Меделень - Ионел Теодоряну

Оттеснив Ольгуцу в зальчик,

Но Ольгуца утверждает:

Девочка она, не мальчик.

И не может потому

У Дэнуца стать вассалом:

Он ведь не был никогда

Настоящим адмиралом.

Посвящение I

Легендарный Ками-Мура,

Ты смотри, чтоб не споткнуться!

И не русских берегись,

А сестры своей Ольгуцы.

Посвящение II

Нет, японцам не владеть

Дальним морем - ходят слухи,

Им придется умереть

Поголовно от желтухи*.

______________

* Здесь и далее стихи в переводе Ю.Кожевникова.

В комнате у Дэнуца стоял также флот! Флот в тазу, изготовленный дедом Георге из ореховых скорлупок: спички служили мачтами, листочки вощеной бумаги - парусами, губы Дэнуца - ветром, а губы Ольгуцы - циклоном.

Флот для лужи: жалкие кораблики, нагруженные, как Ноев ковчег, животными из целлулоида. И флот для пруда, купленный в "Универсальном магазине" в Бухаресте дядей Пуйу: длинное и широкое судно, похожее на булку, с колесами, флагом, пушками и оловянными матросами, намертво приделанными к палубе.

* * *

Дэнуц с такой силой хлопнул дверью, что ему на плечи посыпалась штукатурка. Он отряхнулся, библейским жестом Самсона взлохматив каштановые кудри.

- Пускай-пускай! - покачал он головой.

Взгляд его остановился на недавно полученном лавровом венке первого ученика, который висел над его кроватью; он сдернул венок с гвоздя, бросил на пол и поддел ногой.

- Выходит, я только затем и учусь, чтобы меня всячески преследовали! Погодите... я вам покажу! - погрозил он кулаками в сторону комнаты девочек.

Сняв ружье, он зарядил его стрелой с резиновым наконечником и выстрелил... Фуражка русского контр-адмирала вздрогнула, на ее дне осталась темная вмятина.

Хлоп! Вылетела вторая стрела и прилепилась к двери, как телефонный штепсель... Дэнуц отодрал ее... На двери остался матовый след. Хлоп!.. Хлоп!.. Хлоп!..

- Что там за шум? Что ты делаешь, Дэнуц? Ты не спишь? - раздался из-за двери голос госпожи Деляну.

Дэнуц онемел. Ступая на цыпочках, он повесил ружье на место... Поднял венок, замел под шкаф отвалившиеся листья и повесил остатки своей былой славы на гвоздь.

- Ты спишь?

Дэнуц ударил кулаком по подушке и растянулся на кровати.

- Вот, Моника... Это ваша комната... Нравится тебе?

Рука Моники еще крепче сжала ее руку.

- Как хорошо пахнет, tante Алис!

Обхватив Монику ее руками, госпожа Деляну приподняла ее.

- Ты что-нибудь там видишь?

- Да... Аа!.. Merci, tante Алис!

На шифоньере стоял серебряный поднос с донником.

- А теперь скажи, на какой кровати ты хочешь спать?

- А какую выбрала Ольгуца, tante Алис?

- Не думай об Ольгуце, - ласково сказала госпожа Деляну, - выбери ту, которая тебе по душе... Ту, что у окна, или ту, что у двери?

- Мне все равно, tante Алис...

- Хорошо, тогда я сама тебе выберу ту, что у окна... Ольгуца будет поближе к моим ушам! - улыбнулась госпожа Деляну.

Дверь ее спальни и дверь в комнату девочек располагались напротив и были разделены большим и тихим коридором.

- А теперь давай распакуем вещи... Где же ключ?

- Вот, пожалуйста, tante Алис! - протянула ей Моника кончик серебряной цепочки, висевшей у нее на шее и скрытой под корсажем платья.

- Но что это, Моника?.. Какой красивый крестик!

Рядом с никелированным ключиком висел медный крестик, на котором сияло распятие.

- Вам нравится, tante Алис?

- Очень... Это у тебя от мамы?

- Не знаю... мне дала его бабушка... Tante Алис...

- Что, Моника?

- Пожалуйста, возьмите его! - попросила девочка, вспыхнув от смущения, и сняла цепочку... - Я хочу его подарить вам, tante Алис! - настаивала она, высоко подняв брови, готовая расплакаться.

И вложила цепочку с крестиком в руку госпожи Деляну.

- ...Спасибо, Моника, - успокаивала ее госпожа Деляну, гладя ей волосы. - Но такие вещи не дарят, девочка моя! Это память о твоих родителях... Я для тебя это сохраню.

- Вам я могу подарить, - спокойно и серьезно сказала Моника, глядя в землю.

- Ты так любишь tante Алис?

- Да.

- И tante Алис тебя тоже очень любит... как Ольгуцу с Дэнуцем.

- Я знаю, - прошептала Моника.

- А где же Ольгуца? Пойди-ка посмотри!

Госпожа Деляну моргала ресницами... и долго безуспешно пыталась попасть в замок чемодана никелированным ключиком.

- Я не нашла ее, tante Алис! - вернулась встревоженная Моника.

