Меч Тристана - Ант Скаландис

Так что Хавалин, любивший много и вкусно покушать, горько сетовал теперь, встречая Тристана и даже не имея возможности как следует угостить его. Правда, по понятиям Тристана, обед был достаточно сносным, да что там — просто удался на славу для «военного и голодного времени», как выразился Хавалин: гусь с яблоками в сметане, копченая свинина, ржаные, пшеничные и творожные лепешки, овечий сыр, перепелиные яйца, нежная белая рыба, и все это под медовый эль и кисло-сладкое ароматное испанское вино. «Чем же питается арморикский обжора в хорошее время?» — гадал Тристан озадаченно и верил, что ему еще предстоит узнать это.

Во всяком случае, вмиг разобравшись, кто прав, а кто виноват в произошедшем конфликте, корнуоллский рыцарь объединил усилия с уцелевшими героями замка Карэ и начал собирать ударный боевой отряд.

Герцог Хавалин был весьма пожилым человеком и поспешил познакомить молодого Тристана со своим любимым старшим сыном Кехейком. И даже рассказал, откуда у юноши такое странное для этих мест имя. По рождению нарекли мальчика Карденом, но был он хворым до невозможности, лет в пять едва ли не целый год провел в постели и все кашлял, кашлял, кхе-кхе, кхе да кхе. Дети-сверстники так и звали его меж собой Карден Кхе-кхе. Местные лекари не умели одолеть недуг юного наследника всех владений Хавалина. И герцог очень грустил оттого, что мальчик хиреет не по дням, а по часам

И вот однажды проезжал через Арморику великий ирландский знахарь, завернул он в гости к Хавалину, посмотрел на Кардена, послушал его особым образом, пощупал, прописал кучу всяческих трав, объяснил, как питаться надо, чего много следует есть, а чего совсем нельзя, и под конец сказал:

— А главное, поменяйте мальчику имя. Не вводите в искушение богов. Так велели древние. Забудьте имя Карден. Зовите его просто, как зовут дети.

— Кхе-кхе? — удивленно переспросил Хавалин.

— Ну уж не так буквально. Зовите его Кехейк. Нормальное валлийское имя. И будет парень здоров.

Так и сделали. И мальчик действительно быстро пошел на поправку. К восемнадцати годам стал уже известным в Арморике рыцарем, а теперь, когда ему исполнилось двадцать два, заслуженно носил титул Первого Рыцаря своей страны.

В одиночку Кехейк, может, и не одолел бы обнаглевшего Рояля Клавера. Был тот силен и хитер сам лично, да и банду сколотил нехилую. Вдвоем же с Тристаном рыцари представляли гораздо более серьезную угрозу всему Нанту. Собственно, если б Рояль понял, с кем связался, может, и воевать бы не начал, а сразу сдался. Но где ему, Клаверу — задвинутому, тупоголовому! О Тристане, конечно, изрядно рассказывали и в его родном городе, но мало ли какую ерунду люди говорят — сам хотел посмотреть, что за птица.

Посмотрел. Перед первым же боем обученные Тристаном бойцы Хавалина прокрались ночью в лагерь Рояля и порезали спящими лучших воинов вассала-предателя. «Коварство за коварство» — написали они на щитах убитых. А утром напали из засады и разбили в пух и прах уже действительно существенную часть армии графа Рояля.

Клавер был вынужден отступить к родному Нанту, собирая по полям и селениям остатки своей перепуганной рати. Многие рыцари полуострова Арморики стали переходить на сторону Тристана и Кехейка. Не прошло и недели, как еще сильнее укрепившаяся армия, верная старому герцогу Хавалину взяла штурмом Нант, покончив таким образом раз и навсегда с подлым мятежным графом.

В финальном поединке Кехейк сражался с могучим братом Рояля — Пианеном и проткнул его копьем насквозь. А Тристан выехал один на один с Роялем. Рояль Клавер, подтвердив лишний раз свою гнусную, подленькую сущность, прицелился не во всадника, а в его коня и умертвил под корнуоллским рыцарем роскошного арабского жеребца. Разгневался Тристан на такое недостойное поведение и, выйдя пешим против конного, ответил тем же — точным ударом меча пронзил сердце графской лошади, тоже дорогой, но кастильской породы. И граф запутался в стременах и, ерзая по земле, смешно закрывал руками голову и шею — ожидал смертельного удара.

— Я не бью лежачих! Слышишь ты, подонок? — обратился к нему Тристан, подходя вплотную и выбивая сапогом меч. — Я вообще не собираюсь убивать тебя, мразь, если ты поклянешься прямо сейчас вновь служить верой и правдой герцогу Хавалину, а также пообещаешь восстановить все, что ты разрушил в собственной стране. Пусть этими работами займутся твои придурочные головорезы. Не все же им людей убивать! Прикажи рыцарям и солдатам выполнять мои указания, распоряжения Кехейка и отца его Хавалина. Клянись, что сделаешь все именно так, и я сохраню твою поганую жизнь, скотина!

