Меделень - Ионел Теодоряну

"...И я не побил ее!"

- Почему она назвала меня ябедой? - крикнул он с досадой и топнул ногой... - Ну, я ей покажу! Белобрысая! - И Дэнуц обратил весь свой гнев против спелого абрикоса, потому что в саду, кроме Моники, только абрикосы были светлые.

* * *

Ольгуца вынула изо рта последнюю мятную карамель и положила на промокашку. Потом поплевала на новое перышко "алюминиум", опустила его в чернила, тряхнула им над промокашкой и старательно вывела на бумаге:

"Ольгуца права".

И так энергично подчеркнула фразу, что линия, вначале прямая, в конце превратилась как бы в две тонкие рельсы, точно экспресс, который по ним шел, сорвался в пропасть. Ольгуца посмотрела на них с явным удовлетворением... Она еще раз обмакнула перо в чернила и каллиграфическим почерком принялась писать одно за другим утверждения... Красные виражи ее языка, который все сильнее и сильнее высовывался наружу, сопровождали черные виражи пера... После десятого утверждения Ольгуца нахмурилась, раздраженная теми двумястами отрицаниями, которые ждали своей очереди в черном гнездышке хрустальной чернильницы... Пахло чернилами.

Ольгуца опустила ручку и принялась дергать себя за нос.

И снова взялась за перо. Под каждым словом последнего утверждения она выводила кончиком пера две прямые кавычки. Под ними - другие, и еще другие, и еще... Движение пера доставляло ей радость. Она как бы скребла им бумажный лист. Постепенно бумага до самого низа наполнилась ярко-синими жучками.

Но это не удовлетворило ее. Она снова отложила ручку, снова подергала себя за нос. Взяла мятную карамельку и положила в рот. Начала делать пальцами шведскую гимнастику, сжимая и разжимая пальцы, сжимая и разжимая...

И вдруг послышался как бы щелчок кастаньет, пальцы хлопнули, с силой ударившись о ладонь. Мятная карамелька хрустнула на зубах. Ручка поднялась вверх и вдохновенно опустилась на нетронутый лист бумаги:

"Ольгуца двести раз неправа".

Ольгуца с жалостью посмотрела на этого представителя двухсот отрицаний как на немого полномочного поверенного. Она специально сделала орфографическую ошибку, написав "неправа" в одно слово.

"Ольгуца сто раз права".

И она с гордостью посмотрела на прекрасно и грамотно написанное выражение ста утверждений. Провела внизу черту, произвела вычитание и написала:

"Ольгуца сто раз не права".

Таким образом, у нее получилось сто отрицаний. Прекрасно!

Но оставалось еще сто... Хорошо! Коли так?!.

"Ольгуца сто раз не права,

а Плюшка

вообще не прав".

Ольгуца перевела дух, глядя на эпитафию своему наказанию... Дверь тихонько отворилась... Моника вошла в комнату, опустив глаза, держа руку у рта.

- Моника, посмотри, что я написала!

- Ольгуца, - сказала Моника, позабыв снять шляпу, - я тебя предала.

- Кто?! Ты?!

- Да, я.

- Не верю! - тряхнула она головой.

Моника вздохнула.

- Я была в саду вместе с Дэнуцем.

- И он тебя побил?

- Нет.

- Что же вы тогда делали?

- ...Мы шли по саду...

- Не-ет! Ты меня не предала! - заявила Ольгуца. - Ты была на моей стороне, когда я тебя спросила там, на балконе. У тебя было полное право идти с ним в сад! - с безразличием пожала она плечами, изменив тон. - Лишь бы он тебя не побил... Он знает, что ты на моей стороне! - заверила она ее конфиденциально.

- Да, знает! - вздохнула Моника.

- Он тебе это сказал?

- ...Нет... не знаю!

- Конечно, ты права.

- Да.

- Он тебе что-нибудь сказал?

- ...Нет. Я больше с Дэнуцем не разговариваю!

- Почему?

- Так.

- Очень хорошо! - одобрила Ольгуца. - Ты мой друг.

- Да, Ольгуца, обещаю тебе, что отныне и впредь буду только твоим другом.

- Хорошо! - согласилась Ольгуца. - Ты не видела, что я написала?

- Как? Ты уже написала?!

- Посмотри.

- Аа! Так мало! - успокоилась Моника.

- Что? Тебе не нравится?

- Не то чтобы не нравится... Я напишу за тебя!

- Но я не хочу!.. Именно так я и собиралась написать!

- Tante Алис видела?

- Я так хочу! - заявила Ольгуца.

- Ольгуца, доставь мне удовольствие... Я ведь тебе доставила! Я поклялась ради тебя.

- А мне что же делать? - пошла на уступку Ольгуца.

- А ты смотри!

- Нет!

- Тогда промокай то, что написано!

- Цц!

- Ну, тогда еще что-нибудь! Ну же, Ольгуца, позволь мне начать.

- Знаешь что?

- ..?

- Я буду писать вместе с тобой!

- Я этого не хочу.

- Но зато я хочу!

- Почему, Ольгуца?

