Морин и Клифф - Роберт Хайнлайн

И хорошо, что я этого не сделала — Джорджия как раз вышла из офиса. Правда, она меня не заметила, она пошла прямо к секции «H-L» и сняла с неё письмо. Я сказала себе: Морин, наша память пробуксовывает, минуту назад на доске для нее ничего не было.

Джорджия повернулась и увидела меня. Она вспыхнула и сказала:

— Чего ты уставилась?

— Извини, — сказала я. — Не думала, что тут было письмо для тебя. Я только что смотрела на доску.

Кровь прилила к ее лицу, затем она надела на себя ехидную улыбку.

— Хочешь его прочитать?

— О, Небеса, конечно нет!

— Давай! — она сунула его мне. — Это очень интересно.

Озадаченная, я взяла письмо. Это был чистый лист бумаги, ничего кроме складок и отверстия от чертёжной кнопки.

— Кто-то сыграл с тобой шутку — сказала я.

— Не со мной.

Я перевернула письмо. Адрес гласил: «мисс Габриэлла Ламонт».

До меня наконец-то дошло, что адрес должен был звучать как «Джорджия Ламмерс», чтобы Джорджия могла хотя бы прикоснуться к нему. Я сказала:

— Это не твоё письмо. Ты не имеешь никакого права его…

— Какое письмо?

— Вот это письмо.

— Я не вижу никакого письма. Я вижу чистый лист бумаги.

— Но… Слушай, ты думала, что это письмо Габриэлле. И, тем не менее, сняла его с доски.

Ее улыбка стала еще более противной.

— Нет, я знала, что это не было письмом. И в этом вся суть.

— Ха?

Она объясняла, а мне хотелось расцарапать ей рожу. Бедная маленькая Габриэлла посылала письма сама себе, только чтобы получать почту, как все другие — и Джорджия это обнаружила. У обеих девочек была работа в кампусе, которая держала их допоздна. Джорджия видела, как в конце прошлой недели Габриэлла подошла к доске, оглянулась по сторонам, и прикрепила письмо. Она стащила записку и уволокла её, чтобы узнать, кому писала Габриэлла — и обнаружила, что она адресована самой Габриэлле.

Бедная Гэбби! Неудивительно, что я никогда ни с кем её не видела. У неё никого не было.

Джорджия облизнула губы.

— Разве не прелестно? Вот умора! Этот огрызок пытается убедить нас, что она у кого-то имеет успех. Пожалуй, я напишу ей здесь настоящее письмо — пусть знает, что никого не одурачила.

— Ты не посмеешь!

— Ой, не будь занудой! — Она прикрепила листок обратно, воткнув гвоздь в старое отверстие. — Впрочем, я придержу этот вариант, пока не придумаю кое-что получше.

Я схватила ее за руку.

— Только тронь ее письма еще раз, и я…

Она стряхнула мою руку.

— И ты что? Скажешь ей, что знаешь, что её письма — фальшивка? Хотела бы я посмотреть на это!

— Я скажу Декану — вот что! Я скажу Декану, что ты вскрыла письмо Габриэллы.

— Вот как? Ты тоже в него заглянула!

— Но это ты мне его вручила!

— Я? Мое слово против твоего, сладкая булочка.

— Сс…

— А будешь трепаться, весь кампус узнает о поддельных письмах Габриэллы. Подумай над этим, — и она ушла.

Я была столь тиха на пути домой, что Папочка спросил:

— Неприятности, Падди? Завалила тесты?

Я заверила его в обратном — мой академический статус был вполне удовлетворителен.

— Тогда почему траур?

Прежде чем я ответила, Папочка предупредил меня, что согласно Первому Закону Джунглей у профессорского детеныша нет автоматического доступа к профессорско-преподавательскому составу.

— Но, Папочка, ты же — профессор!

— Студенческий материал, да? Лучше попотей над ним самостоятельно. Удачи!

Маме я тоже ничего не сказала, потому что с Мамой свободный разговор невозможен даже чисто теоретически. Я ничего не сделала, и только молча переживала. Бедная Габриэлла! На следующее утро она сняла свое «письмо» с доски объявлений, и при этом выглядела радостной — а мне хотелось плакать. А когда я увидела ухмылку на лице Джорджии Ламмерс, я почувствовала в себе неодолимое стремление к убийству с нанесением тяжких увечий. Следующее «письмо» пришло в пятницу, и мне хотелось крикнуть ей, чтобы она не трогала его. Но я не смела.

Всё это походило на бомбу замедленного действия — наблюдать жалкое притворство Габриэллы и знать, что Джорджия собирается его разрушить, как только придумает что-нибудь достаточно мерзкое.

