Митра - Кир Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что вокруг нас сплошной хаос, и привести его к порядку может только божественное вмешательство. Если мы действительно сами боги – значит порядок это дело только наших рук.
– Наверное, ты прав.
– Если что, я прощаю тебя Свай Тиен.
– А я благодарю тебя Хван Самнанг.
К полудню Свай Тиен и Хван Самнанг обошли южную часть деревни, и вернулись домой.
Хван Самнанг пробыл с людоедами несколько месяцев. Он сражался теперь уже с их тенями в версумане, и их фантасмагорическими тварями. Людоеды хотели Жить. Они видели в версумане обрывки хабчана, и вчитывались в него пока не оставался только лишь годжон, способный привести охотников на кровавые поля, где обитала фантасмагорическая дичь, шедшая в пищу и на ритуалы.
Иногда с охотниками ходил рыцарь по имени Древний. Это был старый почти безволосый и беззубый рыцарь-с-зашитым ртом. Его пепельного цвета глаза и кожа выглядели так, будто вот-вот лопнут, а рот его был зашит толстой медной проволокой.
С ним и Свай Тиен он вёл долгие беседы о прошлом, и том, что когда нибудь грядет. Ведь все чаще молодые охотники отказывались от преследования хабчана, осознавая в ужасе отсутствие всякого смысла в этом. Замысел Выживания не зависел напрямую от Поглощения хабчана. Вдосталь было всего, чтобы тумёган годжон могли существовать в обманчивом версумане. Многие даже сходили с ума пытаясь осмыслить собственную жажду преследования. Их приводили в чувства рыцари-с-зашитыми-ртами, что сохраняли в сердцах относительный покой.
Все чаще странные символы мелькали на привычных путях сквозь версуман. Древний натужно хрипел, пытаясь вчитаться хоть немного в незнакомые символы, но без толку.
– Я хочу открыть глаза…– Повторял, иногда Древний забывшись тяжелым сном на борту охотничьего баркаса, после очередного изучения символов. Его глаза в этот момент были пугающе открыты.
К исходу третьего месяца, на горизонте совершенно внезапно появились корабли Коччи Хабчан. Десяток кобуксонов похожих очертаниями на черепах, плыли под высоким омнипарусом походящим на сросшиеся крылья дракона.
Словно бы недавний кошмар Хван Самнанга становился реальностью!
Стоявший этим утром на причале бывший рыцарь митры, сломя голову побежал лестнице и немедленно отправился в Древнему.
Хван Самнанг торопился, странное чувство надежды смешивалось со страхом.
В комнате, в большом круглом доме в центре деревни, где жили рыцари-с-зашитыми-ртами, на простой лежанке метался Древний, в окружении нескольких людоедов. Древнего лихорадило в припадке. Его уродливая маска слона с черными провалами глаза лежала где-то в стороне, хотя обычно он держал её максимально близко.
– Я хочу открыть глаза…
– Древний!
– Я хочу открыть глаза…
Свай Тиен вышла из соседней комнаты с тряпками и миской воды.
– Ему плохо Хван Самнанг, приди позже.
– Там корабли моих сородичей! Они идут к нам!
Большинство рыцарей тут же выхватили оружие и ринулись к пристани. Это действие вызвало у Хван Самнанга чувство бессилия и боли, но в то же время он не терял смутную надежду.
Остро вонзился в сердце рыцаря первый крик. Хван Самнанг немедленно выбежал на улицу, и его глазам открылась картина, которую он представлял себе не так давно.
Они шли строем. Две сотни лучших воителей и зеленые ополченцы. Но что-то в них было не так. Под шляпами нонбайтхан горели голубые, оранжевые, черные глаза. Горели не праведной яростью, но едва заметным, зарождающимся сумасшествием. С ними тоже происходило нечто похожее на то, что поражало молодых охотников тумёган годжон. Они выглядели растерянно. Словно Идея стала для них пустым звуком. Как когда-то для Хван Самнанга.
С другой стороны улицы шли тумёган годжон уже возглавляемые рыцарями-с-зашитыми ртами. В утренней прохладе дыхание людей порождало клубы пара. Люди Коччи Хабчан подняли стену щитов, люди Тумёган Годжон разъяряли себя гневными криками. Все застыли в ожидании кровавого часа.
Лица прикрытые нонбайтхан, лица скрытые масками. В следующую секунду это все показалось ненужным, и бойцы с каким-то странным, чудовищным задором сорвали с себя свои ритуальные облачения.
Лицом к лицу. Ветер трепал пшеничные волосы каннибалов, бил порывами по их смуглым лицам.
Лицом к лицу. Маленькие вихри разбивались о рыжих и черноволосых, белокожих митраитов.
Друг против друга были сотни прекрасных, разноцветных глаз мужчин и женщин. Они были драгоценными камнями в ларце, что скоро будет зарыт в сырую землю.
Они с интересом, каким-то гневным энтузиазмом разглядывали друг друга, и наконец – бросились в битву.
С гневным стоном Хван Самнанг подхватил чей-то меч и бросился в гущу битвы.
– Стойте!
Он отражал удары то одних, то других. Защитил молодую девчонку от удара митраита, и сам чуть не попал под второй удар, от него же, поспешно ускользнув.
Хван Самнанг с замиранием сердца видел трупы. Пока немного, но достаточно чтобы распалить взаимную ярость до предела.
Болота прорастали цветами. Медленно и хищно они пробивались из мутной воды и обвивали низкие деревца. Барельефы домов осыпались обращаясь в священный белый кирпич. Статую Митры, кажется, даже не замечали. Она зловеще вибрировала в центре битвы. Заметив искажения реальности Хван Самнанг нервно сглотнул.
Вокруг собрались уже все рыцари-с-зашитыми ртами, которые, безусловно, были элитой людоедов.
Вдруг на поле битвы показался Древний. Он шёл под руку со Свай Тиен, тяжело опираясь на неё. На нём была маска Слона.
Сухими морщинистыми руками, он указал узловатым пальцем на бьющихся молодых людей.
Запыхавшийся Хван Самнанг в отчаянии посмотрел на Древнего, затем на битву, затем снова на Древнего, но тот лишь не опускал указующего перста.
Хван глубоко вздохнул. Ему хотелось кричать. От бессилия, от гнева, от обуревавших его злых и противоречивых эмоций. Его душа была изрезана острыми клинками и кровоточила. Он не знал, как выйти наружу. Он силился что-то сказать, но реальность упорно отказывался меняться под напором его несказанных слов. Он пытался подобрать хоть одно слово. Одно единственное слово, которое могло бы прекратить борьбу между его прошлым и настоящим. Между людьми, что, несмотря на пугающую разницу, были все же…людьми. Хван Самнанг смотрел в небо. Оно было свинцовым. Тяжелым и смутно голубым, васильковым, сумеречным. Бескрайним. Приятно давящим на глаза. Оставляющим в душе тишину. Он смотрел на небо, выдавливая воздух из лёгких, и беззвучно открыв рот. С небес на него смотрело лицо. А он смотрел в это лицо. Оно повторяло облака и бесконечную сумеречную васильковую глубь. Оно было ничем. Ничего не значило. Оно тоже открывало рот и силилось что-то сказать. Ничего не было. Это не было речью, это было Коммуникацией. Хван Самнанг понимал, что с ним говорят, но его разум не осознавал природы этой речи. Как будто это был язык,
