Сын Розовой Медведицы. Фантастический роман - Виталий Чернов

«О-ох!» — со стоном вздохнул секач, выгибая хребет.

Теперь Полосатый Коготь не растерялся. Огромным прыжком, в который он вложил всю силу, метнулся вслед и насел на кабана. Полутораметровая туша протащила на себе медведя метра четыре, а затем стремительно завертелась на месте, подминая кусты и взрывая землю. Но вывернуться секач уже не мог. Сильная пасть Полосатого Когтя мертвой хваткой сомкнулась на острой кабаньей холке. Осев на задние ноги, кабан только тряс огромной, похожей на таран головой. Маленькие глаза горели налившейся кровью, острые уши были прижаты, из пасти обильно бежала желтая слюна.

Клац, клац, клац… — звучно и быстро стучали клыки.

Полосатый Коготь рванул холку зубами, но они у него были слишком старыми, сточенными, а тука — неподатливо жесткой. Он рванул ее еще раз, еще, и только тогда наконец секач рухнул на колени. Но уже и медведя оставили силы. Поняв, что все кончено, он отшатнулся от издыхающего кабана, попятился и тоже упал.

Тут, спустя полчаса, и нашел их обоих Хуги. Огромный вепрь лежал мертвым, а Полосатый Коготь, тщетно зализывая рану, медленно истекал кровью. Рана была огромной. Кабан распорол шкуру клыками от паха до нижнего ребра. Но это бы еще ничего, будь рана неглубокой. Беда оказалась в том, что были распороты внутренности. Увидев Хуги, медведь с трудом поднял голову.

Хуги оглядел вытоптанное поле боя. Да, здесь произошло настоящее сражение, достойное двух великанов. Полосатый Коготь, несмотря на преклонный возраст, выдержал одну из самых больших в своей жизни битв. Но эта битва стала для него последней.

Хуги все еще не понимал, что его добрый, мудрый друг прощается с жизнью. Возбужденный, радостный, он подскочил к убитой свинье, схватил ее за заднюю ногу и подволок к Полосатому Когтю. Ведь пора было начинать пир. Свежее теплое мясо само так и просилось на зубы. Его было так много, как, может быть, никогда!

«Ну что же ты, старина? — будто спрашивал Хуги, глядя на умирающего медведя. — Тебе по праву надлежит начинать первому. Начинай же…» — урчал он.

Но старик только тихонько поматывал головой, не спуская с юноши нежного и преданного взгляда. Хуги присел подле медведя, не понимая, что все это означает. Тогда Полосатый Коготь с трудом приподнялся, подтянулся поближе и со вздохом положил ему на плечо лохматую голову. Под ним была лужа крови. И только теперь каким-то скрытым чутьем Хуги понял, что он осиротел. Жалобно заскулив, обхватил за шею медведя и стал гладить рукой его вытянутую на плече морду. Он едва касался ее жесткими пальцами, лаская своего друга в последний раз. Гладя, нежно ощупывал, как ощупывает слепой, его нос, глаза, уши и все прижимал его голову к своей… Потом снял ее с плеча и уложил к себе на колени и опять гладил и гладил мягкий медвежий лоб…

Полосатый Коготь то ли от ласки, то ли от слабости, наплывающей на него волнами, прикрыл глаза, тяжело вздохнул. Страха перед смертью не было, как не было самого о ней представления. Ему только хотелось уснуть, и уснуть так, чтобы никогда уже не проснуться. Он прожил долгую жизнь, он познал все, что мог и имел право познать умный могучий зверь. Теперь хотелось покоя.

Волна убаюкивающей слабости все чаще и чаще накатывалась на Полосатого Когтя. Пронизывающие боли в паху медленно утихали. Еще немного, и они утихнут совсем, и тогда он уснет под мерное и ласковое поглаживание Хуги. Только пусть не устанут его длинные пальцы, пусть они гладят как можно дольше.

Теплая соленая капля упала медведю на нос. Полосатый Коготь, преодолевая слабость, с трудом поднял голову и лизнул Хуги в соленую щеку. Хотел это сделать еще раз, но язык оказался непослушным, а голова непомерно отяжелела. Он подержал ее с секунду и вдруг уронил.

Полосатого Когтя не стало.

15

Три дня и три ночи Хуги не отходил от медведя. Он оберегал его сон и знал в то же время, что старик никогда уже не проснется. И еще несколько дней он бродил вокруг, не в силах уйти из этих мест. Похудел, осунулся, утратил былую осторожность. И если с ним ничего не случилось, так только потому, что не находилось сильного зверя. Смерть Полосатого Когтя изменила Хуги до неузнаваемости. Он бродил по горам, ко всему равнодушный и безучастный. Его не радовал ни восход солнца, ни цокот дроздов, не волновала красота гор. Осознанное одиночество наложило на него печать глубокой тоски. Он жил в зверином мире, и все-таки в нем наперекор всему жил человек. Лебедь, потеряв подругу, навсегда остается один. Волк, пережив гибель волчицы, не ищет больше брачной пары. Они тоже тоскуют. Одинокая птица не вьет гнезда, одинокий зверь не ищет семейного логова. Ибо так все устроено с начала начал и так будет вечно Но кто осмелится укорить человека в том, что он поступает иначе? Ибо со смертью друга в звере или птице умирает лишь инстинкт дружбы, человек же, теряя ближнего, не теряет разума. Нет ничего страшнее для человека, чем пустота. И ничто его так не давит, как одиночество.

Однажды Хуги напал на медвежий след. В другое бы время он пересек его и ушел. Но теперь тянуло восполнить утраченное. Правда, у него еще оставалась Розовая Медведица, но за долгие годы самостоятельной жизни они потеряли друг к другу чувство былой привязанности. Полосатого же Когтя кто-то должен был заменить.

По следу Хуги определил, что здесь недавно прошла молодая медведица по третьему году. И он решил увидеть ее.

Шел январь. Медведи в эту пору высоко в горы не забираются, а ищут пищу на южных склонах, поближе к долинам.

К исходу дня Хуги настиг незнакомку. Она паслась на поляне, разрывая дерн и ища под ним личинок, спящих червей и разные съедобные корешки. Он зашел с наветренной стороны, чтобы не спугнуть ее незнакомым запахом. Это была действительно молодая медведица, не рослая, со светлым мехом и совершенно черными окончаниями лап, словно обутая в чулки. И еще… он заметил ее худобу. Разрывая пласты земли, она горбилась, и тогда острый хребет напоминал узкую грань плоского камня. Она, очевидно, часто голодала, потому что не имела еще ни силы, ни опыта, чтобы добывать сытный корм.

Прячась за деревом, Хуги миролюбиво и тихо хрюкнул по-медвежьи. Чернолапая вздрогнула, навострила круглые ушки и беспомощно оцепенела, не зная, что делать: то ли спасаться бегством, то ли подождать. Хуги хрюкнул еще раз и вышел из укрытия.

Чернолапая сразу попятилась, замотала маленькой головой, заплевалась и, визгливо заревев с испугу, кинулась во все лопатки. Бегала она хорошо.

Хуги подошел к копанкам, потрогал руками. Да, немного же в них попадалось съедобного. Посмотрел в ту сторону, куда медведица убежала. Им овладело любопытство. Почему бы не выследить снова? Будет хоть какое-то развлечение. И Хуги возобновил преследование. Он смог бы догнать ее шутя, но это еще больше придало бы ей страху, а ему хотелось, чтобы она не убегала, не боялась его.