Путь волшебника - Джон Адамс

— Кто знает, что сулит будущее? — отзываюсь я.

— Ты знаешь, — говорит он. — Во всяком случае, так ты говорил мне, когда я был еще мальчишкой.

— В самом деле? — с любопытством спрашиваю я. — Должно быть, я ошибался. Будущее так же непознаваемо, как прошлое.

— Но ведь все знают прошлое, — говорит он. — Люди боятся именно будущего.

— Люди боятся неведомого, в чем бы оно ни крылось, — говорю я.

— По-моему, — говорит Артур, — только трусы боятся неведомого. Когда я был молод и создавал Круглый стол, я не ждал, когда настанет будущее. Я просыпался за час до рассвета и лежал в постели, трепеща от волнения, мечтая увидеть, какие новые победы принесет мне новый день.

Вдруг он вздыхает и словно начинает стареть у меня на глазах.

— Но я уже не тот, — продолжает он после глубокомысленного молчания, — и теперь я боюсь будущего. Я боюсь за Джиневру, за Ланселота, за Круглый стол.

— Ты не этого боишься, — говорю я.

— О чем ты? — спрашивает он.

— Ты боишься того, чего боятся все люди, — говорю я.

— Не понимаю, — говорит Артур.

— Верно, — отвечаю я. — А теперь ты боишься даже признаться в собственном страхе.

Он делает глубокий вдох и прямо, не мигая, смотрит мне в глаза, ибо он воистину храбр и честен.

— Ладно, — говорит он наконец. — Я боюсь за себя.

— Это же естественно, — говорю я.

Он качает головой.

— Мерлин, — говорит он, — это чувство неестественно.

— Вот как, — говорю я.

— Я потерпел неудачу, Мерлин, — продолжает он. — Все распадается вокруг меня — и Круглый стол, и причины, по которым я его создал. Я прожил самую лучшую жизнь, какую только мог прожить, но, видно, вышло это недостаточно хорошо. Теперь мне осталось только умереть, — он неловко умолкает, — и я боюсь, что умру не лучше, чем жил.

Сердце мое рвется к нему, юноше, которого я не знаю, но когда-нибудь узнаю, и я ободряюще кладу руку ему на плечо.

— Я король, — продолжает он, — а если король ничего иного не делает, он должен умереть достойно и благородно.

— Государь, — говорю я, — ты умрешь достойно.

— Правда? — неуверенно переспрашивает он. — Погибну ли я в бою, сражаясь за свою веру, когда другие покинут меня, — или я умру дряхлым, болтливым, выжившим из ума стариком, который не осознает, что творится вокруг?

Я решаю еще раз заглянуть в будущее, чтобы успокоить его.

Я закрываю глаза и смотрю перед собой, но вижу не безумного лопочущего старца, а бездумного лепечущего младенца, и этот младенец — я сам.

Артур пытается заглянуть в будущее, которого он боится, а я, живущий в обратном направлении, гляжу в будущее, которого боюсь я… и я понимаю, что различия между нами нет, что именно в таком унизительном состоянии человек вступает в мир и покидает его, и лучше бы ему научиться сполна использовать время между приходом и уходом, ибо ничего иного не дано.

Я повторяю Артуру, что он умрет смертью, о которой мечтает, и наконец он уходит, а я остаюсь наедине со своими мыслями. Надеюсь, что смогу встретить свою кончину с той же отвагой, с которой Артур готов встретить свою… но сомневаюсь, что мне это удастся, ибо Артур может лишь догадываться, в каком обличье придет к нему смерть, а я вижу свой конец с ужасающей ясностью. Я пытаюсь вспомнить, как же умрет Артур, но и это воспоминание исчезло, растворилось во мгле Времени, и я понимаю, что осталось совсем немного частиц меня, которым суждено распасться — и я превращусь в того самого младенца, знающего только голод и страх. Не конец мучает меня, но осознание конца, ужасное понимание того, что это происходит со мной — а я лишь бессильно наблюдаю за распадом того, что некогда сделало меня Мерлином.

Юноша проходит мимо двери и машет мне рукой. Я не помню, чтобы видел его раньше.

Сэр Пеллинор останавливается, чтобы поблагодарить меня.

За что? Не помню.

Почти стемнело. Я жду кого-то. Я полагаю, что это женщина; я почти вижу ее лицо. Верно, надо приготовить спальню до ее появления… и вдруг я понимаю, что забыл, где находится спальня. Надо поскорее записать все, пока еще я не лишился дара письменности.

Все исчезает, ускользает, уносится с ветром.

Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне.

Мне страшно.

