Загадочная леди - Мэри Бэлоу

Виконт был общителен и обаятелен, как никогда. Очевидно, полагали пожилые матроны с ласковой снисходительностью, это положительное влияние неизвестной леди, которая наконец-то поймала в сети одного из самых привлекательных женихов, завладев его сердцем. И с любопытством ждали встречи с виконтессой. Везде, где бывал виконт, он сообщал, что сопровождает ее на бал к леди Миндел.

Молодые леди были не так снисходительны. Виконт Роули был их любимцем по нескольким причинам. Кроме титула, он обладал еще богатством и красотой. К тому же виконт был кавалерийским офицером в армии герцога Веллингтона, ходили слухи, что у него в память об этом остались на теле шрамы, но шрамы не видны под одеждой, и сей факт страшно возбуждал женское воображение. К этому нужно прибавить еще один интригующий момент: виконт был одним из братьев-близнецов, а большинство молодых леди знали мистера Адамса и сожалели о том, что он вот уже ряд лет не приезжает на сезон в Лондон. Но самое волнующее – история его несостоявшейся женитьбы, обручения и обмана перед самым алтарем, в то время когда он находился в Бельгии, принимая участие во всех операциях, включая битву при Ватерлоо. Но история с алтарем казалась гораздо более драматичной. Мужчина с разбитым сердцем – ведь это так трагично и романтично, особенно если речь идет о красивом мужчине, а как заманчиво воображать, что именно тебе суждено залечить его сердечные раны.

И молодые леди, конечно, не пришли в восторг оттого, что лорд Роули внезапно женился на какой-то неизвестной особе. Но посмотреть на нее им было так же любопытно, как и пожилым леди, – узнать, достойна ли она награды, которую ей удалось получить, разобрать ее по косточкам мысленно, а также и в благопристойной беседе, если суждение о ней окажется неблагоприятным.

Джентльмены, менее интересующиеся женитьбой виконта, разве что молча сочувствующие ему – ведь джентльмен редко женится поспешно, это случается, если он вынужден это сделать, – тем не менее считали Роули славным парнем. Всю неделю он болтал с ними, смеялся, обедал и выпивал, спустив при этом немало денег за карточным столом. Они желали ему добра и задавались вопросом, пусть и без такой живости, как женская половина общества, какова та леди, которой удалось связать его узами брака.

Как лорд Роули заверил свою жену, декорации действительно были готовы. Возможно, было преувеличением утверждать, что свет ломился в особняк лорда Миндела на Ганновер-сквер единственно для того, чтобы посмотреть на виконтессу Роули. Общество все равно приехало бы на бал, поскольку бал этот неизменно слыл одним из самых престижных сборищ во время сезона. Но разумеется, уверенность в том, что они наконец-то увидят таинственную новобрачную, увеличивала притягательность этого события теперь, когда сезон подходил к концу и общество начало уставать от однообразия светской жизни.

Кажется, все модные экипажи Лондона выстроились в ряд поблизости от особняка Минделов, готовясь извергнуть из себя своих великолепно одетых владельцев. И еще казалось, что каждое окно в доме освещено тысячами свечей. И что все слуги и все гости собрались либо на тротуаре, либо на ступенях перед домом, либо в холле, либо на лестнице.

Спрятаться было негде – совершенно негде. Даже внутри кареты лорда Роули все было залито светом, когда экипаж, развернувшись, подъехал к особняку.

Кэтрин страшно хотелось опустить голову, уставиться в землю, стать мраморной статуей, бесстрастной и пассивной, пустить все на самотек. Но инстинкт подсказал ей, что это прямой путь к провалу. Провал, если он ее ждет, нельзя встречать со смирением. Она решила это еще вчера.

Кэтрин посмотрела на двух мужчин, сидящих напротив. Отец был чопорен и холоден. Но по крайней мере он здесь. Он поехал с ними. Она улыбнулась ему, но он не улыбнулся в ответ. Хэрри, молчаливый и бледный, улыбался ласково и ободряюще.

– Ты очень красива, Кэтрин, – сказал он, встретившись глазами с сестрой. Он уже говорил то же самое перед обедом и еще раз – перед тем как они покинули отцовский особняк. Он тоже выглядел замечательно – весь в светло-голубом и белом. Конечно, даже сейчас, хотя он еще очень молод, немало молодых леди вздыхают о нем. Брат Рекса женился в возрасте двадцати лет, подумала она, будучи всего на год старше Хэрри. Она хотела надеяться, что сегодняшний вечер не повредит ему в глазах света.

Кучер отворил дверцу кареты и опустил ступени. Один из лакеев лорда Миндела держался у подъезда на тот случай, если кому-то понадобится помощь. Час пробил! Отец и брат уже ступили на тротуар.

– Кэтрин, – негромко, но очень отчетливо проговорил муж, прежде чем выйти вслед за ними и подать ей руку, – вы очень красивы. Вы моя радость и гордость!

Удивление и благодарность не могли полностью стереть ужас, от которого подошвы ее бальных туфелек налились свинцом. Но от его слов лицо ее порозовело, как он, наверное, и ожидал. Во всяком случае, губы ее будут улыбаться, глаза – блестеть, а голова – высоко поднята.

Последним ее искушением было желание устремить взгляд на какой-нибудь отдаленный неодушевленный предмет. Противиться этому искушению было очень трудно, но она устояла. Она огляделась и посмотрела на людей, не избегая их взглядов. Но ее надежды, что, возможно, никто на нее и не смотрит, не сбылись. Каждый вновь прибывший гость вызывал естественное любопытство, а тут любопытство было особого рода – прибыла молодая супруга виконта Роули, – он не зря говорил ей, что все знают о его женитьбе. Да, в ее сторону устремилось множество взглядов.

Рядом с ней по одну сторону шли Хэрри и отец, по другую – муж. Рука ее лежала на его руке. Поднимаясь по широким ступеням, виконт свободной рукой накрыл ее руку, а голова его склонилась совсем близко к ее голове. Они вошли в холл. Он улыбался так, что при других обстоятельствах сердце перевернулось бы у нее в груди.

– Мужайтесь, любовь моя, – прошептал он. – У нас все получится. Обещаю вам.

Блеском глаз она выразила то, что чувствует к нему, и улыбнулась в ответ. Инстинкт подсказал ей, что она поступила правильно. Она должна смотреть на него именно так, пусть даже это было бы одним притворством.

Шесть лет – срок одновременно долгий и короткий. Во многих глазах она читала любопытство, но не узнавание. Она видела людей – множество людей, – которых никогда не встречала прежде. Но были глаза, в которых одновременно читались и любопытство, и смутное узнавание, – этих людей она тоже узнала. Взгляд некоторых выражал потрясение.

Шесть лет – короткий срок. Сама вечность оказалась бы короткой для света, который никогда не забывает тех, кто принадлежал к нему, нарушил его законы и был сослан в ссылку до конца дней своих.