Разумеется, Рояль Нантский, как и любой человек, хотел жить. Он поклялся. И что самое удивительное, сдержал свое слово. Ну да и Бог с ним! Не о том рассказ. Тристан уже давно отчаялся понять смысл отдельных поступков и вообще логику здешних (в смысле средневековых) идиотов. Просто предпочитал общаться с людьми, которые вели себя мало-мальски разумно. Например, с Кехейком.

А надо заметить, в ходе военных действий Тристан и Кехейк сдружились как молочные братья. Они теперь вместе охотились, вместе выступали на турнирах, а зачастую просто любили скакать по берегу моря или тихо ехать лугами и разговаривать, рассказывать друг другу о далеких странах, в которых оба успели побывать, о подвигах, о покоренных драконах, великанах и женщинах. Кехейк очень радовался, что такой замечательный во всех отношениях человек, как Тристан, вассал самого короля Артура, Рыцарь Круглого Стола, поступил на службу к его отцу

И однажды, рассказав в цветистых выражениях о бурном своем романе с принцессой Наваррской, Кехейк спросил:

— А почему ты не женат, Тристан?

— Я — странствующий рыцарь, — улыбнулся Тристан. — Почему, например, никогда не женится Ланселот Озерный?

— Ланселот? Потому что любит королеву Гвиневру.

— Ты и об этом знаешь? — удивился Тристан.

— Об этом знает вся Логрия, — сказал Кехейк. — А ты что, тоже полюбил чью-нибудь королеву?

— Не совсем так, друг мой, — уклончиво начал Тристан, не желая ни откровенничать, ни слишком завираться. — Понимаешь, в ходе моих путешествий у меня было много женщин. («Брешешь, мерзавец! На самом деле совсем немного — так, иногда, для здоровья».) Но ни одну из них я не смог полюбить. Можешь считать меня безнадежным романтиком, но я свято верю в то, что жениться надо исключительно по любви.

Кехейк посмотрел на него очень серьезно и не стал больше ни о чем спрашивать.

— Знаешь, — поведал он. — У меня есть сестра. Она сейчас отправилась с моими друзьями в Арль, это в Провансе, но скоро уже должна вернуться из поездки, и тогда вы обязательно познакомитесь. Видишь ли, она не родная сестра мне, но очень дорога нам с отцом. Мы не хотели тебе сразу говорить, но это именно из-за нее война получилась. Рояль проклятущий попросил ее руки, а ему нельзя было отдавать мою сестру в жены. Ни в коем случае нельзя. Мы объяснили это как сумели, но Клавер тупоголовый не понял и двинул на нас войско. А ты, я надеюсь, поймешь. Послушай меня внимательно.

Отец подобрал эту девушку в море несколько лет назад. Она плыла в шлюпке с грузом потрясающих самоцветов: карбункулов, диамантов, яхонтов, одета была в дорогие шелка и парчу. А кожа у нее белая-белая и нежная, глаза синие-синие и волосы — совершенно золотые. Все видели, что эта девушка благородной крови, но она ничего, ничегошеньки не помнила о себе. Видно, случилась с ней какая-то большая беда. Отец понял, что просто обязан помочь красавице, и вот тогда на море, во время сильнейшей грозы было ему знамение. Явился Святой Вреден и сказал: «Возьми эту девушку себе в дочери. Люби ее, как родную. И сыну объясни, что она сестра ему, а потому жениться на ней он не смеет, даже если влюбится. Но он не влюбится, Хавалин, не беспокойся, он будет относиться к ней всю жизнь как к сестре. Возьми себе в дочери эту красавицу. А женой она сможет стать только иноземному рыцарю. За своих же местных ни в коем случае не отдавайте ее. Иначе — быть большой беде». Так говорил Святой Вреден во время страшной грозы на море, а потом буря стихла. И наутро девушка вспомнила свое имя.

— Как же зовут твою нареченную сестру, Кехейк?

— Имя ее Изольда. И все у нас в Арморике называют ее Изольда Белорукая.

Тристан вздрогнул и как бы случайно отвернулся, чтобы Кехейк не увидел в этот момент его лица. Ведь по-русски (а Тристан в минуты потрясений часто думал на родном) «белорукая» вместо «белокурая» — это анаграмма, если не сказать, опечатка, оговорка.

— Я очень люблю свою сестру, — добавил зачем-то юный арморикский рыцарь. — Думаю, и тебе она понравится. Как ты полагаешь, Тристан?

— Посмотрим. Поскакали в замок!

И Тристан пришпорил своего коня, первым уносясь вперед и вверх по каменистой дороге.