Синда Уильямс Чайма

КУПЕЦ И РАБЫНЯ

Синда Уильямс Чайма — автор популярной книжной серии для юношества «Heir Chronicles», состоящей из романов «The Warrior Heir», «The Wizard Heir» и «The Dragon Heir». Ожидаются еще две книги этого цикла. В 2009 году Чайма начала издавать тетралогию под общим названием «Seven Realms», открывающуюся романом «The Demon King». Следующий роман, «The Exiled Queen», вышел через год. С подробностями можно ознакомиться на сайте cindachima.com.

Лорд Актон сказал: «Всякая власть развращает, но абсолютная власть развращает абсолютно». И это определенно относится ко всем магам. Во «Властелине колец» Дж. Р. Р. Толкина темный лорд Саурон создает прекрасное кольцо с целью поработить других обладателей Колец Власти. В «Черном котле» Ллойда Александера злобный Рогатый Король использует кухонную утварь своего имени, чтобы призвать армию рабов-зомби. У Джеффа Грабба и Кейт Новак в романе «Azure Bonds» страдающая амнезией женщина-воин, очнувшись, обнаруживает на предплечье татуировку с магическими символами. Когда они светятся, воительница вынуждена подчиняться мысленным приказам зловещих заговорщиков.

В таком случае, почему бы магам просто с милой улыбкой не попросить о желаемом? Почему им вечно требуется кого-то покорять и порабощать?

Героиня нашего следующего рассказа обнаруживает, что против воли стала пешкой в руках злобного мага; те, кто знаком с «Heir Chronicles» Чаймы, знают ее как волшебницу Линду Давни. История начинается с эпизода, который не вошел во вторую книгу. Чайма признавалась, что с болью в сердце вычеркивала эту сцену. Ну, я и предложил развить ее для антологии, и в результате получился прекрасный самостоятельный рассказ.

Дом у моря всегда был холоден и мрачен. Свет здесь скорее был исключением, чем правилом. Тьма скапливалась в углах, неважно, день стоял или ночь.

Иногда Линде мерещилось, что там прячутся твари и наблюдают за ней. Впрочем, и без воображаемых монстров хватало реальных, и от этой мысли бросало в дрожь. В конце концов, фантазия имеет свои пределы.

Когда Линда вошла в прихожую, Гарлок болтал, энергично размахивая руками, словно лоточник, расхваливающий свой товар. Это была его обычная уловка — ввести клиента в заблуждение, усыпить его бдительность. Незнакомец, склонив голову набок и держась одной рукой за предплечье другой, внимательно слушал. Этот посредник — высокий, стройный, с крупными руками, скромно одетый — конечно, тоже маг. Жизнь оставила на его лице явные свидетельства своей неблагосклонности.

На правой кисти сверкало кольцо с большим камнем. Оно выглядело неуместно в сочетании с более чем скромной одеждой. Что за камень в перстне, Линда не могла сказать наверняка. Как и не могла определить возраст мага. Он напоминал леопарда, поджарого, сильного, всегда готового к прыжку. Хищник до мозга костей.

Длинный плащ промок под дождем в долгом пути, он испускал пар, как будто тело у мага горячее, как утюг. Впрочем, он мог умышленно исказить свой облик, как и телесные свойства, с помощью волшебства.

«Ну что ж, — подумала Линда, — должно быть, он и впрямь не прост. Иначе был бы уже мертв, и Гарлок не послал бы за мной».

В силу привычки она ничем не выдала, что приметила все эти мелочи. Линда вообще была приучена к скрытности. Все гости Гарлока — барышники, все одним миром мазаны. Не ее дело вмешиваться. Главное — самой выжить.

Вот было бы счастье, если бы в итоге они истребили друг друга!

Когда Линда вошла в комнату, барышник вскинул голову, хотя с места не двинулся.

Она остановилась перед ним, уткнувшись взором в пол и расслабленно свесив руки. На ней было шелковое платье — свободное, вроде ночной рубашки. Под изящно завязанным полупрозрачным шарфом скрывался серебряный ошейник.

Вообще-то, одежда значения не имела. Подлинная сила кипела под кожей, а глаза были дверцами, ведущими к уникальному дару. Сильный, бдительный маг мог сопротивляться ей, но большинство предпочитало этого не делать. Большинство охотно шло в ее сети, рассчитывая на неземное блаженство.

Она вдруг посмотрела в глаза барышника, зеленые, утопленные под густыми черными бровями. Пожалуй, нос великоват, кожа плотно обтягивает высокие скулы. До странности привлекательное лицо — при том, что отдельные черты не отличаются красотой.

Их взгляды встретились. Гость непроизвольно отступил на шаг назад и посмотрел на Гарлока. Голос у него был холодный, как ноябрьский день.

— Чаровница? Мне казалось, я выразился достаточно ясно. Я представляю синдикат, желающий приобрести командного игрока для Игры. Нам нужен человек из воинской гильдии!