- Ничего, она сама придет... Она, видно, у деда Георге! Смотри, Моника, я поставила тебе на столик портрет бабушки... Если хочешь повесить его на стену, я дам тебе другую рамку.

- Нет-нет, так хорошо, tante Алис.

- Твои вещи я положила в шифоньер... Смотри: верхние полки - твои...

- Tante Алис, - взволнованно спросила Моника, - а вы не видели куклу в чемодане?

- Видела! - улыбнулась госпожа Деляну. - Я уложила ее спать...

И она извлекла из полумрака шифоньера кроватку, в которой спали две куклы в шляпах.

- Это мне, tante Алис? - не поверила своим глазам Моника.

- Ну, конечно, Моника... А вот и шифоньер с платьями для твоих кукол.

- А Ольгуца? - застыла девочка с протянутыми руками.

- И у нее то же самое!

Ручка двери щелкнула, как ружейный курок, дверь с шумом распахнулась и оглушительно захлопнулась.

- Что такое? Что?

Ольгуца с размаху бросилась на кровать и принялась раскачиваться на скрипящих пружинах, которые целый год никто не тревожил.

- Ольгуца, разве так входят в дом порядочные люди?.. В грязных башмаках на кровать! Ой, ой, ой!

- Я больше не могу!

- Где ты была?

- У деда Георге.

- А чем ты еще занималась? - спросила госпожа Деляну, вдруг заглянув ей в глаза и, видимо, о чем-то смутно догадываясь.

- Разве я не сказала?! Я была у деда Георге!

- Ольгуца, опять какая-нибудь шалость!

- ...

- Скажи честно, Ольгуца!

- Я сделала то, что должна была сделать! - отчеканила Ольгуца.

- Ольгуца, что за глупости! И разве так отвечают?

- ...Ножницы я положила на место, - закончила Ольгуца на словах то, что у нее было в мыслях.

- Ножницы!! А кто их тебе дал?

- Да ты сама... Конечно! Ты сама дала! - просияла Ольгуца, испытывая радость виновного, который, после того как совершил проступок, внезапно обнаружил сообщника.

- Я!! Ольгуца, приди в себя!.. Лучше раздевайся и ложись... Поскорее, поскорее!

- Мама, у меня порвался чулок! - радостно сообщила Ольгуца, держа один башмак в руке и высунув большой палец из дыры в чулке, которая все увеличивалась от участия этого розового и озорного существа.

- Вижу и радуюсь... Оставь чулок в покое, Ольгуца! Сними-ка его!

- Тебе помочь, Моника?

- Нет, merci, tante Алис! Я сама.

Заведя руки за спину, повыше лопаток, Моника расстегивала пуговицы платья... Чулки Ольгуцы, тем временем, оказались в противоположном конце комнаты... Платье Моники, скользнув вниз, открыло стройную мальчишескую фигуру... Почувствовав на себе взгляд госпожи Деляну, Моника прикрылась платьем.

- Я ухожу... Раздевайся, Моника.

- Мама, как хорошо в одних панталонах! - сообщила Ольгуца, спрыгивая с постели на пол.

И, стоя в позе фехтовальщика, она принялась разглядывать себя в зеркале.

- Дьявол во плоти, ложись наконец спать!.. До свидания, Моника.

Закрыв глаза, Дэнуц тут же открыл котомку Ивана...

...Дэнуц - паша или султан: не важно, кто именно! На голове у него чалма, из-под которой виднеются усы, точно два ятагана, и пара свирепых глаз... Два длинных клыка торчат изо рта. Клыки позаимствованы у оборотня!..

Султан Дэнуц был настолько страшен, что сам Дэнуц не выдержал, открыл глаза и повернулся на бок... Из комнаты девочек доносился голос Ольгуцы. Дэнуц в ярости закрыл глаза!

...Султан восседает на золотом троне. По правую и левую руку от него две черные невольницы с ослепительно белыми зубами, - точно взбитые сливки поверх кофейного крема, - машут яркими опахалами. У подножья трона - тысячи тюрбанов, припавших к земле. Все поклоняются султану. Только два голых арапа, с толстыми губами и густыми, курчавыми, - как черная икра, волосами, стоят навытяжку с секирами наготове. Все молчат. Султан подымает палец... Появляется конь, который вздрагивает и скалит зубы... Султан делает знак... Арапы привязывают косы Моники к конскому хвосту... Моника ест абрикос. Ей все равно! Ну, ничего, султан ей покажет!.. Сто тысяч арапников опускаются на спину жеребца...

Арапы хватают Ольгуцу. Ольгуца брыкается и строит рожи султану. Так! Хорошо!.. Арап поднимает секиру... Ольгуце становится страшно... И некому вступиться за нее, кроме ее брата Дэнуца... И вот, во главе войска, словно сам Михай Храбрый, появляется Дэнуц, убивает султана и арапов, - тюрбаны спасаются бегством, - и избавляет от смерти Ольгуцу и Монику. Ольгуца и Моника преклоняют колени и целуют ему руки. Он сажает их на свое седло и уезжает...

На дне Ивановой котомки оставался только сон...

- Ты спишь, Моника?

- Нет.

- И я не сплю.

Ольгуца подняла кверху ноги и похлопала ладонями по пяткам.