Сталин: арктический щит - Юрий Жуков

Затем нарком перешел к тому, что волновало командование советских военно-морских сил: «Архипелаг Свальбард имеет следующее оперативное значение: 1. Бухты островов Шпицберген и Медвежий могут быть использованы для организации в них маневренных баз для любых сил. 2. При наличии этих баз в руках противника он сможет действиями легких, подводных и воздушных сил нарушить наши коммуникации с западными нейтральными странами и с нашим Дальним Востоком по Северному морскому пути, а также сможет производить налеты на порты нашего Северного побережья. 3. При наличии островов архипелага в наших или норвежских руках (в случае ее нейтралитета) мы сможем на этих островах организовать базы подлодок и авиации, из которых сможем действовать на коммуникациях противника.

Исходя из вышеизложенного… необходимо: 1. Главному управлению Северного морского пути ни в коем случае не свертывать, а, наоборот, расширять разработку угля. 2. Открыть на острове Медвежий хотя бы зверобойный промысел с наличием одного-двух самолетов для разведки зверя. 3. Открыть специальную авиатранспортно-почтовую линию с рейсами по трассе Мурманск — остров Медвежий — остров Шпицберген. 4. Открыть метеостанцию для обеспечения полетов по вышеупомянутой трассе. Для обеспечения работы авиации получить разрешение у Норвегии на строительство посадочной площадки на острове Медвежьем и комбинированного аэродрома на острове Шпицберген в районе наших концессий. 5. Организовать походы командного состава подводных лодок и авиации Северного флота на направляющихся в этот район судах Морфлота с целью изучения»1.

Так настойчивость Наркоминдела, которому удалось «зацепиться» за Шпицберген еще в начале 20-х годов, стала оправдываться. Оставалось лишь постараться претворить в жизнь замысел Главного морского штаба. Однако тогда «Записке» не придали должного внимания.

Молотов, более всего в те дни озабоченный положением Советского Союза после начавшейся войны между Германией и Польшей, Великобританией и Францией, не вникая в суть документа, переадресовал его «на исполнение» наркому внешней торговли А.И. Микояну. Ну а тот ограничился решением, не выходившим из сферы его компетенции. Микоян всего лишь подтвердил: «Вопрос о перевозке угля со Шпицбергена… предусматривается в планах НК Внешторга»2. Но даже если бы и последовало в те сентябрьские дни соответствующее правительственное постановление, выполнить его все равно не удалось бы.

Другой сложнейшей проблемой, продолжавшей беспокоить и Наркомат BMP, и командование Северным флотом, оставалось пополнение боевого состава. Потенциального противника для Северного флота откровенно обозначил И.Д. Папанин. Выступая 15 марта 1939 года с трибуны XVIII съезда ВКП(б), он посчитал важным вставить в свою речь цитату из статьи, опубликованной в свежем номере журнала германских ВМС «Марине Рундшау»: «Германия будет вынуждена для полноценной блокады Советской России на Восточном фронте послать флот на Север с целью прервать арктические коммуникации Советской России и, может быть, для захвата морских и авиационных баз на мурманском побережье».

Продолжая выступление, Папанин поспешил заверить делегатов в готовности СССР к отпору врага в Арктике. «Нелишне напомнить, — слишком уверенно, явно блефуя, заявил он, — что во время интервенции кое-кто уже высаживался на нашем мурманском побережье. Известно также, чем закончилась эта авантюра. Сейчас немецким и иным фашистам не придется себя утруждать сложной работой по высадке десанта. Их корабли мы постараемся затопить еще в море»3.

Как и В. М. Молотов годом ранее, И.Д. Папанин исходил отнюдь не из реального состояния Северного флота. Должен был понимать, что эсминцев, подводных лодок и сторожевиков явно недостаточно для борьбы с «карманными» линкорами и тяжелыми крейсерами Германии, если бы вознамерились они войти в Баренцево море. Несомненно, имел в виду не те силы, которыми располагала страна на Севере, а те, что еще предстояло создать. За три-четыре года.

Пока же приходилось довольствоваться хоть и малым, но возможным, посильным.

Советское руководство понимало — вплоть до завершения формирования 104-й особой горнострелковой дивизии и ее развертывания Кольский полуостров и военно-морская база в Полярном в случае начала боевых действий все еще остаются фактически беззащитными. Потому-то и согласилось с по сути паллиативным предложением Комитета обороны. Постановление Политбюро от 7 марта 1939 года «Об усилении охраны государственной границы в Мурманской области», во-первых, обязало НКВД немедленно увеличить численность погранвойск в регионе на 1403 человека, то есть на два батальона. Во-вторых, дабы закрыть практически свободный доступ к Мурманску, да еще мимо Полярного, кораблям под любым флагом, поручило Наркомводу «выставить у входа в Кольский залив судно под брандвахту для постоянного дежурства на нем представителей лоцманской службы, портового санитарного надзора, таможни и пограничников для контроля прибывающих в залив судов и для контроля судов, выходящих из залива в море»4.

