Красный луг. Приключенческий роман - Виктор Старовойтов

Обоз сопровождали Галя и Илья, помимо того на каждую подводу полагалось по два стрелка охраны. Шли за обозом пёхом, не загружая лошадок лишней тяжестью. Галя украдкой посматривала на Илью и ловила себя на мысли о том, что хочет иметь от Ильи ребёночка, крикливого сопливого малыша и от такой крамольной мысли краснела до слёз, прикрываясь платком, словно боясь, что кто-либо посторонний прочитает её крамольные мысли и высмеет её. Понукая и поторапливая лошадок без особых приключений прибыли в город. В исполкоме обоз направили в район станции, там уже стояли машины для загрузки. Солдаты помогли очистить телеги, дали расписку о получении. Галина заглянула в партком, получила новые инструкции, пачку новых газет и журналов, удостоверения членов партии и комсомола. В исполкоме выдали школьные принадлежности. Обратно везли двух молоденьких девчонок; продавца с товарами для лавки и акушерку в медпункт. Врача общей практики и учителя не нашлось пока, пообещали содействовать к осени. На должность врача Галя решила поставить одну из местных Вед, то есть знахарку. По рассказам знала, что из-за болезней и трудных родов ещё в селе никто не умирал, если звали на помощь знахарку-веду.

Обоз возвращался в село поздно вечером, быстро темнело. Ездоки чутко вслушивались в окружающий мир, тихо переговаривались, готовые к любым неожиданностям. Илья сидел на телеге рядом с Галей, на коленях лежало охотничье ружьё, с ним ему как-то было привычнее и спокойнее, хотя за поясом добавочно постоянно был наган. Где-то вблизи детским плачем залился зайчонок, попавший либо в лапы ночному разбойнику филину, либо на зубок хитрой лисице. Галя испуганно прянула-прижалась к Илье, потянулась к кобуре…

– Ой, что это, кто?..

Илья обнял её, прижал бережно к себе.

– Зайчишку-трусишку филин испугал верно, вот и кричит-плачет со страху, мамку свою на помощь зовёт.

Нервная дрожь от близости Ильи сотрясала Галку, она плотнее прижалась к его боку. Илья накинул на неё полу своего плаща, так же чувствуя необъяснимое волнение от соприкосновения тел. Сама же Галя была в полной растерянности, даже в некотором страхе, млела и терялась от близости и одновременно испытывала какое-то новое необъяснимое чувство, заполнявшее её всю без остатка. При этом ей хотелось чего-то большего и она доверчиво прижалась к бочку любимого человека и даже задремала. Обозников окликнули дружинники на Прямушке. Галя сошла с телеги, подошла к встречающим.

– Всё в порядке, товарищи!

Эта дорога ещё более сблизила Галю и Илью. Про любовь ещё разговора не было, но для других и так всё было ясно и видно невооружённым взглядом. Пришло время любить и тут уже ничего не поделаешь!

