Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черчилль вел свою борьбу, но оппонирующие ему силы тоже не дремали. Сначала политику закрыли вход на Би-би-си, затем стали ограничивать его возможности в публикации статей. В ноябре 1937 года во время встречи с лидером Палаты лордов и лордом-председателем Совета Галифаксом Гитлер выразил свое недовольство британской прессой, которая, как считал фюрер, своим стремлением к объективности разжигает ненависть между двумя странами. Галифакс сделал нужные выводы и принял корректирующие действия.
Черчилль порицал «политику покорного повиновения», считая недопустимым «подчиняться чужой воле» и попадать в «орбиту влияния» Германии. Он обрушился с критикой на The Times, которая «постоянно выступает адвокатом Германии в большинстве эпизодов, характеризующих ее политику», заметив, что «безопасность собственной страны должна значить больше, чем выбор слов в высказываниях о других странах». Выступая в парламенте, он заявил и предупредил: «Когда будет установлен контроль над британской прессой, отчасти прямой, но в большей степени косвенный, когда все средства выражения общественного мнения утратят свой авторитет и с готовностью пойдут на любые уступки, мы отправимся дальше по этапу под нацистским конвоем…»
В марте 1938 года с ним связался главный редактор Evening Standard Реджинальд Томпсон (1896–1956) и сообщил, что из-за разногласий с политическими воззрениями автора издание вынуждено разорвать с ним контракт. Удар оказался неожиданным и болезненным. Черчилль не только потерял площадку для высказывания собственных взглядов, но и лишился 1800 фунтов годового дохода. Положение удалось восстановить благодаря дружбе с владельцем Daily Telegraph Уильямом Берри, 1-м бароном Камроузом (1879–1954), который согласился публиковать статьи в своем издании{253}.
Пока Черчилль боролся за право знакомить общественность со своими взглядами, Европа содрогнулась от новых актов немотивированной агрессии. В марте 1938 года к Третьему рейху была присоединена родина фюрера Австрия. В сентябре настала очередь Чехословакии. «По-видимому, должна произойти катастрофа, прежде чем что-то стоящее, что могло ее предотвратить, возможно будет сделать», – делился Черчилль с супругой своими грустными наблюдениями в июле 1938 года. Сам он считал, что нужно действовать, потребовав от руководителей страны предъявления Германии ультиматума. Но вместо этого Чемберлен вылетел на переговоры сначала в Берхтесгаден, затем в Годесберг. «Если выбирая между войной и позором, правительство выбирает позор, то в скором времени оно получит и позор, и войну», – предупредил Черчилль. В своей очередной статье он охарактеризовал «расчленение Чехословакии под нажимом Англии и Франции» как знак «капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой применения силы». 29 сентября, когда главы правительств Италии, Франции и Британии направились в Мюнхен придать легитимность захватнической политике Гитлера, Черчилль со своими сторонниками собрались в отеле Savoy. Было решено направить премьер-министру телеграмму с выражением протеста нарушения территориальной целостности Чехословакии. Составили проект послания, но Энтони Иден (1897–1977) и Клемент Эттли отказались ставить свои подписи. Телеграмму решили не отправлять. Участники импровизированной встречи стали потихоньку расходиться. «Уинстон продолжал сидеть в своем кресле неподвижно, словно высеченный из камня, – вспоминала Вайолет Бонэм Картер. – Слезы наполнили его глаза. Я чувствовала, как закалялась его душа». «Из чего сделаны эти люди? – неожиданно произнес он. – Недалек день, когда уже не нужны будут подписи, расплачиваться придется жизнями, жизнями миллионов людей. Сможем ли мы выжить? А заслужили ли мы выживание, проявляя повсюду трусость!» На следующий день, прочитав из газет о подписании Мюнхенского соглашения, Черчилль принялся обсуждать с Клементиной, а также с младшим сыном экс-премьера маркиза Солсбери и прошлогодним лауреатом Нобелевской премии мира Робертом Гаскойн-Сесилом 1-м виконтом Сесилом Челвудским (1864–1958) идею демарша – направиться на Даунинг-стрит и швырнуть кирпич в окно резиденции премьер-министра[25]{254}.
