Дарю, что помню - Евгений Весник

Он заскрипел зубами, зарычал как зверь и буквально «вплеснул» в себя остаток недопитого горячительного.

Я попросил подсчитать убытки. Между барменом, также участвовавшим в нашем «мальчишнике», переводчиком и ревнивым швейцаром состоялся молниеносный митинг, и мне было заявлено:

– Нас никто из туристов никогда не угощал. Мы Вам очень признательны, мы понимаем Вашу широкую русскую натуру и не хотим испортить Ваш душевный порыв. Поэтому договорились сделать так: вы заплатите только за орешки, а так как пиво и водка здесь в отеле стоят в 25 раз дороже, чем в супермаркетах, вы в городе купите такую же бутылочку пива, такую же – водки и отдадите их бармену.

Ударили по рукам, похлопали друг друга по плечам и спине и разошлись как добрые друзья, как в Москве. Здесь, в Мексике, в городе Гуанахуато, как в Москве!

В одной из наших частных бесед мой новый друг рассказывал о своих впечатлениях от наших двух спектаклей:

– «Вишневый сад» – это не о нас. Это о других людях, о другом времени. Их трудно понять. Здоровые, а все чем-то недовольны, нытики! По-моему, все они притворы. А вот «Иван» – это о нас, о теперешних людях. У русских все так же, как у простых мексиканцев, только одежды другие. Не такие все горячие, а проблемы и поступки те же, что и у нас. Артисты некоторые очень уж стараются, пыжатся, потеют, ну прямо как наши артисты! Наши ведь кричат, краснеют, тяжело дышат – это все надоедает! А те ваши артисты, которые не пыжатся, а спокойно рассуждают, тихо плачут, переживают, очень нравятся. Ну, очень! Сидишь как будто не в театре, а дома со своими родными. Хорошо! Сколько разных представлений идут в Вашем театре?

– У нас две сценические площадки – основная и вторая, в филиале. На каждой сцене пьес по 8–10, разных авторов.

– А каких больше – о современных людях или об ушедших?

– Об ушедших больше.

– Не понимаю, как же так? Разве важнее то, что было?

– Нет, конечно. Хороших пьес о нас, живущих, мало.

– Это плохо. Это стыдно. Значит, ваши авторы не знают сегодняшнюю жизнь или не хотят говорить правду. Или просто неталантливые авторы. У нас в городе только один театр играет исторические пьесы, даже русские, конечно на испанском. Я смотрел спектакль под названием «Гроза». Ну, все-все как у нас, и пели под гитару. Ну, как у нас. А в других театрах, их у нас больше десяти, идут спектакли про нашу теперешнюю жизнь. Очень злободневно! Наши зрители часто участвуют в происходящем на сцене – советы дают артистам выкриками, поддразнивают или осуждают поступки артистов. А если на сцене критикуют власти – о-о-о! – это замечательно: зрительный зал тогда превращается в митинг. Успокоить его трудно, иногда даже антракт объявляют, чтобы люди пива, вина или воды попили. Много музыкальных театров. Зрители подхватывают мелодии спектакля. Это прекрасно! Хорошо, когда на сцене о сегодняшнем дне говорят и помогают во многом разобраться своим умом. На исторические спектакли ходят, в основном, студенты и школьники.

Я тогда понял, почему мексиканцы посещали спектакль «Иван» с большей охотой, нежели «Вишневый сад», и принимали первый более активно. Но отзывы, самые восторженные, давали о том и о другом равногорячие.

– Вы заправский театрал! Театровед! – похвалил я швейцара.

– Я двенадцать лет работал в разных театрах. Был я и электриком, и помощником режиссера, и даже маленькие рольки в комедиях играл, даже с текстом – две-три реплики. Сейчас часто в театр ходим всей семьей. Брат мой младший – администратор в главном городском театре. Меня инфаркт сломал, но я еще ничего себе. Видите, могу и чокнуться.

В автобусе, который вез нас на спектакль, «один из наших руководителей» проявил незаурядные юмористические способности, сказав: «Молодец Весник, всегда найдет себе эрудированного собеседника: то пастуха в Щелыково, то рыбака в Рублево, теперь вот швейцара в Мексике!» Затем он встал во весь свой талантливый рост, повернулся лицом к народу, нашему родному, восседавшему в салоне. Держа в руках несколько разных газет (1987 год), с горящими политической благонадежностью глазами, со свойственным ему глубоким, как художническим, так и философским мышлением, он торжественно объявил:

– Товарищи! Два дня назад, на симпозиуме (на каком не помню. – Е.В.) Михаил Сергеевич Горбачев произнес замечательную речь. Он призвал великий русский народ и все другие народы к консенсусу и вселил уверенность в благополучном исходе перестройки, так как объявлено ускорение всего и вся. С ним на симпозиуме была Раиса Максимовна. Поздравляю вас. – Он зааплодировал.

За ним многие тоже зааплодировали, но так как в это время автобус прибыл на место назначения и остановился, получилось так, что мы благодарим аплодисментами шофера за артистизм вождения. Водитель встал из-за руля и стеснительно поклонился пассажирам. Хорошо получилось, очень хорошо, потому что аплодисменты мгновенно приобрели другой смысл. Выходя из автобуса, никто не вспомнил ни о речи «одного из наших руководителей», ни о докладе генсека, ни любви его к супруге, все говорили про мага и волшебника – замечательного шофера нашего огромного автобуса, превращавшегося под его управлением в послушную игрушку – как «один из руководителей» под управлением газет в то же самое. «Вот бы ему, – подумал я, – со швейцаром мексиканским поговорить. Может быть, глядишь, и театру нашему чего-нибудь интересненького перепало бы. Да Бог с ними, с пастухами, рыбаками и швейцарами! Что они в разного рода „сквозных действиях“, „сверхзадачах“ да соцреализме понимают? Смешно!»

Перед отъездом из Гуанахуато я все-таки представил швейцару «одного из наших руководителей». Руководитель привык к полифоническому почитанию, поэтому мы со швейцаром маленько потратились и угостили его, после чего он очень хвалил и возносил простых людей.

Швейцар. Очень мне понравились Ваши спектакли! Только вот в толк не возьму – на сцене Ваших артистов не больше 10–15 человек, верно, господин?

Руководитель. Совершенно верно. (Он хотел было чокнуться, чтобы овладеть очередным подаренным глотком, но швейцар остановил его.)

Швейцар. Наш администратор сказал мне, что Ваша делегация состоит из почти 50 человек. Это что – охрана?

Руководитель. Нет, нет, что вы! (Хохочет.) Очень остроумно! Нет, это представители дирекции, помощники режиссера и режиссеры, суфлеры, гримеры, врачи и осветители, художники и рабочие сцены, заведующий постановочной частью, электрики, председатель профкома и парткома.

Швейцар. (зашелся смехом). Богато живете, поэтому и бедные! Наш театр на гастролях и в Англии, и в Испании, и в Греции пользовался услугами местных и гримеров, и электриков, и рабочих. На гастроли едут только артисты. Это дешевле обходится, и артисты больше зарабатывают.