Важные события

Привезённые газеты и журналы были старыми, но всё-таки это был источник информации. Вновь и вновь в Сельсовет собирались жители, просили Галину Ивановну рассказать, прочитать или объяснить события даже многолетней давности, она не отказывалась. Некоторые вопросы ставили её в неловкое положение, но природная смекалка выручали её не раз. Вот задавался, например, такой вопрос, нужен ли был расстрел царской семьи, ведь он добровольно отказался от царствования, и зачем нужно было расстреливать всю семью? Галя отвечала, что для обеспечения порядка и стабильности в революционной стране в то время расстрел царской семьи был просто необходим. Про себя же её мучили сомнения по этому поводу, но как коммунисту, председателю Сельского Совета, парторгу и учителю по – другому ей думать было нельзя. Нельзя было ставить под сомнение всю политику партии и правомерность действий соратников! Втайне жалела убитых детей, они-то уж совсем не в ответе за действия своих родителей, но что поделаешь, время такое… Поклялась когда-нибудь съездить до Ганиной ямы, положить цветы и попросить прощения за тех, кто не ведал, чего творил. Несколько забегая вперёд скажу, ездила Галина Ивановна на то место спустя многие годы и просила прощения за необдуманные действия своих соратников, плакала даже, скажу по секрету, что было совсем уж не к лицу коммунисту со стажем. Но вернёмся в Лягаево. Как уже известно, главой колхоза стал Никита Петрованов, не молодой уже, но ещё довольно крепкий хозяйственный мужичок, умеющий держать данное слово, всё делающий с умом и на совесть, а главное, придерживаясь дедовских заветов. Советовался в своих делах и поступках всегда со стариками, хотя иногда и поступал по-своему. В молодости сбежал из села в поисках приключений на свою з., хватил лихого счастья досыта и даже успел где-то грамоте подучиться, однако ж лучшего места не нашёл в чужих краях, вернулся в родной посёлок, да не один, привёз красавицу жену с чужбины. Не надолго зажилась на белом свете жена, зачахла от какой-то неведомой болезни, даже веда не смогла помочь ей и вот уже лет шесть как покоится на местном кладбище, оставив на память о себе такую же красавицу дочку по имени Сеста. Теперь отец и дочь работали вместе. Сам Никита мастером был великим, умелец – не чета нынешним, и всё то у него спорилось да ладилось. Жену свою покойницу любил очень и, после её ухода, вся его не растраченная нежность и любовь были отданы дочери. Многие девушки села страдали по нему, пытались обратить на себя его внимание, но всё было тщетно. А в селе пророчили скорую свадьбу Илье с Галиной, даже втайне от них ставили для молодожёнов новый дом. Люди в селе были понятливые. В школе тоже все учились с превеликим усердием, многие уже за первый месяц учёбы освоили полностью азбуку, умели читать и складывать слова. Многие выучили свою подпись и теперь могли расписываться на документах. Мела в школе вечно не хватало и местные ребятишки в горах отыскали мягкий известняк, вполне пригодный для использования в школе. Город обещал к осени дать учительницу начальных классов, нужно было только подготовить для неё жильё. Новое помещение для школы уже строилось, так же было уже готово новое правление колхоза. Говорят, что первой учительницей новой школы была Трифанова Земфира, но достоверных данных не сохранилось. Закончена была конная дорога на Черлак, это намного спрямляло путь до города, нежели объезжать через Усть-Маш. Здесь составляло около десятка километров. Петрованов съездил на курсы председателей колхоза, а заодно привёз из города большого специалиста по сельскохозяйственным наукам – агронома, который почему-то не задержался надолго в селе, быстренько удрал обратно в город, не оставив о себе никаких воспоминаний даже у девушек. В Бугалышской МТС открыли курсы механизаторов, от колхоза тоже учились несколько человек, но пока не было техники. Пока что колхоз готовился к первой своей посевной по-старинке. И без помощи лошадок пока обойтись было нельзя. Первую борозду доверено было провести Ларисе Дрофиной, позднее она стала первой трактористкой-девушкой в своём селе. Очень волновалась, но борозда получилась ровной, как будто выведена по линейке. А ещё больше за неё волновался её будущий муж, Дмитрий Костливых. Дошла Лариса до конца длинного поля, за нею пошла другая упряжка, понукаемая Дроздовым Колей, лет десяти от роду. Председатель опустился перед бороздой на колени, взял горсть земли, поцеловал и бережно опустил обратно. Когда поле было вспахано до половины, вслед за плужниками вышли сеяльщики, по старинке разбрасывая зерно по полю веером. Кто-то запел песню, её подхватили и разлился над просторами речными мощный хор женских и мужских голосов, разнося весть о победе Советов, о новой счастливой жизни села. За сеяльщиками шли лошадки, таща за собой сцепки из борон. А те, что были простыми зрителями, бросали горсточку зерна ржи в пашню, шепча своё заветное словцо-желание, вкладывая в него своё, потаённое. Ветерок развевал красное полотнище флага, древко которого было закреплено в пахоте. Символ новой жизни, символ человеческих надежд. А самому посёлку становилось мало места, дома начали отвоёвывать место для себя у тайги, зашагали по берегам речек-ручейков. По Полёвке улица Заречная, по Леснушке улица Горка. Леснушка-приток Полёвки, а Полёвка уже приток Уфы. И жить бы, поживать бы, детей плодить бы, если бы не бы да кабы. Не может, ох, не может человек заглянуть в своё будущее да и прошлое очень быстро забывает. Кто из вас теперешних может назвать хотя бы по именам своих дедов и прадедов? Вот то-то же! А корни свои знать бы надо. Когда-то и прошлое и будущее знали Веды, но и их не пощадило время, что уж говорить о нас, их потомках. Не мало видно понадобилось столетий, чтобы начисто уничтожить человеческую память, превратить человека в зомби, Ваньку, не помнящего родства, превратить в раба обстоятельств. Работа, дом. Будь как все, не лезь поперёд батьки в пекло.

