Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов

Разумѣется Ставка должна была дать въ вопросѣ объ отношеніи къ инородцамъ соотвѣтственную директиву, и обязанность эта лежала на начальникѣ штаба Верховнаго, въ распоряженіи котораго имѣлась гражданская канцелярія для всѣхъ дѣлъ по части управленія населеніемъ, проживавшимъ на территоріи военныхъ дѣйствій. Но къ сожалѣнію здѣсь то именно и проявился мало-уравновѣшенный характеръ начальника штаба Верховнаго, человѣка мало опьітнато н не вѣдавшаго, что неправильно, хотя и слегка только нажатая сверху кнопка отражается внизу всегда чрезвычайно болѣзненными явленіями. Несомнѣнно, что онъ «горѣлъ» праведной ненавистью ко всякой возможности предательства и шпіонажа. Но отъ этого «горѣнія», вслѣствіе его неуравновѣшенной системы управленія, къ сожалѣнію много страдали не только отдѣльныя лица, но н цѣлыя группы населенія.

Недовѣріе обуяло въ этотъ періодъ времени русскую армію не только въ отношеніи мирнаго населенія. Оно распространилось также частично на офицерскій составъ.

Печальный образецъ представляетъ собою, напримѣръ, дѣло бывшаго подполковника Мясоѣдова, преступленіе котораго такъ и осталось не достаточно доказаннымъ.

Въ дневникѣ одного изъ чиновъ штаба генерала Алексѣева*) имѣется по поводу этого дѣла слѣдующій абзацъ:

«Нустовонтеяко (ближайшій сотрудникъ генерала Алексѣева) говоритъ, что, когда онъ прибылъ съ Алексѣевымъ па С.-З. фронтъ, въ развѣдывательномъ отдѣленіи штаба уже служилъ и работалъ прапорщикъ Владиміръ Григорьевичъ Орловъ, призванный изъ слѣдователей по особо важнымъ дѣламъ округа Варшавской судебной палаты. Онъ тогда же потребовалъ у него докладъ по дѣлу шпіона Иясоѣдова и, якобы, оказалось, что во всемъ обширномъ дѣлѣ не было ни одного документа, объективно доказывающаго виновность повѣшеннаго. Все инкриминируемое Мясоѣдову было таково, что никоимъ образомъ не доказывало чего нибудь неопровержимаго»...

Подобныя же сужденія приходилось встрѣчать въ воспоминаніяхъ и другихъ лицъ.

Много доставалось начальникамъ съ нѣмецкими фамиліями, изъ которыхъ нѣкоторые, чувствуя себя давно русскими, спѣшили ходатайствовать, даже объ измѣненіи своихъ фамилій. Лицъ нѣмецкаго происхожденія обвиняли въ томъ, что они сумѣли, опираясь на министра двора графа Фредерикса, (кстати не нѣмца по происхожденію), образовать г>ъ арміи и даже вокругъ русскаго престола, замкнутую цѣпь членовъ, сочувствующихъ Германіи. Дѣло дошло до того, что Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу, пришлось издать особо-строгій приказъ. имѣвшій цѣлью положить предѣлъ необоснованнымъ обвиненіямъ, которыя вносили лишь смуту и разложеніе въ армейскую среду.

Особенно разраслись непорядки въ ближайшихъ войсковыхъ тылахъ во время отхода русскихъ войскъ изъ Польши и Галичины. Великому Князю, какъ Верховному Главнокомандующему, и въ этомъ вопросѣ пришлось самому вмѣшаться, напоминая телеграммами на имя главнокомандующаго С.-З. фронтомъ генерала Алексѣева. о безсистемности эвакуаціонныхъ распоряженій н о неправильно создавшемся у войскъ представленіи, что принимаемыя мѣры являются «репрессіями». Телеграммой, папрпмѣръ, отъ 20-го іюня 15-го года Великій Князь напоминаетъ: 1) что удаляться и уничтожаться должно лишь то имущество, которое можетъ пспо-средственпо послужить на пользу противнику, или препятствовать нашимъ военнымъ дѣйствіямъ: 2) что прп уничтоженіи, по рас-поряліенію военныхъ властей- имущества, должны непремѣнно го-

) Мих. Лемке. «250 дней къ Царской Ставкѣ», стр. 190.

