Невозможное в науке. Расследование загадочных артефактов - Александр Петрович Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это на самом деле поразительно! Аж в черт знает каком году, еще при Хрущеве, люди открыли невероятнейшее явление… на которое большая наука не обратила никакого внимания! И не обращает вот уже шестьдесят лет даже не потому, что не имеет никакого объяснения этому, но, главным образом оттого, что явление это прямо противоречит всему, что мы знаем о мире. Тут или надо создавать новую физику или не замечать факта, отворачивая гордое табло.
История третья. В ней в двух словах скажу про человека, фамилию которого пробросил вскользь выше – про Уруцкоева. Этот мужик из Курчатника еще в девяностые годы взял и заявил, что у него в опытах наблюдается трансмутация элементов – исчезают те, что были, и появляются те, которых не было в зоне реакции. И происходит это все без ядерных реакторов и ускорителей. А просто при обычных электровзрывах. А что такое электровзрыв? Это рукотворная маленькая молния.
Естественно, после обнародования результатов Уруцкоева пошли газетные публикации сенсационного толка в научных разделах газет и журналов, после которых официальная наука Уруцкоева немедленно заклевала. Однако, не до смерти! Он еще жив. Хотя и стар… А хронология «поклева» была такой, если интересно…
Итак, Уруцкоев публикует результаты своей работы в статье «Экспериментальное обнаружение «странного излучения» и трансформации химических элементов» (Радиоэлектроника. 2000. № 3). (Странным он назвал это излучение в силу абсолютной непонятности его природы – оно не было ионизирующим, как мы все привыкли. Это не были нейтроны. И это не были всем известные гамма-, бета- и альфа-лучи.)
Так вот, после этих публикаций ряд именитых физиков, включая Круглякова, в научной и ненаучной прессе высказались в том смысле, что все это полная ерунда и абсолютно невозможно.
Кстати, вовсе не факт, что повторить эти результаты у всех получится! Вообще проблема повторяемости научных результатов – отдельный, острый, особо болезненный вопрос в современной науке, который обострился в последние десятилетия, и там есть свои нетривиальные тонкости, так что я даже посвящу этому вопросу пару-тройку добрых слов, настолько он мне представляется важным для философии современной мысли и научной практики… Но в нашем случае те, кто писал отрицательные отзывы на эксперименты Уруцкоева, даже и не думали их повторять! Просто от балды настрочили отрицательные отзывы. То есть с их стороны это были совершенно голословные утверждения.
А теперь подобьем итоги…
• Мы знаем, что в атмосферных вихрях происходят постоянные разряды молний, то есть проходят гигантские токи и возникают мощные электромагнитные поля.
• Мы знаем, что молнии сопровождаются порой шаровыми плазмоидами, а бывает, что молния, словно рулетка, будто сворачивается в шаровой плазмоид.
• Мы знаем, что плазмоиды обитают внутри торнадо и в грозовых облаках.
• Мы знаем, что атмосферные вихри могут быть разной формы: бывают линейные многокилометровой длины в виде торнадо, а бывают в виде бубликов – тороиды. Последние – компактные и им нужны какие-то источники энергии, чтобы существовать, ведь тороиды не могут поднимать воду до тропосферы, охлаждая ее, потому что они сосредоточены «сами в себе».
• Мы подозреваем, что мощные электромагнитные поля и токи могут вызывать трансмутацию элементов, но еще не уверены.
• Мы знаем, что трансмутационные процессы происходят с выделением энергии. Которая как раз и может питать «динаму» вихря.
• Мы знаем, что одна из гипотез шаровой молнии говорит нам о том, что она представляет собой тороидально-плазменный вихрь.
• Мы знаем, что после пролета «огненных шаров», порой на местности оседают непонятные конкреции, состоящие из целой кучки химических элементов, которые непонятно, откуда взялись.
• Мы знаем о странном воздействии молний и полей на живую ткань.
• Мы знаем, что скорость плазмоидов может быть очень большой, и что вихри могут таскать предметы и оставлять на поверхности странные следы, иногда именуемые «кругами».
И вот, казалось бы, самое время настало заплести все эти знания в одну косичку, но мы снова отвлечемся и поговорим о науке. И о кризисе, в который она попала.
Часть 7. Кризис в науке
Глава 1. Как устроена наука?
О каком таком кризисе в науке сейчас все чаще говорят? Почему некоторые мыслители пишут горькие строки о грядущей разрывности в знаниях? На чем стоит научное знание?
Наука всегда строилась и до сих пор строится на нескольких базовых вещах – так называемой воспроизводимости результата и попперовском принципе фальсифицируемости. Сначала о втором.
Философ Карл Поппер, провозвестник Открытого общества, большим поклонником которого является, кстати, Джордж Сорос, однажды сформулировал принцип фальсифицируемости. Вы его наверняка знаете. Он звучит примерно так: если утверждение, гипотезу или теорию можно опровергнуть, то она научна. Если теория неопровержима, а догматична, к науке она отношения не имеет. Это религия или типа того – фрейдизм какой-нибудь или марксизм.
Вот Эйнштейн взял и разработал теорию относительности. Десятки профессоров дали на нее отрицательный отзыв. Из теории, меж тем, вытекало предсказание об искривлении луча света в гравитационном поле. Если бы опыт этого не подтвердил, вся теория пошла бы к чертовой матери, оказавшись научной, но ошибочной. Однако вышло наоборот – опыт подтвердил искривление луча, как и попросил у природы Эйнштейн. И теория, оставшись научной, оказалась еще и верной.
А вот марксизм (фрейдизм, христианство и пр.) – это не наука. Маркс много раз обделывался, его предсказания не сбывались (о том, что пролетарские революции должны случиться в самых развитых странах капитализма, а случились в отсталых; о грядущем обнищании, обострении нужды и бедствий пролетариев, а вместо этого благосостояние последних только росло и пр.), но марксисты плевать хотели на реальность и после каждого провала лишь неустанно ставили заплатки на рваную теорию. И до сих пор размахивают этим своим штопаным марксизмом, утверждая его научность.
С фальсифицируемостью разобрались.
Следующий принцип – воспроизводимость. Он тоже понятен. Вот сообщает какой-нибудь ученый: друзья, я поставил интересный опыт, и он дал вот такие-то неожиданные результаты. Дайте мне немножко нобелевской премии!
Другие люди кидаются опыт проверять. Раз, другой, третий… Если опыт дает тот же результат, вне зависимости от того, кто, где и когда его проводил, опубликованный первооткрывателем факт становится достоянием науки. Вот вам нобелевская премия!
А если опыт воспроизвести не удалось?
Как говорила в школе наша физичка, когда у нее не получился какой-то эксперимент:
– Спокойно! Сотня неудавшихся опытов ничего не доказывает. Один удавшийся доказывает все.
И тоже была права! Потому что руки могут из задницы расти. Прям по Жванецкому с его миниатюрой «Тщательнее надо!» Помните? «Может, руки надо помыть тому заскорузлому пацану, что колбу держит?..»
Помойте руки. Вытрите их насухо. Перекреститесь… Неудавшийся эксперимент может не получиться по тысяче причин! Особенно если эксперимент тонкий и дорогой. А представьте