Нечаянная радость

Только вчера перекрыли крышу дома бабке Феклусье, а сегодня уже выпал снежок. Бабка жила одна. Мужа давно похоронила, а сынок сгинул где-то в чужих краях во время Гражданской войны. Люди помогали выжить старой, а в последнее время и колхоз стал помогать. Сама-то тоже дома не стала отсиживаться, пошла работать на новую птицеферму простой птичницей. А сынок ейный уходил не воевать, а искать свою суженую-ряженую да видать не судьба. А то, может, и до сих пор ищет, бродит по белу свету. Цыганка приходила, на блюдечке гадала, суженую ему показала и даже сказала где искать её надобно и, как не упрашивала мать остаться дома, не остался, ушёл. Всё же, хотя бабка и безутешна была в своём горе, но и к ней однажды заглянула нечаянная радость. Снежок выпал, покрыл земельку белым саваном, может на время, а может и до весны ужо. Поздним вечером управившись с хозяйством, бабка собралась уже и спать ложиться, молитву на сон грядущий прочитала перед иконостасом, но тут собака затявкала, предупреждая о появлении непрошеных гостей. – Кто бы это мог быть в такой неурочный час, неуж что на ферме приключилось? – Идя к дверям, думала она. На улице перед дверями стояла женщина, рядом с нею, держась одной рукой за материну юбку, а другой придерживая на груди пёстренького котёнка, посверкивающего из-под руки любопытными глазёнками, стоял пацан. Не смотря на приближающуюся зиму и довольно прохладный вечер, оба были одеты явно не по сезону. Бабкин кобель, завидев вышедшую хозяйку, добродушно тявкнул, с чувством исполненного долга заковылял за угол дома. Лет ему было наверняка не меньше, чем самой бабке, поэтому ему совершенно было не до гостей, скорее бы добраться до тёплой подстилки в конуре, а то ходят тут всякие… Женщина устало и робко смотрела на старуху, молчала, и лишь выкатившаяся слеза указывала на то, что появилась она на подворье старой не случайно. Бабка пригласила гостей в дом, усадила за стол, угостила чаем. Женщина и ребёнок были одеты по городскому, по летнему, в одном лёгком платьице, на ногах лёгкие боты на босу ногу, голова не покрыта. Тяжёлая русая коса переброшена через плечо, свисает ниже пояса, лицо женщины красивое, с ямочками на щеках, глаза словно омута в реке во время грозы, у рта отпечаталась горестная складочка, видать не лёгок был её путь по жизни, хотя так вроде и не скажешь… На вид ей было не более сорока лет. Старуха ни о чём не расспрашивала, давая гостям прийти в себя, отогреться. После женщина опустилась перед нею на колени и заговорила: – Мне сказали, что вы и есть мама Ивана Согрина… А я, значится, буду женой вашего сына… С сыном, вашим внуком, пришла до вас… Хотите – привечайте, хотите – гоните, не венчаны мы, в войсковой части расписаны были…