Том 11. Монти Бодкин и другие - Пэлем Вудхауз

Мисс Флокс позавидовала этому баловню Судьбы.

— Везет же некоторым! — сказала она. — Так что было дальше? И, пожалуйста, поскорее. Мне пора убегать. Что с мистером Теннисоном?

— Он вызвал конфронтацию.

— Что?

— Это такой политический термин, — снисходительно пояснил Альберт Пизмарч, — проще говоря, тарарам. Из-за мистера Теннисона у мистера Лльюэлина в комнате произошла катавасия.

— Мистер Лльюэлин здесь тоже как-то замешан?

— Непосредственным образом, мисс.

— Так что же случилось? Неужели мистер Теннисон затеял с мистером Лльюэлином ссору?

— Такая формулировка, мисс, искажает факты. Правильнее сказать, это не мистер Теннисон затеял с мистером Лльюэлином ссору, а мистер Лльюэлин — с мистером Теннисоном. Судя по всему, мистер Лльюэлин обиделся на мистера Теннисона из-за того, что тот неправильный мистер Теннисон, что и высказал. Тогда мистер Теннисон-младший и мисс Спенс объединились…

— Как это — неправильный Теннисон?

— Не великий поэт. Не знаю, знакомы ли вы с творчеством мистера Теннисона, написавшего «Мальчика на горящей палубе».[57]

У Фуксии глаза полезли на лоб.

— Вы хотите сказать, Айки подумал, что это Амброз и есть?

— Именно, мисс. Его ввел в заблуждение некий Джордж.

— Ну и лопух! Амброз, должно быть, посмеялся.

— Верно, мисс. Собственными ушами слышал.

— А вы в это время где были?

— Случайно проходил мимо…

— Понятно. Значит, Амброз смеялся.

— Да, мисс, так и заливался, и это не понравилось мистеру Лльюэлииу. Очень был расстроен, судя по голосу. Сказал, что раз мистеру Теннисону так весело, он его еще посмешит, и объявил, что поездка мистера Теннисона в Лльюэлин-сити отменяется. А потом как рявкнет: «Ты уволен!»

— Что-о?

— Так и сказал, мисс. Слово в слово: «Ты уволен!» Последовала сильнейшая конфронтация: галдеж, вопли, и вдруг дверь как распахнется, как собьет меня с ног…

Альберт Пизмарч запнулся, обнаружив, что зрительный зал опустел. Мимо него пулей пронеслось нечто призматическое, и он остался в каюте один. Горестно рассудив, что ни разу еще не встречал женщину, обладающую умением слушать, он подхватил поднос с остатками завтрака, сунул в рот кусок остывшего бекона и удалился.

Выйдя на прогулочную палубу, Фуксия Флокс окунулась в смешанную атмосферу оцепенения и бурной активности, какая обычно царит на прогулочной палубе погожим утром. В шезлонгах, стоящих длинной шеренгой, возлежали, как рыбы на лотке, полуобморочные фигуры, замотанные в пледы, а перед их осоловелым взором туда и сюда, гордо поигрывая бицепсами, сновали атлеты, обмениваясь восклицаниями «Какое утро!» и уточняя, сколько километров намотали.

Там и сям толпились группки людей, не попавших ни в одну из категорий. Чересчур деятельные для бригады рыб и чересчур вялые для атлетов, они пялились в море, перегнувшись через перила, или просто топтались на месте, посматривая на часы и прикидывая в уме, долго ли до супа.

Амброза не было видно, зато наметанный глаз Фуксии сразу наткнулся на Реджи. Тот задумчиво стоял в стороне, зажав во рту одну из трофейных лльюэлиновских сигарет, которыми он предусмотрительно набил себе портсигар. Несмотря на всю тягостность недавнего разбирательства, был в нем и светлый момент: Реджи пополнил свой запас.

— Послушай, — сказала Фуксия, без лишних предисловий, — что там у Айки с Амброзом?

Вынимая сигарету изо рта, Реджи умудрился вложить в этот незамысловатый жест столько высокой печали, что у Фуксии сердце екнуло. Видно, зря она надеялась, что Пизмарч раздул из мухи слона.

— Скверная ситуация, — произнес он мрачно. — Он тебе рассказал?

— Нет, мне доложил наш доморощенный оратор, стюард. Видимо, он прятался за занавеской. Это правда, что Айки выгнал Амброза?

— Да.

— Но ведь был же контракт…

— Не было контракта.

— Как?

— Вот так. Судя по всему, его собирались подписать в Нью-Йорке.

— В таком случае, должно быть письмо или еще что-нибудь.

— Насколько я понял, нет ничего.

— Ты хочешь сказать, у Амброза нет ни единой бумажки?

— Ни клочка.

Это было настолько поразительно, что Фуксия на миг онемела. А затем рассвирепела как фурия.

