Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 - Джеймс Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечный этап пути, самый длинный, длиной в 40 миль, вел Шекспира из Оксфорда — через Уолверкоут и Бегброк — в королевский заповедник Вудсток, где он, возможно, останавливался, чтобы посетить комнаты, в которых Елизавета, под строгим надзором в ожидании своей участи и задолго до коронации, набросала угольком на оконном ставне стихотворение, которое в 1598 году прочитал и расшифровал Пауль Хенцнер:
Твоя извечная обманчивость, Фортуна,
смятенье вносит в растревоженный мой ум.
Так будь свидетелем: тюремный этот свод
не что иное, как судьбы прискорбный поворот…
Елизавета, узница ( перевод А. Бурыкина )
Эта история волновала воображение; жаль, что подробности жизни царственной особы были неизвестны драматургу, который мог бы написать об этом так талантливо.
После Вудстока Шекспир направлялся в Киддингтон, миновал Нит Энстоун, а затем Чиппинг Нортон. Теперь до дома оставалось двадцать миль. Это исторические места: на пути к Лонг-Комптону Шекспир наверняка проезжал Роллрайт-стоунз — местный Стоунхедж, богатый легендами. Согласно преданию, здесь во времена датского короля Роллона армия обратилась в камень. Проехав это уединенное место, он был уже недалеко от Шипстона-на-Стауре. Теперь Шекспир приближался к знакомым местам, проезжая Тредингтон и Ньюболд. Оказавшись на вершине холма, пересекающего римскую дорогу, ведущую к Лестеру, — знаменитый Фосс-Уэй, он знал, что до дома ему осталось восемь миль. Еще пять миль через Эттингтон и Олдерминстер — и он в Атерстоуне. Теперь уж он точно был в Фелдоне, богатых и ухоженных фермерских угодьях, засаженных пшеницей и другими культурами. Река Эйвон, видневшаяся в отдалении, отделяла равнину от лесного массива — мел от сыра, и это была не просто сельскохозяйственная граница, но также и граница социальная, архитектурная и экономическая. Родной город Шекспира располагался от нее по обе стороны.
Шекспир двигался в Стратфорд по Клоптонскому мосту, возможно остановившись, насколько потребовалось, чтобы рассмотреть небольшие его участки, залатанные тем камнем, оставшимся у него после ремонта дома, который он недавно продал городу. Под конец пути он проехал Миддл Роу, повернул налево на Хай-стрит, проехал Шип-стрит и закончил свое путешествие на Чэпел-стрит. На последнем участке пути он заметил, как сильно изменился Стратфорд со времен его детства и юности. Страшные пожары 1594 и 1595-го разрушили 200 домов — ущерб исчислялся в 12 тысяч фунтов. Первый пожар вспыхнул в центре города, еще один — год спустя — на северной окраине. Эти бедствия отразились в местных преданиях: исказив факты ради их соответствия провиденциальной точке зрения на историю, Томас Берд писал в книге «Театр Кары Господней» (1597), что «весь город дважды горел — за осквернение жителями праздников Господних». Скорее всего, опустошительные пожары были вызваны деятельностью небольших компаний, в особенности тех, которым для производства солода из проросшего ячменя требовались запасы угля. Город нуждался в помощи: соседние графства просили о пожертвованиях пищи и одежды, Лондон — об избавлении от немалых налогов, которых корона требовала в 1598-м, — и в обоих случаях преуспел.
Летом 1599-го в Стратфорде все еще велись строительные работы. В конце апреля городские власти назначили комиссию, чтобы проверить, как они ведутся; к ее отчету приложено краткое описание города. Вероятно, Шекспир застал Стратфорд в процессе его медленного восстановления. Оживленные работы долгое время велись на Вуд-стрит Уорд, где заканчивали строительство Джон Локк, Томас Лемпстер и вдова Купер. Абраму Стерли предстояло покрыть крышу черепицей. Неподалеку от своего дома Шекспир, вероятно, заметил, что, несмотря на новые правила, Гамнет Сэдлер использовал для восстановления крыши легковоспламеняющееся соломенное покрытие. Территория неподалеку от дома Сэдлера и севернее, на Или-стрит, пострадала больше всего. Ремонтные работы в Стратфорде велись неравномерно — недавно восстановленные дома соседствовали с разрушенными. Еще больше обескураживало число приезжих, многие из которых — бедняки, живущие в большой нужде. В 1599 году количество жителей города увеличилось до 2500 человек — когда родился Шекспир, оно не составляло и полутора тысяч. Четверть населения, покинувшая насиженные места из-за череды неурожаев и быстрых темпов огораживания, сильно обеднела. Стратфорд выживал как мог, сельская жизнь была далека от тех пасторальных выдумок, которыми потчевали Англию ее поэты и драматурги.
Дом Шекспира, Нью Плейс, здание внушительных размеров на углу Чепел-стрит и Чепел-лейн напротив Часовни Гильдии, — второй по величине дом в городе. Шекспир купил его два года назад за значительную сумму в 120 фунтов. Трехэтажное здание из кирпича и дерева было построено в XV веке. Просторный дом вмещал десять комнат, обогреваемых каминами, что намного больше, чем требовалось небольшой семье со слугами. К дому примыкали два земельных участка, два фруктовых сада и два амбара. Недавно приобретенный Шекспиром герб, вероятно, висел на видном месте. Вложив большую сумму денег в огромный дом так далеко от Лондона, Шекспир, наверное, старался сгладить вину перед женой и дочерьми за свои длительные отлучки. Очевидно, он подумывал о том, чтобы пораньше отойти от дел. Или же просто совершил выгодную для себя сделку, которую в обнищавшем Стратфорде мог себе позволить далеко не каждый.
Неизвестно, каким было возвращение Шекспира домой и что означало для него воссоединение с женой и дочерьми после долгой разлуки. Он жил отдельно с тех пор, как ему исполнилось двадцать с небольшим. Обосновавшись в Лондоне, он легко мог купить дом и перевезти семью, но не стал этого делать. Энн исполнилось сорок три (Шекспир был на восемь лет ее моложе), а их дочери, шестнадцатилетняя Сьюзен и четырнадцатилетняя Джудит, были уже совсем взрослыми. Учитывая, что Шекспир видел своих девочек в детстве в лучшем случае несколько раз в году и возможно, не более дюжины раз после переезда в Лондон в конце 1580-х, вряд ли у них были очень близкие отношения, даже по меркам XVI века. Однако огромное значение, которое в своих пьесах Шекспир придает воссоединению семей, и глубинное проникновение в суть отношений отцов и дочерей в его пьесах — от «Венецианского купца» и «Короля Лира» до «Перикла» и «Бури» — заставляют предположить обратное. Если только, разумеется, в своих произведениях он не пытался восполнить для себя упущенное. Едва ли можно угадать, что он чувствовал, когда спрыгнул