статаяться требуемые закономъ акты: о) ото населеніе, при о сѵтствііі крайней необходимости, не должно подлежать принудительному выселенію и не должно лишаться необходимыхъ запасовъ продовольствія; 4) что лицамъ добровольно покидающимъ свои кровъ должна облегчаться возможность выбора временнаго мѣстожительства; и 5) что члены одной семьи ни въ коемъ случаѣ не должны разселяться но различнымъ пунктамъ.

Мѣры яги надлежало примѣнять разумѣется въ одинаковой мѣ-

рѣ ко всѣмъ слоямъ населенія безразлично. ^

Но Верховный Главнокомандующій принималъ и болѣе строгія мѣры къ уничтоженію тыловыхъ безобразій. Такъ напримѣръ 6-го іюня 15-го года Великій Князь телеграфировалъ о необходимости преданія военно-полевому суду командировъ тѣхъ полковъ, «чины которыхъ будутъ изобличены въ ушненіи погромовъ».

Къ сожалѣнію «шпіономанія» внѣдрилась глубоко не только въ арміи, но и въ народѣ, не исключая и царскихъ дворцовъ. Въ придворныхъ сферахъ въ предательствѣ, и даже измѣнѣ, тайкомъ обвиняли даже Верховнаго Главнокомандующаго и его сотрудниковъ. въ народѣ же и въ арміи напротивъ, — подозрѣнія въ измѣнѣ шли въ парскіе покой. Все объясняли измѣной. Это обвиненіе являлось простѣйшимъ способомъ облегчить свое личное неудовольствіе, и въ нѣкоторыхъ случаяхъ оправдать неудачу. Чего проще: «Измѣна кругомъ!». — Въ атомъ общемъ стонѣ только и проявлялось уродливое единеніе и общность настроеній фронта и тыла, арміи и народа. — И если на фронтѣ указанное настроеніе въ силу дисциплинированности войскъ не давало еще вспышекъ, то въ сердцѣ Россіи, въ Москвѣ, оно разразилось въ іюнѣ 15-го года огромными безпорядками, заставившими, наконецъ, Царя и правительство призадуматься надъ охватившимъ всѣхъ настроеніемъ.

3. 14/27 іюня 1915 года въ Ставкѣ.

Уже почти два мѣсяца наши войска, не выдержавъ стремительнаго удара Макензена у Горлице и Тарнова находились въ отступленіи изъ Галичины.

Попытки зацѣпиться за Вислоку и позднѣе за р. Санъ не удались. Врагу былъ отданъ обратно Перемышль и Львовъ, и уже недалекимъ казалось время, когда ужасы войны должны были коснуться нашихъ собственныхъ предѣловъ.

Россія, оскпобленная военными неудачами, глухо волновалась. Слово «измѣна», какъ читатель уже знаетъ, ходило кругомъ.

Но и другихъ и подолъ для недовольства было не мало. Наша центральная власть уже давно стала терять довѣріе широкихъ общественныхъ круговъ и народныхъ массъ. Не Горемыкину, конечно, ненадолго до войны назначенному на постъ иредсѣтателя совѣта министровъ, было подъ силу, хотя бы временно, на періодъ войны, смягчить тѣ причины, которыя отдѣлили власть оп, парода.

Всѣ качества этого застывшаго въ своихъ воззрѣніяхъ старца, не только внутреннія, но и просто внѣшнія находились въ яркомъ противорѣчіи съ требованіями того труднаго времени, которое надвинулось на Россію. Нужны были широкій государственный умъ, желѣзная воля, кипучая энергія. Наблюдая же Горемыкина во время мимолетныхъ наѣздовъ въ Ставку, я лично всегда выносилъ впечатлѣніе о немъ, какъ о человѣкѣ, переутомленномъ жизнью и больше всего сосредоточенномъ на себѣ.