиры, в болезни еще опаснее и страшнее для людей, чем в здравом уме.

В середине марта Вайпер начала кашлять – это встревожило меня, и я, как одержимый, скупал лекарства в аптеке и готовил рецепты от кашля – от современных до Бог знает, когда написанных. Я был в постоянном страхе того, что болезнь заберет ее жизнь, а Вайпер смеялась и говорила: «Это всего лишь кашель! Я просто простудила горло! Это не смертельно!». Но ее слова никоим образом не успокаивали меня, и, чтобы уберечь ее от повторного заболевания, однажды я пришел к ней с огромным темно-фиолетовым шарфом, который приобрел в магазине специально для Вайпер, где попросил дать мне самый большой и теплый шарф, который только имелся у них в ассортименте.

– Вот, пожалуйста, всегда надевай его, когда выходишь на улицу, – попросил я, вручая шарф Вайпер.

***

– Седрик, спасибо, но ты чересчур волнуешься! Уверяю тебя, боль в горле скоро пройдет… – И тут я закашлялась, а все из-за забытого мною в Брно черного шарфа.

– Может, для человека это выглядит, как легкое помешательство, но, Вайпер, я очень напуган: я видел, как даже самые невинные болезни уносили тысячи жизней, – с серьезным и решительным видом настаивал Седрик.

– Бедный… Что ж, тогда не буду мучить тебя! – Я поцеловала его, и мы пошли в прихожую, к зеркалу.

Седрик забрал у меня шарф и стал собственноручно медленно обвязывать им мою шею. Когда дело было сделано, я обернулась к зеркалу и умиленно улыбнулась: результат работы Седрика был просто ошеломляющим! Шарф, длинный и связанный из мягкой овечьей шерсти, как стояло на бирке, целых четыре раза оборачивался вокруг моей шеи, и от этого она казалась необычайно мощной. Мне захотелось рассмеяться, но я тут же вспомнила встревоженное лицо любимого, и смеяться мне расхотелось.

– Красиво, – вместо того, чтобы пошутить, сказала я. – Только, боюсь, этот шарф несколько мне не по размеру – видишь, насколько свисают его концы?

– Это специально для того, чтобы ты заправляла его под пальто и защищала грудную клетку и легкие, – серьезно заявил Седрик и тут же показал, как это делается.

– Седрик, – мягко начала я, – ты так боишься сейчас, когда у меня простой кашель, а что будет, когда я действительно заболею? Ты будешь сходить с ума?

– Тогда я буду опекать тебя еще рьянее и не дам болезням никаких шансов! – торжественным тоном ответил на это Седрик и поцеловал меня в лоб.

– Ты просто чудо! – улыбнулась я. – Обещаю, что всегда буду носить этот шарф, но только не в мае и не летом. Договорились?

– Летом ты можешь носить шейный платок, – серьезно сказал Седрик.

Я подавила улыбку и обняла его.

После зимних каникул учеба в университете проходила гладко. Особенно сильна я стала в физике. Естественно! Ведь Седрик так прекрасно все мне объяснил, и я схватывала новый материал на лету. Внимание к нашей паре ослабло, так как все постоянное не вызывает длительного интереса, и теперь я могла вздохнуть свободнее.

Только одно омрачало мои мысли – солнце. Я бы хотела, чтобы оно не светило над Прагой, чтобы мы с Седриком могли гулять, не боясь, что оно выйдет. Однажды такой казус все же случился: с утра пасмурный, после обеда день заискрился солнечными лучами, и нам пришлось до заката сидеть в кафе шесть часов подряд. А один раз нас c Седриком едва не заметил его отец: это было в выходные, в день, когда Седрик должен был идти на охоту. Мы сидели в кафе, и Седрик вдруг резко взял меня за руку, и мы, моментально забрав вещи, вышли через черный ход. Я только мельком успела увидеть его отца, но была поражена: это был красивый молодой мужчина, а ведь Седрик говорил мне, что его отцу было больше пятисот лет. Это никак не укладывалось в моем сознании, впрочем, как и в случае с Седриком – я не могла понять, что он был старше меня на двести шестьдесят четыре года, но этот факт не имел для меня никакого значения.

Март прошел. Апрель вступил в свои права и принес долгожданное потепление. И словно пестрые экзотические бабочки вспыхнули на бульварах и площадях Праги: люди стали надевать цветные вещи, которые своими яркими цветами озарили город и дали ему новое лицо – по-весеннему теплое, приветливое и жизнерадостное.

Я не переставала носить подаренный Седриком шарф, и с каждым днем он все больше душил меня своим теплом. К концу апреля я уже носила его как аксессуар, небрежно закинув через плечо, к огорчению Седрика, который все пытался укрыть им мое горло.

Четвертого мая у меня был День рождения, и Седрик преподнес мне в