Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все три операции встретили стойкое сопротивление коллег. В отношении «Катерины» военно-морские эксперты считали, что ответные действия люфтваффе не позволят решить никаких задач, приведя лишь к существенным потерям с британской стороны. По сути они были правы, но Черчилль продолжил настаивать на своем, обратившись за поддержкой к известному своим наступательным настроем адмиралу флота Уильяму Бойлу 12-му графу Корку и Оррери (1873–1967). Первого лорда даже не смутило, что его протеже исполнилось на тот момент уже 66 лет, и последний раз он командовал флотом пять лет назад. К слову, подобные кадровые решения с предпочтением устаревших и убеленных сединами военных были довольно распространены в то время среди союзников. К ним обращались французские политики, позволив решать судьбу страны героям Первой мировой – ровеснику лорда Корка Морису Гамелену (1872–1958), 72-летнему Максиму Вейгану (1867–1965), 83-летнему Филиппу Петену (1856–1951). К ним обращался и Черчилль, окруживший себя пенсионерами – лордом Корком, адмиралом флота сэром Роджером Кийсом, адмиралом сэром Эдуардом Эвансом (1880–1957), адмиралом сэром Фредериком Дрейером (1878–1956). На что даже начальник Имперского генерального штаба воскликнул: «Мы что, собираемся проиграть эту войну с героями прошлой войны?!» Поняв, что неактуальный опыт прошлых успехов может являться серьезной обузой в изменившихся обстоятельствах, Черчилль быстро перестроится и даст дорогу более молодым именам. Что касается лорда Корка, то сначала он благожелательно отнесся к операции «Катерина», считая ее «полностью выполнимой – рискованной, без сомнения, но по этой самой причине содержащей зерно великого триумфа». Однако Паунд и его эксперты оказались более убедительны, доказав бесперспективность и опасность подобной инициативы. Черчилль не свыкся со своим поражением. В марте 1940 года со своего поста был снят начальник Управления планирования капитан Виктор Данквертс (1890–1944), проявивший особое рвение в критике балтийского наступления. Вскоре от занимаемых должностей были освобождены и три его заместителя, словно в назидание остальным{268}.
У «Морского пехотинца» были противники иного рода. Главный юрисконсульт Форин-офиса Уильям Малкин (1883–1945) подготовил в декабре 1939 года подробный меморандум на предмет юридических аспектов использования авиации для установки плавучих мин, а также рассмотрения вопросов возмездия и ответных действий со стороны противника. Черчилль увидел в этом документе серьезную угрозу своим начинаниям. Опасаясь, что «какой-нибудь испуганный тупица из Министерства авиации начнет искать убежище под юбкой Малкина», он предметно рассмотрел меморандум юрисконсульта и дал комментарий на каждую мысль эксперта. Он нашел рассуждения Малкина о юридической стороне операции «основанными на ложных предпосылках и тщательно продуманными для помех британской стороне с одновременным предоставлением полной свободы действий противнику». Опасения юриста относительно реакции немцев он подытожил саркастической фразой на полях: «Не раздражай их, дорогой!» В целом подход Малкина – «я ничего не могу сделать, пока вы снова не нарушите закон» – Черчилль охарактеризовал как «глупое измышление». На заключительные слова юрисконсульта «поэтому сомнительно, что проект является разумным» он жирно написал – «Чушь». Черчилль также связался с министром авиации, сообщив ему, что главным недостатком позиции Малкина является смешивание на текущей стадии обсуждения технических аспектов с вопросами международного права и государственной политики. По его мнению, сначала необходимо разобраться, будет ли эта операция успешной и к каким ответным действиям противника она приведет, и только потом после прохождения этого этапа выносить обсуждение на уровень Кабинета, который займется изучением более широких юридических и политических вопросов{269}.
На этот раз Черчилль оказался успешным. 6 марта 1940 года Военный кабинет утвердил минирование с использованием четырех типов мин, за установку двух из которых отвечало Адмиралтейство, а двух других – Министерство авиации. Учитывая, что операция должна была проводиться совместно с французами, многое зависело и от них. Сначала в Париже поддерживали идею минирования, называв ее «очень ценной диверсией в тылу врага во время наступления», однако со временем пыл французов поубавился. В конце марта 1940 года во Франции сменился премьер-министр. На смену Эдуару Даладье (1884–1970), который сохранил пост военного министра, пришел Поль Рейно (1878–1966). Последний согласился начать установку речных мин 4 апреля, а к воздушной части операции перейти 15-го числа. Но одного его согласия оказалось недостаточно. Совместное англо-французское решение должен был одобрить французский Военный комитет (аналог британского Военного кабинета). Даладье выступил против, потребовав переноса начала операции на три месяца. В качестве официальной причины была озвучена необходимость географически разнести военные заводы для уменьшения их уязвимости в случае ответных военно-воздушных атак противника. Реальный мотив объяснялся враждебными отношениями между Рейно и Даладье. Черчилль не понимал подобного поведения, восклицая: «Что скажут наши потомки через много веков, если мы проиграем эту войну из-за недостатка взаимопонимания?!» Рейно, который, по словам Спирса, несмотря на высокий пост, являлся «пассажиром в собственном правительстве», не смог переубедить военного министра. 4 апреля на совещание с Даладье в Париж вылетел сам Черчилль. Результат их встречи оказался неожиданным. Британский министр, который был среди союзников самым стойким сторонником «Морского пехотинца», согласился с доводами французов, заявив, что ущемление в результате проведения операции французских интересов «нанесет смертельный удар по союзу». Услышав доклад своего подчиненного, Чемберлен пошутил, что этот эпизод напоминает историю с благочестивым попугаем, который был куплен для обучения хорошему языку своего ругающегося собрата, а в результате сам перешел на бранный лексикон. Французы согласятся начать операцию лишь когда Гитлер перейдет в наступление на Западном фронте. За период с 10 по 31 мая будет установлено свыше 3200 мин на реках Рейн, Мозель и Маас. Однако эти потуги нельзя назвать успешными. Результат растворился в задержках и колебаниях{270}.
Споры относительно Норвежской операции носили еще более запутанный характер, а результат оказался еще менее утешителен. Впервые Черчилль озвучил свои предложения на заседании Военного кабинета 19 сентября 1939 года. До конца года он подготовил несколько меморандумов, обосновывающих преимущества и важность проведения этой операции, но каждый раз его предложения тонули в многочисленных обсуждениях, которые продолжились в следующем году. Потеряв терпение после очередного заседания Военного кабинета, Черчилль признался Галифаксу в «ужасных трудностях, которые ставит на пути конкретных действий наш аппарат ведения войны». За семь недель дискуссий ему пришлось столкнуться с возражениями различных министров, Комитета объединенного планирования, Комитета начальников штабов, Военного кабинета. «Я вижу такую огромную стену помех, уже воздвигнутую или воздвигаемую, что сомневаюсь, может ли какой-то план одолеть ее», – сокрушался политик{271}.
Основными камнями преткновения стали следующие проблемные вопросы: периметр операции, ограниченность ресурсов и нарушение легитимности, каждый из которых усиливался флюидами политики умиротворения, пропитавшими мировоззрение многих представителей британского руководства того времени. Признавая в целом правильность минирования территориальных вод Норвегии, британские политики и военные не могли договориться о составе операции – ограничить ли ее только минированием вод или предусмотреть также захват норвежских портов. В начале января был предложен вариант с расширением операции на Швецию. В середине марта Военный кабинет