Я посетила офис Регистратора в понедельник, не для того чтобы повстречаться с Джорджией — хотя я и не могла избежать ее — а потому что я — репортер от первокурсников для нашего «Глашатая». Одна из моих обязанностей — вести колонку «С днем рождения». Я просматривала файлы, отмечая даты от этой пятницы до следующего четверга. Имя Габриэллы обнаружилось в пятницу, и я решила послать ей поздравительную открытку через доску объявлений, пусть хоть на этот раз она получит настоящее письмо. Следующей я внесла в список имя Бан (Булочки) Петерсон. Ее день рождения совпадал с днем рождения Габриэллы. Булочка — президент Студенческого Совета, капитан команды болельщиц и почетный капитан футбольной команды. По-моему, с ее стороны просто позорно захапать себе еще и день рождения Габриэллы. Я решила, что Габриэлла получит настоящую хорошую открытку.

Когда я закончила, Джорджия схватила мой список и спросила:

— Ну, и кто у нас состарился?

Я ответила:

— Ты, — и забрала список обратно.

Она сказала:

— Не становись слишком большой для своей круглой шапочки, первокурсница! — а потом спросила — Идешь на вечеринку Бан Петерсон? — и тут же добавила, — Ох, я и забыла — она же только для старшекурсников.

Я посмотрела ей прямо в глаза:

— Двойной коктейль против обсосанного леденца, что ты тоже не идёшь!

Она не ответила, и я с достоинством удалилась.

Я была страшно загружена на этой неделе. Младший растянул себе руку, Мама отбыла на два дня, и дом держался на мне, кот подцепил паразитов, а я печатала курсовую для Клиффа. Я не вспоминала о Габриэлле до самого пятничного вечера, пока не остановилась у доски на случай, если появится письмо от Клиффа.

Такового не оказалось, но зато было еще одно из писем Габриэллы, в конверте с ее напечатанным именем. И я вдруг с ужасом осознала, что забыла её поздравительную открытку.

Я размышляла над тем, стоит ли надписать другую, чтобы она получила ее в понедельник, когда услышала: «пссст!» Это была Джорджия Ламмерс. Она жестами показала, чтобы я прошла в офис. Мной овладело любопытство. Я подошла, и она утянула меня внутрь. Во внешнем офисе кроме нас никого не было.

— Спрячься, — прошептала она. — Если она кого-то увидит, то пройдёт мимо. Она вот-вот должна быть. Уже пять часов.

Я отстранилась от неё.

— Кто?

— Габриэлла, конечно. Заткнись!

— Ха? — сказала я. — Она там уже была. Её «письмо» к понедельнику уже висит.

— Много ты знаешь! Тише! — она втиснула меня в угол, затем выглянула наружу.

— Прекрати толкаться! — сказала я и тоже выглянула.

Габриэлла прикрепляла что-то к доске, стоя к нам спиной. Она увидела конверт со своим именем, сняла его, и поспешно ушла.

Я повернулась к Джорджии.

— Если ты напроказила с одним из её писем, то я пойду к Декану.

— Ну так вперёд — посмотрим, далеко ли ты уйдешь.

— Ты прикасалась к тому письму?

— Разумеется, прикасалась — это я его написала. И что в этом плохого?

Тут она меня сделала: любой имеет право послать письмо кому угодно.

— Хорошо, что ты написала?

— Какое твоё дело? Впрочем, — продолжила она, — я скажу тебе. Это слишком хорошо, чтобы ни с кем не поделиться.

Она покопалась в своем кошельке и достала из него бумагу. Это был машинописный черновик, полный пометок и исправлений. Вот что там было написано:

Дорогая Габриэлла,

Сегодня — день рождения Бан Петерсон — и мы устраиваем для нее самую прекрасную вечеринку, какую эта школа когда-либо видела. Мы хотели бы пригласить каждого, но мы не можем — и Вы были выбраны как одна из девочек, представляющих младшие курсы. Мы собираемся группами, а потом встречаемся все вместе. Ваша группа встречается в семь часов в «Закусочной». Наденьте ваш лучший прикид — и смотрите, никому ни слова!

— Это — мерзкая шутка, — сказала я, — пригласить её на вечеринку другой девочки в её собственный день рождения. Ты знала, что это её день рождения!

— И что с того?

— Это низко — впрочем, как и ты сама. Как ты заставила их пригласить её? Ты же не в комитете?

Она молча смотрела на меня, потом принялась ржать.

— А её никуда и не приглашали!

— Ха? Ты хочешь сказать, что нет никакой вечеринки? Но ведь…

— О, я уверена, что вечеринка для Бан Петерсон состоится. Но этого огрызка там не будет. В этом-то вся шутка.

Тут до меня наконец-то дошло. Габриэлла пошла бы в «Закусочную» и ждала бы… ждала… ждала… — в то время как вечеринка, на которую, как она думала, приглашена, продолжалась бы без неё.