До хулиганства не дошло. Черчилль обратился к проверенному средству – выступлению в Палате общин. 5 октября он выступил с продолжительной (45 минут) и знаковой речью, в которой констатировал, что в результате трусости и недальновидности руководство Британии и Франции поставило «под угрозу безопасность и даже независимость» своих стран. После подобных обличений и без того прохладные отношения с Чемберленом охладели еще больше. На этот раз против независимого политика выступила партийная машина, в результате чего Черчилль даже был вынужден предложить сложение с себя парламентского мандата и участие в дополнительных выборах. К счастью для него, до этого не дошло. Но на состоявшемся вотуме доверия он одержал победу в соотношении всего три к двум. Это были «мрачный час» и «угрюмая зима», признавался он впоследствии{255}.
Помимо давления на политическом фронте Черчилля также подвергли обструкции на ниве публицистики. Европейские издания, где публиковался британский политик, жили за счет рекламодателей, немалую долю которых составляли немецкие концерны I.G. Farbenindustrie AG, Opel (принадлежавший американской General Motors), AEG и др. Одной беседы представителей немецкого бизнеса с руководством изданий было достаточно, чтобы наложить табу на публикацию политических очерков несогласного британца. Иногда судьба статей Черчилля решалась и в более высоких кабинетах. Например, один из членов немецкого правительства открытым текстом объяснил главе внешнеполитического ведомства Дании, что если они и впредь хотят поддерживать торговые отношения с Германией, то должны исключить антинацистские заявления в своей прессе. Аналогичные беседы состоялись с руководством Швеции и Норвегии. «Как вы можете наблюдать, террор распространяется по Европе, – сказал Ривз Черчиллю. – Прямая интервенция Германии является случившимся фактом»{256}.
Все эти удары были болезненны для отставного политика, которому в ноябре 1938 года исполнилось 64 года – до официального выхода на пенсию оставался один год. Друзья и коллеги стали все больше замечать, что былая энергия и знаменитая быстрота суждений стали Черчиллю изменять. Но чего у него нельзя было отнять, так это веру в себя и свою судьбу. Не опуская рук, он продолжал писать и выступать. Весной 1938 года он решил издать новый сборник текстов выступлений, посвященных международной обстановке. Об издании сборника, в который вошел текст 41 выступления в период с октября 1928 года по март 1938 года, он договорился с Джорджем Харрапом. В качестве названия автор рассматривал разные варианты от «Война в маскарадном костюме», которое отсылало к строкам сатиры Джона Драйдена (1631–1700) «Авессалом и Ахитофель» («…И мир является войной в маскарадном костюме») до «Годы, которые пожрала саранча» с аллюзией на Библию. Последнее выражение Черчилль использовал в речи 12 ноября 1936 года. В итоге сборник вышел под заголовком «Оружие и Устав», который олицетворял гранитные основы авторской позиции со ставкой на перевооружение («Оружие») и коллективную безопасность в соответствии с Уставом Лиги Наций («Устав»){257}. Сборник вышел в свет в конце июня 1938 года. Весной 1939-го Черчилль решил подготовить второй сборник, в который включил 82 статьи, написанные им в период с марта 1936 года до мая 1939 года для Evening Standard и Daily Telegraph. Новый сборник, получивший название «Шаг за шагом», был издан у Торнтона Баттеруорта в июне 1939 года.
Оба сборника вызвали положительные отклики и не прошли незамеченными. Известно, что «Оружие и Устав» стал настольной книгой президента США Франклина Рузвельта, который держал ее около своей постели, а также вдохновил преемника Ф. Д. Р. – будущего главу Белого дома Джона Ф. Кеннеди (1917–1963) на написание своей дипломной работы в Гарварде «Политика умиротворения в Мюнхене». Сборники прочитали не только сторонники и последователи Черчилля, но и его оппоненты. Ожидая решения Нюрнбергского трибунала, с немецким
