Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия - Михаил Огарев

– Семейные неурядицы, – ответила аппаратчица и раскатисто вздохнула. – Кстати, они косвенно и тебя касаются.

– О! И в какой степени?

– Зависит от настроения. Скажи, чего тебе сейчас больше хочется: покоя или перемен?

Я с подозрением вгляделась в черную, блестящую физиономию Шурейры, очень похожую на пустотелую карнавальную тыкву, которую щедро вымазали ваксой, и неопределенно повела плечиками:

– Зависит от дополнительных факторов. Если покоя, то при условии его периодических модуляций, а что касается перемен – только при положительной вариативности…

– Не умничай, душечка, – хмыкнула Шурейра и уселась поосновательнее, вследствие чего я плавно съехала к ее крутому бедру. – Не забывай, что твоя сослуживица гимнасиев не кончала, и, между прочим, ее здоровью это пошло на пользу!

– Не здоровью, а исключительно здоровому аппетиту, – возразила я, тщетно пытаясь отодвинуться от горячего Шушечкиного бедра на прежнее расстояние. – Что весьма спорное достоинство! Ты же работаешь, главным образом, для услады собственного ненасытного брюха! Точь-в-точь, как наш спец по соединениям и разъединениям… Кстати, вот и он.

Розовый утренний свет в окне померк: вместо него в течение нескольких секунд мы могли лицезреть только великанский живот спеца нашего, Самсония Сычия. Живот внушительно колыхнулся и, прогудев обычное: «Приветик, цыпочки!», неспешно поплыл дальше по коридору. Шурейра с уважением глянула ему вслед.

– Мужчина в моем вкусе! – сообщила она и томно потянулась. – Жаль, что женат, а не то я его соблазнила бы со всеми дальнейшими последствиями… Сомневаешься?

– Сомневаюсь. Тоже мне обольстительница нашлась – в сорок с лишним годочков! Вот у молодой твоей сводной сестрички это наверняка получится.

– Еще как! Вчера выяснилось, что Полиния на пятом месяце, к чему ее супруг господин Марк Гальваний не имеет ни малейшего отношения, ибо уже свыше полугода прохлаждается в Британике на предмет возобновления торговых операций по линии филиала парфянского ростовщического дома «Наследники Марка Красса». Вот та самая семейная неурядица, которая затрагивает нас обеих.

– Значит… значит, Пышечка ушла в декрет? Причем значительно раньше времени? И я осталась без напарницы?!

– Догадалась с первой попытки. Хлопот тебе, конечно, прибавится, зато немного подзаработаешь.

Я прикусила губку и в некоторой растерянности принялась созерцать замысловатую Шушечкину прическу, состоявшую из множества мелких косичек. Не то, чтобы я боялась работать одной, но вот захочет ли наш Скучный Король ходатайствовать насчет длительных сверхурочных для своей строптивой пешки? А без его личной просьбы бухгалтерия Учреждения может не утвердить. Не те времена.

Но и Полиния хороша! Могла бы заранее предупредить. Сколько я за нее работала, сколько покрывала частые отлучки! И… и не замечала никаких особых перемен в ее фигуре. Правда, она всегда носила бесформенную одежду размера на два больше. И вообще – лентяйка и грязнуля…

От нервного переживания мой правый бок привычно заныл-заёкал, и пришлось его крепко зажать рукой. Это заметили и участливо спросили:

– Опять аппендикс беспокоит? Давно пора вырезать. Хронический же!

– Еще чего! Меня и так мало. Поболит и перестанет… Не впервой.

Не желая отвлекать порядком озадаченную пешечку от вполне понятных раздумий, Шурейра отвернулась, сгребла со стола переговорный аппарат и, перетащив его к себе на колени, принялась зычно вызывать диспетчерскую. Дождавшись ответа, она потребовала скорейшего соединения с лабораторией, а когда соединилась, то немедленно затеяла крикливую перепалку насчет каких-то недопоставленных реактивов. Лаборантка тоже отличалась отменными голосовыми данными, и у меня сразу же зазвенело в ушах. Тихонько поднявшись, я бегло просмотрела длиннющий свиток сдачи смен, расписалась и направилась в женскую раздевалку.

Облачившись в рабочий халатик и стоптанные сандалии, я присела на широкую скамью и с наслаждением ощутила жгучее прикосновение к старому гладкому мрамору. Он, как и полуподвальные каменные своды, еще хранил восхитительную ночную прохладу – уходить отсюда не хотелось. Из глубины платяного шкафчика на меня смотрела единственным уцелевшим глазом голова неизвестной богини, недавно купленная мной в антикварной лавке – владелец утверждал, что раритет… Взгляд был мрачен и не сулил на сегодня ничего хорошего.

