Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть - Филип Фармер

— Хм. Рога вставлены солидно.

— Панты, — поправил Калторп. — Но можешь их называть, как называл. Я заметил, что дисийцы сами иногда так говорят. Но даже если они в обыденной речи не различают рога и панты, ученые у них просто удивительные. Может быть, в физике и электронике они и не очень сильны, но с плотью творят чудеса. Кстати, эти панты не просто символ или украшение. Они работают. Ставлю тысячу к одному, что они качают тебе в кровь гормоны всех видов.

— Почему ты так думаешь? — прищурился Стэгг.

— Прежде всего потому, что на это бросил несколько намеков Ячменное Зерно. Далее, потому, что ты феноменально быстро оправляешься после серьезной операции. Ведь как бы там ни было, а тебе в черепе пришлось сверлить две дырки, перерезать кровеносные сосуды, соединять кровоток пантов с твоим, и кто знает, что еще.

Стэгг набычился.

— Кто-то об этом очень пожалеет. Эта Виргиния все устроила! В следующий раз как она мне попадется, я ее пополам раздеру. Надоело мне, что мной играют, как мячиком.

Калторп смотрел на него с тревогой, а после этих слов сказал:

— Ты сейчас себя нормально чувствуешь?

Стэгг раздул ноздри и стукнул себя в грудь.

— Раньше нет А теперь я весь мир могу снести щелчком. Только вот я голоден, как медведь после спячки. Сколько времени я был в отключке?

— Около тридцати часов. Как видишь, уже темнеет — Калторп положил руку Стэггу на лоб. — Тебя лихорадит. Не удивительно. У тебя тело горит, как печка. Строит новые клетки направо и налево, бешено накачивая гормоны в кровь. Для этой печки нужно топливо.

Стэгг трахнул кулаком по столу.

— Я еще и пить хочу! Просто горю!

Он стал колотить кулаком по гонгу, и весь дворец наполнился звоном. Как будто ожидая этого сигнала, в дверь вбежали слуги с подносами, уставленными блюдами и кубками.

Стэгг, забыв о правилах поведения за столом, вырвал у кого-то из слуг поднос и стал закидывать мясо, картошку, кукурузу, помидоры, хлеб в бешено работающие челюсти, прерываясь только, чтобы залить еду водопадами пива. Соус и пиво текли ему на грудь и ноги, но он, хотя всегда был аккуратным человеком, не обращал внимания.

Только раз, мощной отрыжкой чуть не сбив с ног слугу, он зарычал.

— Я способен пережрать и перепить…

Но тут его прервала еще более мощная отрыжка, и он вернулся к жратве, как кабан к корыту.

Калторп, чувствуя тошноту, вызванную не только самим зрелищем, но и его причинами, отвернулся. Видно, гормоны смели все запреты и обнажили животную сущность человека Что будет дальше?

Наконец, набив брюхо, как самец гориллы, Стэгг поднялся. Стукнув себя кулаком в грудь, он завопил.

— Класс! Класс! Эй, Калторп, завел бы и ты себе пару рогов! А, я забыл, у тебя же они уже есть! Ты же поэтому и удрал первый раз с Земли! Ха-ха-ха!

Маленький антрополог с пылающим и перекошенным от обиды лицом взвизгнул и бросился на Стэгга. Тот заржал и, схватив его за рубашку, поднял на вытянутой руке и держал, пока Калторп ругался и беспомощно размахивал руками. Вдруг Калторп почувствовал, что комната закружилась вокруг него, и он с силой врезался во что-то у себя за спиной. Раздался гулкий лязг, и, сидя, оглушенный, на полу, он понял, что его бросили в гонг.

Потом здоровенная лапа обхватила его за талию и помогла ему встать на ноги. В страхе, что Стэгг хочет с ним покончить, он сжал кулак для смелого, пусть безнадежного удара, но опустил руку.

Из глаз Стэгга бежали слезы:

— Господи, что же это со мной такое? Я совсем спятил, если так поступил с тобой, с моим лучшим другом! Что за чертовщина? Как я мог?

Он всхлипнул и притянул Калторпа к своей могучей груди, порывисто сжав в объятиях. Калторп вскрикнул от боли, когда у него чуть не сломались ребра. Стэгг его немедленно отпустил.

— Ничего, я тебя прощаю, — сказал Калторп, осторожно отступая. Он теперь понимал, что Стэгг не отвечает за свои действия. Он снова сделался в некотором смысле ребенком. Но даже ребенок не абсолютно эгоистичен и часто очень чувствителен. Стэгг действительно раскаивался от всего сердца.

Подойдя к створчатому окну, Калторп выглянул наружу:

— Улица кишит людьми с горящими факелами. Похоже, сегодня какая-то заварушка.

Он сам услышал, как фальшиво звучит его голос. Потому что он хорошо знал, что дисийцы собрались на церемонию, где главным действующим лицом будет капитан.

— Оргия, ты хочешь сказать, — ответил Стэгг. — Эти люди ни перед чем не останавливаются, когда хотят повеселиться. Сбрасывают все запреты, как змеи — кожу. И наплевать, если кого задавят.

Потом он сказал то, что удивило Калторпа:

— Надеюсь, все начнется скоро. Чем скорей, тем лучше.

— Зачем, ради Бога? — спросил Калторп. — Неужели то, что ты уже видел, не напугало тебя до смерти?

— Не знаю. Но во мне что-то есть такое, чего раньше не было. Во мне желание и мощь, мощь небывалая. Я… я чувствую себя богом! Я бог! Из меня вырывается мощь мира! Я взрываюсь! Ты не знаешь, что это такое! Этого никому не понять из смертных!

Снаружи завизжали бегущие по улице жрицы.

Двое прервали разговор и, замерев, как каменные истуканы, прислушивались к разыгрываемой битве между жрицами и Почетной Стражей, потом битве, в которой Лоси одолели жриц.

Затем в холле раздался топот бегущих ног, и Лоси рванулись в двери с такой силой, что снесли их с петель.

Стэгга подняли на плечи и понесли наружу.

На какую-то секунду он стал собой прежним. Повернувшись, он крикнул:

— Док, помоги! Док!

Калторп ничего не мог сделать — только заплакать.

IV

Их было восемь: Черчилль, Сарвант, Лин, Ястжембски, Аль-Масуини, Штейнборг, Гбью-хан и Чандра.

С отсутствующими Стэггом и Калторпом это и была десятка выживших из тридцати покинувших Землю восемь сотен лет назад. Они собрались в большой зале здания, где их держали пленниками уже шесть недель. Перед ними держал речь Том Табак.

Это не было его имя, а как его звали на самом деле, никто из них не знал. Они спрашивали, но Том Табак отвечал, что не имеет права его произносить и даже слышать, как его произносят другие. В тот день, когда он стал Томом Табаком, он перестал быть человеком и стал полбом. Как они легко догадались, «полб» — это было сокращение от «полубог».

— Если бы все прошло нормально, — говорил он, — то к вам обращался бы не я, а Джон Ячменное Зерно. Но пила Великой Белой Матери положила конец его жизни до начала Ритуала Посева. Мы провели выборы, и я, как вождь великого братства Табака, занял его место правителя Дисии. Им я останусь, пока не постарею и не ослабею — а тогда будет то, что будет.