Долгая дорога в дюнах-II - Олег Руднев

— Как зовут Круминя?

— Илмар.

— А по отчеству?

Полковник смутился.

— Ей-богу не знаю. Как-то привыкли все — Илмар и Илмар. Сейчас уточню.

Но в комнату вошел сам Круминь. Он смущенно смотрел на заполнивших кабинет людей и не знал, куда деть свои избитые, искромсанные руки. Все смотрели на капитана.

Назаров подошел к нему:

— Вам, кажется, нужна еще одна рекомендация в партию.

— Нужна…

— Вы не возражаете, если эту рекомендацию дам я.

— Вы же меня совсем не знаете, товарищ генерал.

— Ну, это мы обсуждать не станем. Если у вас нет возражении, получайте свою третью рекомендацию. — Генерал протянул парню исписанные листы, бумаги. — Хотя: постойте, здесь не хватает одной детали. Как ваше отчество?

— Николаевич.

— Так и запишем — Николаевич. — Назаров вписал отчество и вдруг остановился. — Значит, отца звали Николаем? Жаль.

— Почему, товарищ генерал? — Круминь растерялся.

— Потому, что одного моего знакомого — тоже Круминя звали Гунаром. Гунар Оскарович Круминь. Он мог бы быть вашим отцом, этот Гунар Оскарович.

Генерал обменялся понимающим взглядом с Реутовым и распахнул окно.

— Накурено тут…

За хлестом дождя, ворвавшимся в комнату, все вдруг услышали, как по-весеннему звонко кукушкиным криком прокричал далекий портовый буксирчик.

Встреча

Николая несло вместе с толпой. Он давно перестал сопротивляться и заботился только о том, чтобы не упасть на трап. Потом, когда улеглись страсти и почти затих неврастенический гомон посадки, Николай — уже в который раз — стал ругать себя за то, что сошел на берег в таком вот захудалом порту, каких уже было немало на их туристском пути. Но сделанного не исправишь и, выпив в баре стакан холодного сока, он вернулся на палубу, стал наблюдать за подготовкой к отплытию.

Неторопливо убрали трап, что-то заурчало и заухало, палуба качнулась, задрожала, и пароход медленно отвалил от стенки. Обитатели судна облепили борта. Каждый что-то говорил или кричал. Было так шумно, что старческий голос пароходного гудка никто не расслышал.

Судно вышло из гавани. Слева и справа непрерывной цепью потянулись острова, поросшие пальмами. Пейзаж этот преследовал судно уже целые сутки и должен был, по расчетам Николая, продолжаться еще дня два. До следующей остановки было часов пять ходу. Смотреть было не на что, и Николаю захотелось найти уголок поукромнее, закрыть глаза, побыть одному.

На самой корме увидел пустую скамейку. Николай с блаженной улыбкой растянулся. Было тихо и покойно. Солнце сюда не заглядывало, ветер не задувал. Николай задремал. Навстречу бежали волны, волны, волны…

Он почти заснул, когда невдалеке от себя услышат голоса. Мужской и женский. С досадой открыл глаза. «Черти вас тут носят», — подумал Николай, с неодобрением глянув на подошедших.

Мужчина был средних лет, коренастый, широкоплечий здоровяк. Может быть, чуть-чуть полноват. Стоял на палубе прочно и уверенно, слегка наклонив голову набок. Его черная густая шевелюра красиво отливала на солнце первыми блестками седины. Черты лица крупные, грубоватые. Он держал руку на плече своей спутницы и о чем-то вполголоса говорил.

Женщина выглядела значительно моложе. Губы, обнажая в улыбке два ряда ровных зубов, подчеркивали бронзовый загар лица, а большие карие глаза под черными дугами бровей смотрели весело, с лукавым озорством. Она внимательно слушала мужчину, что-то ему негромко отвечала и очень сочно, заразительно смеялась. Женщина был так хороша, что Николай невольно забыл о потревоженном покое и с интересом наблюдал за незнакомкой. Та, должно быть, почувствовала посторонний взгляд, повернула голову и внимательно посмотрела на Николая. Парень смутился, словно его поймали на чем-то недозволенном, и поспешно отвел глаза. Женщина неторопливыми шагами направилась к нему.

Вопроса он не понял, но догадался, что спрашивают разрешения присесть рядом. Еще больше смутившись поспешно ответил:

— Пожалуйста, пожалуйста, садитесь, не занято.

Ответил по-русски. Ответил машинально, как всегда это делал в подобных случаях у себя дома. Ответил и испугался. Лицо женщины, такое до сих пор веселое, вдруг резко передернулось, побледнело. Она отступила, попыталась что-то сказать своему спутнику, но не смогла. Только дрожали губы. Мужчина быстро подбежал к ней, обнял за плечи и торопливо зашептал что-то на ухо, поглядывая на Николая. В его глазах тоже были и испуг, и удивление.

