Невестка слепого барона (СИ) - Полина Ром
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4
Все же время, которое я провел в постели и практически в одиночестве, сыграло со мной дурную шутку. В день награждения, отмытый собственным слугой, разодетый в дорогущий, не гнущийся от золота камзол, я чувствовал себя как актер на сцене драмтеатра, который не знает своей роли.
По дороге к залу мне улыбались и кланялись мужчины и женщины, у меня осведомлялись о здоровье и превозносили мою доблесть в бою, мне пели панегирики за храбрость и ловко подкладывали за манжету камзола записки. Эта манжета, как выяснилось, называется обшлаг. Записок было столько, что на правой руке рукав просто раздулся. Меня выручил сопровождающий, барон фон Бентон.
— Дорогой барон, вам будет неловко кланяться, имея такой груз тайн, – деликатно заметил он. – Если вы мне доверяете, то я посоветовал бы вам оставить хотя бы часть этих очаровательных посланий мне на сохранение.
Будет неловко, дорогой друг, если во время поклона королю из вас посыпятся любовные записки! – закончил он с тонкой улыбкой.
Именно это я и сделал: выгреб все сложенные в элегантные оригами послания и проследил, как барон Бентон сваливает их в большую серебряную чашу, которую он потребовал у лакея.
Сам мой проход между рядами придворных я помню несколько смутно: лица сливались настолько, что я не всегда мог отличить мужчину от женщины. Выручали только бороды: тут я, по крайней мере, был уверен, что вижу мужчину.
По результатам стояния перед Альбертусом Четвертым я был награжден кучей всего на свете. Глашатай, занимающий нижнюю ступеньку у трона, зычным голосом перечислял посыпавшееся на меня богатство: личные покои в крыле принца, кошель с приличной суммой золотых, пять камзолов по моему выбору из королевской мастерской, право сидеть за большим королевским столом без приглашения и плюсом ко всему – графский титул.
Я собирался было уже кланяться и благодарить, но заметил, что глашатай берет второй свиток и снова замер, слушая, чем меня наградил наследник престола. Три коня из личной конюшни, кличек которых я не запомнил, но по восторженному вздоху мужчин в зале догадался, что это очень круто, саблю и кинжал из дамасийской стали из личной коллекции принца, упряжь на коня, отделанная серебром и самоцветами — из личных запасов принца, кошель с золотом, сумма в котором была только на треть меньше королевского подарка, и вишенкой на торте – право входить к принцу без доклада.
Сам принц все это время сидел на ступеньку ниже отца на легком вычурном стульчике и ласково улыбался, стараясь меня подбодрить. Мне кажется, все видели мою растерянность. В ответной речи я начал благодарить королевскую семью за милость. Возможно, я запамятовал что-то из подарков, но меня спасло то, что в моих руках все еще была трость. Кланяясь королю и принцу, я ухитрился неуклюже уронить ее и чуть не упал, пытаясь подобрать. Король, недовольно поморщившись, объявил:
— Граф фон Ваерман, лекарь убедил меня, что вы совершенно здоровы. Но я вижу, что вы не готовы еще к несению службы. Ко всем своим дарам я добавлю еще один: две недели отдыха от службы, которые понадобятся вам, граф, для окончательной поправки здоровья и обустройства на новом месте.
После этих слов принц встал со своего места и приколол мне на грудь золотой ключ с сапфирами. Головка этого ключа содержала чеканное изображение моего нового герба. Эту тонкую работу я рассмотрел только следующим утром, уже после переезда в новые покои, которые теперь становились моими.
Мне отвели три комнаты и маленькую каморку для моего слуги. Конечно, там не было королевской роскоши, но и назвать эти покои скромными язык бы не повернулся. В наличии была и позолота на светильниках, и всякие там бархатные шторы-пологи-подушки. А бонусом к этому шел огромный резной буфет в углу, в котором за прозрачными дверцами хранились кубки, кувшины и увесистые стеклянные бокалы, оплетенные бронзой или медью. Весь низ буфета, скрытый резным деревом, был уставлен запечатанными кувшинами и бутылкам с вином.
Меня поразило то, что ни одна бутылка не была похожа на другую. Умом я понимал, что в этом мире нет штамповки и поточного производства, но полтора десятка разнообразных бутылок, запечатанных сургучом, с оттиском винодельни, ни одна из которых не повторяла форму другой, заставили меня протянуть руку и взять одну из них, чтобы рассмотреть получше.
Мутноватое стекло с пузырями вылили в довольно забавной форме: бутылка со слабыми гранями напоминала собой баскетбольный мяч, которому какой-то шутник придела толстую витую ручку и коротенькое горлышко, залитое рыжеватым сургучом. Машинально я поднес вино к глазам против света свечи, желая посмотреть, насколько прозрачно само содержимое.
— Это знаменитые варские винодельни, граф.
Я чуть не уронил от неожиданности бутылку, но все же успел подхватить ее под дно второй рукой. Чертова трость, с которой я не расставался, опять упала на пол. Принц усмехнулся и, подойдя ко мне ближе, поднял мою палку. Я совершенно не слышал, как он вошел, и теперь просто растерянно таращился, не понимая, что нужно сделать.
— Не нервничай так, Освальд. Я понимаю, что тебе тяжело привыкнуть к дворцовым порядкам. Но поверь, граф, я закрою глаза на любое твое нарушение этикета в благодарность за беззаветную храбрость. Вы же понимаете, что заговорщиков, конечно, вскоре казнили бы, но сперва они успели бы убить меня. А мне, признаться, очень нравится жить, – снова улыбнулся наследник престола. – Давайте присядем, выпьем по бокалу вина и поговорим.
Это был довольно спокойный вечер, который изрядно утихомирил мои дурные мысли. Вино было непривычно сладким, почти густым и довольно крепким. Но ни у меня, ни у принца не было желания напиться. Глядя, как я неумело ковыряю сургучную печать,
