Невестка слепого барона (СИ) - Полина Ром
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама дотянула меня до конца учебы, когда я вернулся в родной полумертвый колхоз дипломированным агрономом. Как-то вот не представлял я жизни в городе. Дотянула и тихо угасла от обычной простуды, перешедшей в воспаление легких.
Дальше все пошло как у всех: я женился, и через год после свадьбы жена подарила мне дочку Любушку. Пусть с деньгами иногда и были задержки, но голодать нам никогда не приходилось: живность и огород спасали. А потом и вовсе сменился председатель колхоза. Пусть очень медленно и неторопливо, Павел Борисович начал вытягивать наши земли из болота.
Мужик, а тогда он казался мне пожилым мужиком, хотя ему не было даже пятидесяти, обладал характером бульдозера. Не все были довольны его руководством. Но жизнь у людей в колхозе медленно и неторопливо улучшалась. Отремонтировали дороги, школу и старенький ФАП. В колхозных гаражах менялась техника, появились даже два новеньких блестящих иностранца-комбайна с прекрасными техническими характеристиками.
Большую часть наших земель занимала пшеница, но на продажу выращивали и рапс, и картофель, и другие овощи. Борисыч был толковый мужик, любил и понимал землю. И за те годы, что он волок на себе хозяйство, я многому у него научился.
Семейная жизнь, к сожалению, не задалась. Когда дочери было шесть, жена забрала ее и вернулась к родителям в Минск: ей наскучила жизнь в колхозе.
— Я не хочу, чтобы моя дочь колхозницей росла! Ни в театр сходить, ни в ресторан… одни только твои куры по утрам орут и срут везде. — раздражение в ее голосе зашкаливало.
В этот момент я почти потерял дочь. Тесть занимал небольшой пост в милиции и пригрозил найти у меня наркоту, если сунусь к бывшей жене и Любушке хоть раз. Правда, разрешил общаться с дочерью по телефону. И за то -- спасибо. Впрочем, алиментами они не брезговали, как и теми продуктами, которые я частенько ухитрялся передавать в столицу. Есть же разница между магазинной картошкой, импортными курами да яблоками в парафине и тем, что выросло на своей земле. Кроме того дочка очень любила деревенскую сметану и всегда радовалась посылкам.
Алименты становились год от года больше, зарплаты росли. Борисович мечтал поставить наш колхоз «впереди планеты всей». В пустом родительском доме в одиночку мне было тоскливо, и потому я дневал и ночевал на работе. Думаю, тогда Павел Борисович и обратил на меня внимание. Все чаще мы вдвоем обсуждали общую политику ведения хозяйства, говорили о землях, думали вместе, что еще можно улучшить.
Когда Павел Борисович заболел, сдался он не сразу. Года два он яростно боролся, все больше и больше сваливая на меня руководство. А однажды сказал мне с тоской в голосе:
— Я ведь, Саня, не за себя боюсь. Да и подворье у меня богатое, семья голодать не будет. Парни уже эвон какие вымахали… Только ведь ни у одного душа к землице не лежит. А вот дело свое мне боязно бросать, Саша. Ты уж случись что, колхоз-то не оставляй…
— Ты, Пал Борисыч, ерунду не неси! Мне до твоего опыта еще как до Берлина на коленках. Так что, не бухти, а выздоравливай. Как говорится: «не торопись, а то успеешь».
Он как-то растерянно вздохнул и буркнул:
— Да я и не тороплюсь, Саша, не тороплюсь…
Это была уже вторая у него операция. После нее некоторое время во мне еще жила надежда на лучший исход.
Казалось, что ему становится лучше. Через полгода мне пришлось занять место председателя колхоза: после третьей операции Борисыч не вернулся домой. Мне было тридцать пять лет.
Оставшиеся до смерти годы промелькнули как один день. Что-то я успел сделать за это время, до чего-то так и не дошли руки. В центральном поселке открылся Дом детского творчества. Управление образования выделило двенадцать ставок, выбить которые мне стоило седых волос. Колхоз отремонтировал большое уютное общежитие для преподавателей. Ехали к нам молодые довольно охотно, потому что колхозом им были обещаны дома через пять лет работы. Да и прочими благами обижать не собирались. Пусть живут, со временем, глядишь -- женятся и детишек нарожают. Отремонтировали старый стадион: появились секции легкой атлетики, лыжная секция и футбольная. А для девочек – художественная гимнастика и бальные танцы.
Все это было нужно и важно: дети – будущее любой нации, любой организации. Но с какого-то момента я все сильнее начал ощущать тоску: Любушка уже выросла. И хотя я лично отправил ей хороший телефон еще на восьмой день рождения, каждые год-полтора меняя на новую модель, все реже брала трубку и отвечала мне. У нее была своя, не слишком понятная мне жизнь, и впускать меня туда выросшая дочь пока не хотела.
Я утешал себя мечтами: “Мне всего-то сорок шесть, будут внуки – может с ними получится отношения наладить.
Я бы их брал на все лето. Здесь-то у меня сад и детишкам раздолье…”.
Свободное время, хоть и было его немного, я тратил на чтение. Холостятский быт был давно налажен, да и соседка, тетка Марья, приходя готовить три раза в неделю не давала мне голодать. Так что вечера я иногда тратил на всяческие романы в стиле "Назад в СССР", "Как я был Сталиным и выиграл войну" и прочее. Вроде и мусорные книги, а вроде и интересные. Этакая новая манера исправлять старые ошибки хотя бы на бумаге.
А умер я очень бестолково, в автомобильной аварии, когда в наш «Ниссан» с правой стороны врезался какой-то дурной мотоциклист. Четко помню только удар на перекрестке... Уже теряя сознание, я чувствовал, как меня тащит на траву газона перепуганный Василь, мой водитель, приговаривая:
— Александр Петрович, миленький, только сознание не теряй! Смотри на меня, смотри! Глаза не закрывай!
Сейчас, сейчас я перетяну… Ишь ты, как хлещет, зараза…
Похоже, рваным железом мне перебило какую-то вену или артерию на ноге: кровь действительно текла по ноге
