Любовь и дым - Дженнифер Блейк

— Чтобы это не отразилось на нем? Нет, так не получится. Последствия есть всегда, независимо от наших намерений.

— Тогда странно, что люди вообще разговаривают.

— Разве? — спросил он и рассмеялся.

Они наняли автомобиль и поехали за город, пересекая неоднократно Сену, делавшую многочисленные повороты. За городом воды ее вдруг стали прозрачными и зелеными, как прибрежная зелень. Путь их лежал через виноградники, где еще только начинал созревать виноград.

День рождения Ребекки отмечали где-то недалеко от Марселя. Ей исполнилось семнадцать лег. Космо купил ей серьги с бриллиантами и аквамаринами, а также небольшой дамский пистолет и научил, как с ним обращаться. «Не всегда я окажусь поблизости, чтобы тебя защитить», — объяснил он. Имея же иод рукой пистолет, она будет уверена в том, что сумеет, по крайней мере, попытаться себя защитить. Иногда и попытки оказывается достаточно.

Они купались обнаженными на пляже под Ниццей и. пожалуй, чаще, чем это было необходимо, интересовались, не обгорел ли кто-нибудь из них. Они строили планы покупки дома где-нибудь в сельской местности во Франции, вероятно, около Менерба. Тогда Ребекка узнала, что у Космо есть дом в Колорадо и целый остров в Багамском архипелаге. Она никак не могла понять, зачем же ему еще один дом, и сказала Космо об этом. Он схватил ее, оба покатились по песку, и потом, когда она лежала на его длинном большом теле, прижавшись лбом к его лбу, рассыпав волосы вокруг его лица, он в десятитысячный раз повторил, что любит ее. Она ответила, что тоже любит его, — просто потому, что это делало его счастливым, но в словах ее заключалась правда.

За время, проведенное во Франции, Ребекка изменилась. Она уже не была прежней Ребеккой, когда выходила из самолета в Новом Орлеане. Дело было не в изысканной прическе и очаровательном оттенке, который приобрели ее волосы, не в рафинированности ее едва заметного макияжа, не в том, что на ее одежде были ярлыки со всемирно известными именами модельеров. Она не испытывала особого тщеславия от того, что на шее у нее висели баснословно дорогие жемчуга. Просто теперь у нее появился свой собственный стиль, появились небрежная элегантность и уверенность в себе. Тот аристократический стиль, который не заявлял о себе громко, но был очевиден. Она стала двигаться более грациозно, подбородок ее был вздернут, в ее голосе появились новые интонации, в которых, правда, еще проглядывало ее недавнее прошлое. Но самое главное — у нее появилась привычка тепло улыбаться и открыто смотреть в глаза своему собеседнику.

Никто не мог заметить происшедшие в ней перемены больше, чем сама Ребекка. Она знала, что этим обязана ненавязчивому воспитанию Космо, его постоянной поддержке и его безупречному примеру. За все это она ему признательна и благодарна, но больше всего ей нравилась его тактичность. Благодаря ей она ни разу не ощутила неловкости, не почувствовала, что каким-то образом не соответствует его представлению о том, какой должна быть его жена. Поэтому она прилагала большие усилия, чтобы стать такой, как он хотел, какой она была ему необходима, хотя он и не говорил ей об этом прямо.

Дело было и в ее имени. Когда они отдыхали на юге Франции, он начал называть ее Рива. Ты больше не похожа на Бекки, сказал он. Рива одна из форм имени Ребекка, более стильная, конечно. Она не сразу привыкла к новому имени, но когда они возвращались домой, решила, что оно ей, пожалуй, даже больше нравится.

В аэропорту их встретил Ноэль, приехавший на лимузине, за рулем которого сидел Джордж. Ноэль был подчеркнуто вежлив. Они знали, что он уехал из Бон Ви и живет в городке Джорджия-Теч, куда перевелся из университета Луизианы на осенний семестр. Решение было неожиданным, но Космо воспринял его без удивления и не пытался переубедить сына.

Рива была рада увидеть Ноэля и застенчиво ему улыбнулась. Он едва перекинулся с ней парой слов, пока они добирались до дома, сосредоточившись, очевидно, на тех переменах в своей жизни, о которых должен был сообщить отцу. Время от времени он оценивающе глядел на нее, но отводил взгляд, как только их глаза встречались.

Ноэль чувствовал себя неловко в ее обществе, поняла Рива. Почему? Она пристально изучала его, стараясь понять, в чем дело. Конечно, она изменилась, хотя и не настолько. На Бурбон-стрите она научилась читать одобрение в глазах мужчин и видела его сейчас в глазах Ноэля. В то же время, подумала она, за этими взглядами стоит нечто более глубокое: то ли усталость, то ли страх. Если так, что-то необходимо предпринять. Ее не устраивала жизнь, при которой она будет постоянно испытывать неловкость в присутствии сына Космо.

Когда они вернулись в Бон Ви, их ожидал обед, состоявший из всех овощей, созревших к тому времени на юге, из разнообразных блюд креольской и кажунской кухни — всего того, по чему они так соскучились за время своего отсутствия. Рива присоединилась к разговору мужчин, сделав над собой определенное усилие, и была вознаграждена за это: обстановка за столом стала непринужденной, а беседа интересной. Они, казалось, на самом деле были одной семьей, по крайней мере пока не закончился обед.

Космо нужно было немедленно решить несколько неотложных вопросов. Теперь, оказавшись дома, он вновь поставил дела корпорации на первое место, чего уже не было несколько месяцев. Он извинился и вышел в библиотеку позвонить, оставив Ноэля и Риву вдвоем. Рива заметила, что дворецкий ждет, когда можно убирать со стола, и поднялась с кресла. Ноэль последовал ее примеру из вежливости. Рива вышла в холл и направилась к задней галерее. Он пошел за ней.

На воздухе было тепло, но приятно, потому что летняя влажность была иссушена жаркой погодой. Полутьма галереи была уютной и располагающей. Рива прислонилась к колонне.

— Как хорошо вновь подышать свежим воздухом, — сказала она просто так.

— В Европе его не хватало?

— Да, конечно. После всех этих самолетов, аэропортов, автомобилей с кондиционированным воздухом.

— Вы получили удовольствие от поездки?

— О, да!

— Медовый месяц прошел удачно?

Она повернулась и поглядела на него, прижав спину к колонне, еще хранившей тепло солнца.

— По-моему, да. Ноэль…

Он не отрываясь глядел на нее, небрежно положив руку в карман брюк. На плечо и часть лица падал свет из холла, но глаза оставались в тени.

— Да?

— Я хочу, чтобы вы знали — вашему положению ничто не угрожает. — Слова были произнесены тихо, но искренне.

— На самом деле? — Его интонация была вежливой, но в ней слышалось сомнение.

— Ничто не изменится в вашей жизни.

— Просто изменения уже произошли.

— Я имею в виду, что не собираюсь присваивать себе ничего из того, что принадлежит вам, никогда не буду претендовать на ваше.