Готовясь к неминуемой войне, к боевым действиям в Арктике, советское руководство не ограничивалось лишь определением новых задач для ГУСМП, усилением Северного флота и охраной на суше Мурманского района. Поручило ВВС срочно освоить так называемый Западный маршрут — воздушную трассу к берегам Великобритании и США, которая по необходимости отчасти заменила бы традиционную морскую, начинавшуюся в Мурманске и Архангельске, либо дополнила бы уже проложенную ранее через Северный полюс. Повторить сделанное «Пан Америкен» и «Бритиш эйруейз» для регулярных трансатлантических полетов.

5 марта 1939 года Политбюро утвердило проект постановления СНК СССР, разрешающее Герою Советского Союза комбригу В.К. Коккинаки и штурману майору М.Х. Гордиенко беспосадочный перелет по линии Москва — Тронхейм, Норвегия — Рейкьявик, Исландия — мыс Фаруел, Гренландия — Батл-харбор, Ньюфаундленд (ныне Канада) — Нью-Йорк. Для полета избрали самолет конструкции С.В. Ильюшина ЦКБ-30 («Москва»), прототип бомбардировщика ИЛ-45.

И на этот раз советская пресса не стала скрывать истинную цель перелета. В статье, опубликованной «Правдой» на следующий день после старта, 29 апреля, от имени пилота отметили чисто боевые задачи, которые предполагалось решить. «В военной обстановке, — утверждала газета, — отсутствие самолетов, способных совершать дальние полеты, грозит успеху военной операции, ибо промежуточные посадки, как известно, возможны на своей территории, но отнюдь не на территории врага». Далее же вполне откровенно делался весьма важный вывод: «Весь мир и все наши соседи убедились, что тихоокеанские рубежи советской земли не так отделены от сердца страны… Любому спокойному либо неспокойному соседу стало ясно, что если советский самолет в состоянии пролететь много тысяч километров без посадки на своей территории, то, отправившись с какого-нибудь аэродрома близ границы, он сможет довольно далеко залететь и на вражескую территорию». Недвусмысленно делался намек на то, о чем два года назад писала американская пресса. Что Япония и Германия вполне могут оказаться под ударами советской авиации.

Беспосадочный перелет «Москвы» должен был решить и еще одну задачу. Ту, о которой полгода спустя будет весьма своеобразно сказано в «Записке» Н.Г. Кузнецова — о связи «с западными нейтралами». О ней «Правда» поведала в интервью с В.К. Коккинаки — «установление воздушной связи между СССР и Северной Америкой». «Я лично считаю, — пояснил летчик, — что в будущем регулярное воздушное сообщение между Западной Европой, в том числе европейской территорией СССР, и Америкой будет пролегать именно через Атлантический океан. Избранный нами вариант маршрута является для этой цели наиболее удобным. Значительная часть трассы проходит над землей, где легко построить аэропорты и устроить коммерческие аэродромы. В Центральной Арктике это невозможно»6.

Самолет «Москва» взлетел со Щелковского аэродрома 28 апреля в 4 часа 19 минут, а в 3 часа 19 минут по московскому времени 29 апреля уже совершил посадку в аэропорту Нью-Йорка.

Сложное и ответственное задание В.К. Коккинаки и М.Х. Гордиенко выполнили менее чем за сутки, и без каких-либо происшествий.

2

Нападение Германии на Польшу и вступление в войну Франции и Великобритании заставило советское руководство срочно скорректировать прежние планы, рассчитанные на относительно продолжительные сроки создания океанского Северного флота. Действовать в соответствии с реально складывавшейся военно-политической ситуацией в Европе.

Уже 14 сентября Политбюро обязало Архангельский обком незамедлительно выделить тысячу рабочих на три месяца для завершения в ускоренном темпе строительства береговых батарей на острове Моржовец — в горле Белого моря, и у поселка Понойна, на западном побережье Кольского полуострова7. Они должны были завершить создание надежного артиллерийского прикрытия входа в Белое море и в случае начала войны не допускать подхода вражеских кораблей к Молотовскому. Точнее, к заводу № 402 и Архангельску. А пятью днями позже последовало еще одно решение Политбюро, призванное хоть в какой-то мере компенсировать все еще сохранившуюся слабость Северного флота, его безусловную неспособность оказать серьезное сопротивление вероятному противнику. Срочно мобилизовали и вооружили восемь траулеров Наркомата рыбной промышленности, два буксира, принадлежавших Наркомату лесной промышленности, и пароход «Профсоюз» Наркомата морского флота, приписанные к Мурманску и Архангельску8.