— Какие же болваны, эти мужчины! Почему этот несмышленыш не посоветовался со мной? Я бы все ему объяснила. Это надо же, бросить все и отправиться в Голливуд, поверив на слово Айки Лльюэлину! Слово Айки! Курам на смех! Если бы у Айки была единственная дочь, которой он пообещал куклу на день рождения, знаешь, что бы она сделала, будучи смышленым ребенком? Попросила бы адвоката оформить контракт, не забыв о штрафных санкциях. О Господи Боже мой! — сказала мисс Флокс, ибо была чрезвычайно возбуждена. — Знаешь, Реджи, чем это пахнет?

— Чем?

— Мы с Амброзом не сможем пожениться.

— Ерунда! — сказал Реджи. Медитации на палубе привели его к выводу, что положение хоть и скверное, но не настолько. — Допустим, Амброз оказался на бобах, бросил Адмиралтейство и всякое такое, но разве твоих заработков не хватит на двоих?

— Их хватит на дюжину. А что толку? Амброз не согласится быть иждивенцем. Он ни за что на мне не женится.

— Какая разница? Это все равно что брак с богатой наследницей.

— Амброз не женится на наследнице.

— Почему? — воскликнул Реджи, который, позволь это закон, с радостью расписался бы с дюжиной богатых невест. — Почему?

— Потому что он из породы тупоголовых ослов, — воскликнула мисс Флокс, и в жилах ее вскипела горячая кровь хобокенских Мерфи. — Потому что это вообще не человек. Он как актер на сцене — изображает благородство, одним глазом следит за партером, другим — за галеркой. Нет, что это я, он совсем не такой, — продолжала она, резко меняя тон, отчего измученные тяжким трудом режиссеры «Супербы» понуро побрели в столовую в надежде промочить горло замороженным солодовым молоком. — Я восхищаюсь его твердыми принципами. Жаль, перевелись на свете мужчины с такими представлениями о чести и достоинстве. Не смей говорить про Амброза дурное, слышишь? Это самый замечательный человек в мире. Ты можешь сколько угодно издеваться над тем, что он не желает жить за мой счет, но учти: за это легко схлопотать по уху.

— Да-да, — Реджи слегка опешил. — Совершенно согласен.

В наступившей тишине к ним подошла насморочная девица без подбородка и попросила мисс Флокс написать ей в альбом пару теплых слов. Та исполнила эту просьбу с видом дамы из Комитета общественного спасения, подписывающей смертный приговор.

Девица сбила ее с мысли. Снова оставшись с Реджи наедине, она бросила на него озадаченный взгляд, словно очнувшийся лунатик:

— Так о чем мы говорили? Реджи откашлялся.

— Об Амброзе. Я говорил, что Амброз показал себя молодцом, отказавшись на тебе жениться и жить за твой счет.

— Ты так сказал?

— Естественно, — Реджи постарался говорить как можно убедительнее. — Замечательный поступок. Дух захватывает.

— Да-да, — произнесла Фуксия. — Может, он и прав, мне что прикажешь делать?

— Это, конечно, вопрос.

— У меня на душе кошки скребут.

— Верю.

— Мы были такими счастливыми.

— Вы и теперь счастливые.

— Если хочешь знать мое мнение, — Фуксия внезапно очнулась от задумчивости, — то все-таки он чокнутый. Ему нужно проверить голову. Почему он будет жить за мой счет? Он ведь может писать книжки.

Реджи хоть и беспокоился о собственной безопасности, почувствовал, что его долг — сказать суровую правду о таланте Амброза.

— Милая моя, Амброз — потрясающий парень, принципиальный, образец чести и достоинства, но писатель он не самый лучший. Думаю, что его гонорара за роман едва ли хватит на то, чтобы неделю кормить пончиками лилипута. Причем не самого прожорливого.

— Он посредственность?

— Да, в литературе. Зато, — добавил Реджи с опаской, — в нем много чести и достоинства. И принципы будь здоров. Я всегда это говорил.

Фуксия устремила в океан взор, полный тоски.

— Что же делать? — спросила она.

— Да, закавыка, — согласился Реджи. — Разве что…

— Что?

— Ты лучше меня знаешь Лльюэлина. Может, он из тех, кто в горячке наговорит лишнего, а потом раскаивается. Может, это он так? Короче, сколько шансов, что у него проснется совесть? Как, по-твоему, вдруг он все обдумает в спокойной обстановке, купаясь в ванне — он как раз туда собирался, когда я уходил, — и сердце его смягчится…

— У него нет сердца.

— Ясно.

— Я бы с радостью свернула ему шею.

— У него нет шеи.

Они снова умолкли, погрузившись в горькие думы об Айворе Лльюэлине. Казалось, этот тип абсолютно неуязвим.

— Тогда остается единственный выход, — сказал Реджи, — прибегнуть к давлению извне….