«Ненормальные, что ли?» — подумал Николай. Ему стало не по себе. Хотелось встать и уйти, но было неудобно — это походило бы на бегство. Он отвернулся и стал смотреть в сторону.

«К черту, — решил Николай, — сейчас встану и уйду». Он уже совсем готов был подняться, как вдруг женщина тихим, прерывающимся голосом спросила:

— Так вы говорите — тут нэ занято?

— Пожалуйста… Садитесь.

— Ваня, Ваня! Ты слышал, он говорит — тут нэ занято.

Она схватила мужчину за руку и потащила за собой.

Я тебья прошу, Марусья, успокойся, ни надо так вольноваться. — Мужчина обнял спутницу за плечи, подвел ее к скамейке, и оба уселись рядом.

Николай оторопело озирался по сторонам. Женщина говорила по-русски с явным украинским акцентом, мужчина — с сильно выраженным иностранным.

— Слухайтэ, вы звыняйтэ менэ. Я вас нэ напугала часом?

Николай совсем растерялся и чувствовал себя скверно. Пересилив неловкость, он неестественно поспешно ответил:

— Что вы, что вы, все нормально…

— Вы что, из России?

— Да, из СССР.

— У ну да, из СССР. Я так и хотела спросить. А давно оттуда?

— Да нет, две недели.

— А сюда ж вы што, работать или как приехали?

— Туристы мы, по путевкам. Купили и ездим.

— А разве ж у вас это можно?

— Почему же нет? Мы вот ездим.

— Ну да, ну да, сейчас же все куда-то ездят, все смотрят. Вы, ото, наверное, думаете, что за баба малахольная к вам прицепилась? А вы знаете, что я тоже руськая. Украинка точнее.

Голос ее то и дело прерывался, руки дрожали. И, пытаясь унять эту дрожь, она яростно теребила свою сумку. Мужчина молчал.

— А вы что, тоже туристы?

Лицо женщины скривилось. Она долгим взглядом посмотрела на мужчину и тихим голосом ответила:

— Да как вам сказать? Он — нет, а я, наверное, туристка. Только путешествую я не две недели, как вы, а двадцать пять лет. Слушайте, давайте знакомиться. Меня Маруся зовут, его Иван. Ну, не Иван, это я его так зову. Муж мой…

Здравствуйте, товарьиш! — твердая, мозолистая рука сжала Николаеву ладонь, задержала в своей, затем как бы нехотя выпустила. Николай тоже представился.

— Николай? Мыкола, значит, по-нашему. А откуда ж вы само, из России?

— С Украины я.

— С Украины? А откуда ж, если оно не секрет?

— Да как вам сказать, во многих местах жил: и в Харькове, и в Одессе, и в Днепропетровске, и в Киеве.

— Господи? Да мы ж с вами земляки. Я ж тоже из Киева. Не верите? Я вам сейчас покажу. — Она лихорадочно начала расстегивать сумочку.

— Ну, зачем, почему не верю?

— Нет-нет, так нельзя. Это так не может быть, — она не слушала Николая и продолжала возиться с сумочкой. Затем не выдержала и рванула ее так, что на палубу полетели разные мелочи. Иван принялся их подбирать. Маруся нашла паспорт.

— Вот видите, — жарко дыша, говорила она, — родилась в Киеве. Вы думаете, как я тут живу, так я уже и не советская? Вы, Мыкола, не думайте ничего плохого. Пусть хоть убьют, а ихнего подданства все одно не прийму. Была советская и умру советская.

Она совала паспорт в руки Николаю, заставляла что-то читать в нем. Наконец Иван не выдержат, забрал у жены сумку и положил в нее паспорт.

— А что, Марусья, не пригласить ли нам Колю выпить по румочке за знакомство? — предложил он.

Лицо Марии оживилось.

— Конечно, конечно, это ты, Ваня, хорошо сказал. Выпить надо обязательно. Как же не выпить по такому случаю? Это ж такое дело. Если бы вы, Коля, только знали… Пойдемте, Коля, в бар. Пойдемте, а?

Николаю сейчас меньше всего хотелось идти пить, но отказаться было неудобно.

Пароходный бар был неподалеку, на верхней палубе.

— Не знаю, какой тут бар, — говорила Маруся, — и что там есть, но водка и вино обязательно должны быть. Коля, а горилка с пэрцэм еще есть в Киеве или нет? Конечно, горилка это не то, что пьют тут. Здесь, знаете, все, как самогонка. Мы живем в деревне, так ото как наделаем ихней водки, так и ни в какой бар ходить не нужно.

Вскоре перед ними стояла бутылка. Иван разлил:

— Выпьем за встречу, за знакомство.

Чокнулись, выпили. Водка обожгла горло, забила дыхание. «Крепкая, дьявол», — подумал Николай. Он подавил желание раскашляться и с улыбкой, как ни в чем не бывало, взглянул на новых знакомых:

— Вот это водка! Такую пить — и помирать не захочется. Сила!