С трудом пересилив привычное желание вытянуться во весь рост, я вскочила, погасила светильник, вышла в коридор и, резво поднявшись на первый этаж, принялась осмысленно бегать по нему туда-сюда. Это называлось утренним осмотром оборудования.

В работе вот уже третий месяц находилась центральная отопительная установка номер два, и вначале следовало проверить именно ее. Чем я и занялась.

С первого взгляда всё выглядело вполне пристойно: обе смесительные горелки ровно и мощно шумели, чуть потише урчал воздуходув, похожий на огромную грязную улитку. Его колесо с лопастями, прикрытое ржавым кожухом, располагалось поодаль, возле западной стены. Она состояла сплошь из высоченных прямоугольных окон, впрочем, как и стена противоположная, восточная. Я побывала и там, проинспектировала трудившийся дымосос – как и следовало ожидать, направляющий аппарат периодически постукивал, но не слишком вызывающе. Ладно, скачем дальше!

По узкой, поскрипывающей лесенке мои ноги живо взлетели на верхнюю площадку установки, где по инструкции мне предстояло продуть уровнемерные стекла и испытать предохранительный клапан. Запихнув ладошки в плотные рукавички, я принялась вертеть вверх-вниз многочисленные краны, из-под которых немедленно с угрожающим шипением повалил пар и забрызгал крутой кипяток. Подождав несколько секунд, я вернула все рукоятки в первоначальное положение, всмотрелась и озабоченно покачала головой. Уровень в правом и левом стеклах оказался разным, и какое именно из них показывало правильно – неизвестно.

Нет, на моей работе все-таки лучше без надобности ничего не дергать и поменьше совершать резких движений. Стало быть, клапан трогать мы не будем, равно как и трехходовичок Главного Указателя Давления. А вдруг сорву? Или стрелочка на ноль потом не встанет? Инструкция инструкцией, но не стоит забывать и про печальную судьбу одной неосторожной мышки из басни Эзопа, которая так увлеклась рытьем запасных ходов из норки, что дорылась до кошки. И кроме того, не хочется лезть еще дальше, на верхний «барабан» (ух, и пекло же там!) Лучше продолжим осмотр внизу: меня ждут ПСУ и ПНУ…

Подающее Сетевое Устройство не вызывало никаких нареканий – знай себе крутится и гонит воду в сеть – а вот Первая Нагнетательная Установка откровенно хулиганила, что выражалось в отвратительном поведении сальников, которые почему-то возомнили себя горячими фонтанчиками. Быстренько разыскав в мастерской ключ на 17/19, я попыталась их подтянуть, но по неопытности не справилась и, чувствительно ошпарив локоть, с визгом отскочила к стене.

Ключик остался торчать на гаечке, совсем еще новые рукавички были испачканы отвратительной жирной смазкой, настроение заметно испортилось. И чего, спрашивается, я полезла не в свое дело? Как говорят в Триполитании, нам за это не платят…

Придется идти на поклон к господам ремонтникам, ничего не попишешь.

Миновав мастерскую и свернув в грязный коридор, я прошла мимо туалетов с надписью наверху белилами: «Где сядешь, там и слезешь»; потом двинулась налево в темноту, сделала несколько шагов на ощупь и уперлась в желанную дверь, заметить которую можно было лишь по слабому световому контуру. Машинально я постучала и только потом сообразила, что не следовало бы. Вздохнув, открыла, и…

– Афродиту вашу за ногу, то ж Грация! Тьфу! Ложная тревога.

5

Эту грубятину вполне благожелательным тоном изрек Сергий Шлеппий Центаврус – здоровенный детина тридцати пяти лет от роду с вечно багровой физиономией пьяницы по призванию. Он стоял у своего шкафчика босой и как раз собирался впихнуть свои ноги в грубые башмаки. Прямо над его головой через трафарет на стене было крупно выведено каллиграфией следующее официальное сообщение:

К ВОСЬМИ ЧАСАМ УТРА РЕМОНТНИК ДОЛЖЕН БЫТЬ ПЕРЕОДЕТЫМ!

Чуть ниже туалетными белилами коряво было добавлено выразительное:

И ОПОХМЕЛЕННЫМ!

В справедливости данного замечания я никогда не сомневалась и частенько сама помогала в его реализации, ссужая малую толику сестерциев…

Сидевший на престижном месте у распахнутой настежь форточки бригадир Филиппий Гаммий, зверски вращая глазами, взревел:

– Грациэлла! Негодница ты эдакая! Ведь сколько раз предупреждали: свои стучать не должны! Если кто забарабанил в дверцу – значит, посторонний!