- Потому что мне нечего будет делать!.. Ты напишешь "Ольгуца не права" два раза, а я напишу, что права.

- Давай попробуем.

- Моника, у меня нет ручки! - пожаловалась Ольгуца, давая Монике возможность завладеть ее ручкой.

- Видишь, Ольгуца! Предоставь это мне!

- Делай как хочешь! - вздохнула Ольгуца. - Я подожду!

И она принялась ходить по комнате вдоль и поперек, все убыстряя шаг. Задержалась у печки, открыла дверцу, осмотрела банки с вареньем, снова закрыла дверцу.

- Послушай, Моника, ты ставишь цифры перед фразой?

- Нет.

- А откуда же ты знаешь, сколько ты написала?

- Я помню.

- Ага!

- Хочешь, чтобы я ставила цифры?

- Нет... когда дойдешь до двадцати, скажи мне.

- Зачем?

- Увидишь!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Она склонилась над Моникой, проверяя...

- Вот! Двадцать!

- Да.

- Напиши вначале пятьдесят.

- Ой, Ольгуца!

- Делай, как я говорю!

- A tante Алис?

- Она не станет проверять... Напиши крупно "пятьдесят"... Так. Тебе осталось написать двадцать строчек, и моя сотня закончится.

- Мама, что у нас на ужин? - спросил Дэнуц госпожу Деляну, входя в гостиную. Он изнывал от одиночества.

- Ты проголодался?

- Не знаю!.. Мне нечего делать!

- А почему ты не играешь с Моникой?

- Она ушла к Ольгуце.

- И ты иди.

- К Ольгуце?

- Ну хорошо! Тогда возьми книгу и почитай.

- А какую книгу?

- Дэнуц!.. Ты ведь большой мальчик!.. Послушай музыку, раз ты не хочешь читать.

"Плохо быть большим", - зевнул Дэнуц, разваливаясь на диване. Из-за Ольгуцы и Моники ему до самого ужина предстояло наказание в виде бетховенской сонаты. И ему захотелось самому заключить перемирие... Но он не позволил себе. "Раз ты большой мальчик..." - начал он беседовать с самим собой...

- Мама, дай мне, пожалуйста, платок.

- Ой, Дэнуц, ты хуже дикаря!.. Возьми мой платок. Почему у тебя нет своего?

Соната зазвучала вновь. Дэнуц засунул платок госпожи Деляну в карман поверх своего платка.

"Когда я буду большим, я не позволю своей жене играть на рояле", решил он, заметив отсутствие господина Деляну.

Он перестал слушать, а Лунная соната помимо его воли продолжала звучать в его душе для более поздних воспоминаний...

Наступил час вечернего заката... печальных теней без солнца и без луны, час, когда никто не осмеливается зажигать свечи на глазах у еще живого дня...

- Кончай, Моника, - вышла из себя Ольгуца.

- Подожди, мне осталось совсем немного.

Ольгуца решила подделать отрицательные фразы, заставив Монику пронумеровать цифрой "пятьдесят" каждую пятнадцатую строку.

- Послушай, Моника, - сказала Ольгуца после некоторого колебания, - я тебе отдам свою куклу.

- За то, что я тебе написала? - с презрением показала Моника на испещренные буквами страницы. - У меня ведь две куклы!.. А что ты будешь делать без куклы?

- ...А мне не нужна кукла. Ты кончила?

- Кончила... Так все нехорошо получилось, Ольгуца! Что скажет tante Алис?

- Ерунда... Поищи мне ленту.

Ольгуца свернула листы бумаги в трубочку.

- Нашла?

- Да.

- А теперь сделай красивый бант; знаешь, как ты мне делала для похвальной грамоты.

- А зачем, Ольгуца? - спросила Моника, кончиком пальцев расправляя бант на свернутой бумаге.

- Мама увидит, что лента хорошо завязана, и останется довольна.

- ..?

- Ведь я не умею завязывать бант... от радости она обо всем позабудет и не станет проверять!

- Ой, Ольгуца, ну и хитра же ты!

- Приходится хитрить, если... "у тебя есть родители", - мысленно произнесла Ольгуца.

- Что?

- Ничего... просто так.

- Пожалуйте ужинать, - сказала появившаяся в дверях Аника, пожирая глазами красный бант.

- А кто зовет? - спросила Ольгуца.

- Барыня!

- А кого?

- Вас, барышня!

- А как она сказала?

- ...

- Говори, как она тебе сказала!

- Как сказала, барышня?! Сказала, чтобы вы шли ужинать!

- Моника, ты иди одна. А я не пойду.

- Почему, Ольгуца?

- Потому что она меня не позвала; а я написала то, что должна была сделать в наказание.

- Ты опять за свое, Ольгуца?

- Вот что! Я делаю то, что нужно... Иди и скажи, что я не приду ужинать, потому что меня не позвали, - отчеканила Ольгуца, помогая себе рукой и ногой.

- И что же ты будешь делать?

- Подожду, пока меня позовут.

- Tante Алис, Ольгуца просила узнать, может ли она прийти ужинать?

- Конечно, может... Аника, иди и позови ее.