Умеющая слушать - Туве Марика Янссон

– Что это вы делаете? – спросил Матс. Он только что взобрался по косогору и стоял возле дома.

– Тедди играет, – ответила Анна, изрядно струхнув. – Все собаки любят приносить палки…

– Только не наша, – возразил Матс. – Наша не должна слушаться никого, кроме Катри. Идемте в дом. – Раньше Матс никогда не говорил с Анной так строго. Он придержал дверь, и она торопливо прошла мимо него в переднюю.

– Новые книги привезли. Бери любую, – сказала Анна. – Мне сегодня читать не хочется.

Матс по одной брал книги и снова клал на стол, а в конце концов обеспокоенно заметил, что обученные собаки – это особая статья, нельзя сбивать их с толку и лишать уверенности. Нужно, чтобы их боялись. Катри никогда не разрешала псу носить поноску.

– Но ваша собака несчастна.

– Не знаю, – сказал Матс, – по-своему ей, наверное, хорошо. И мне кажется, уже поздно что-либо менять.

– Ну, какую же книгу ты возьмешь? – нетерпеливо спросила Анна. – Дай-ка посмотрю, что они тут прислали… «Морское путешествие малыша Эрика». Бессовестные. Такое впечатление, будто они шлют один только хлам, от которого хотят избавиться… Ты читал Джозефа Конрада? «Тайфун»?

– Нет.

Анна сходила за книгой.

– Держи. Почитай для разнообразия живое слово. «Тайфун» – лучшее из написанного о кораблях в шторм. Это гораздо больше, чем приключение. И больше, чем шторм… Поверь, даже твоя просвещенная сестрица и та наверняка читала Джозефа Конрада. – Помолчав, Анна добавила: – Только вот поняла ли.

Пряча глаза, Матс открыл книгу, полистал ее, так же бережно, как прикасался ко всему вокруг, и осторожно заметил, что Катри много чего понимает, она ведь очень умная.

– Куда умней нас, – сказал он.

– Возможно, – согласилась Анна. – Тебе видней. Но вот ведь какая штука, дружок: она бесталанна. А это совсем другое дело.

Когда Анна ушла, Матс заварил себе чашку чаю, сел за кухонный стол, начал читать. И от шторма все в доме притихло.

Анна потеряла вкус к чтению. Герои морей-океанов, джунглей и глухих уголков стали вдруг безжизненными фигурами, ей больше не было доступа в мир искренности, торжества справедливости, вечной дружбы и заслуженного наказания. Анна не могла понять, как же это получилось, и чувствовала себя изгоем.

В один прекрасный день, совершенно мимоходом, она объявила, что не желает отныне иметь ни малейшего касательства к делам, не желает ни говорить о них, ни слышать, пусть Катри, которая великолепно разбирается во всякого рода процентах, делит их по своему усмотрению.

– Но, Анна, я так не могу. Самые важные письма я не могу брать под свою ответственность. Это же серьезное дело, а не игрушки.

– Да, играть вы не умеете, – с легким ехидством вставила Анна. – Совсем не умеете, в том-то и беда.

Примерно в это время Катри и выдумала игру в проценты, назвав ее про себя «игрой в пользу Матса». Все было очень просто: картонные квадратики, на каждом четко выведено «5 %», «4,5 %», «7 %», «10 %» и так далее; раздают их, как игральные карты. Игра ведется быстро и без подробных разъяснений.

– Нам предлагают четыре процента, – говорит Катри. – Сколько поставим?

– Пять, – мгновенно отвечает Анна и бросает на стол свой квадратик. – Не давайте им себя надуть!

– А сколько Матсу?

– Два с половиной.

– Нет, – протестует Катри, – я даю четыре вам и два Матсу. На сей раз у меня было преимущественное право. Тут мы выиграли один процент за счет повышения до пяти. Его мы отложим.

– Отложим. А на что?

– Решайте сами.

– Купим Тедди одеяло, – смеется Анна. – Ну а дальше? Что там у нас?

– Дают семь с половиной.

– Десять! – кричит Анна. – Но для Матса только четыре.

– Анна, вы мухлюете. Десять вам не получить.

– Ну, тогда восемь. Но Матсу, как я говорила, четыре. Нет, пять. Пять с половиной.

Катри записала. Партнерша ее откинулась на спинку стула и повторила:

– А дальше? Что там у нас?

– Пока больше ничего. На все, что было в шкафу, я уже ответила.

– Так ведь можно и понарошку? – сказала Анна. – Я хочу еще.

Они начали играть на вымышленные суммы. Чаще всего за игру садились с наступлением сумерек. Разжигали огонь, ставили на стол две свечи, запасались карандашом и бумагой, раздавали картонки, получали и делали предложения, сбрасывали карточки, а карточки-картонки символизировали крупные суммы, которые порою исподволь вырастали до миллионов. Катри записывала. Она свыклась с этой забавой и частенько позволяла Анне выиграть, но неправдоподобие игры мучило ее, ей чудилось, будто у цифр отбирают их достоинство. Когда они играли на реальные Аннины интересы, точнее, на Аннину манеру говорить об этих интересах, Катри охватывало ощущение нереальности, и подчас ей стоило большого труда вернуться от этих выдуманных цифр к цифрам подлинным. Бывало, она складывала новые выигрыши в честной игре с прежними суммами, которые, по ее расчетам, отходили Матсу, и с еще большим тщанием записывала проценты для Анны. Игра на несуществующие деньги действовала Катри на нервы, Аннина манера обращаться с нулями ставила ее в тупик, и впервые в жизни Катри сбивалась со счета и долгими часами сидела у себя в комнате, крепко закрыв руками глаза и пытаясь разграничить реальность и беспочвенную забаву. Цифры гнали ее вперед и вперед, но не были уже ее союзниками. И Катри поняла, что Аннина забава – это своего рода наказание. На забытые письма она давным-давно ответила, а