Великий океан - Иван Кратт

— Снять шляпу! — тихо сказал Хвостов. Почти вдвое тоньше и на голову ниже матроса, он казался перед ним мальчишкой. Давыдов с испугом заметил, как у лейтенанта задергалось левое веко.

Немец нехотя подчинился.

— Теперь повтори про флот!

Шмюде молчал. А потом от удара кулаком вскрикнул и, качнувшись, схватился за лицо. Бостонцы отступили и, как по команде, сдернули шляпы.

Резанов подоспел в тот момент, когда присмиревший немец робко поднимал свою шляпу, а Хвостов, повернувшись к нему спиной, молча вытирал ссадины на пальцах обшлагом своей рубашки. Приказав Давыдову увести матросов вниз, Резанов обратился к Хвостову:

— Николай Александрович, — сказал он строго. Я еще подобного не наблюдал за вами. Что произошло, сударь?

— Немца только кулаком научить можно, — хмуро ответил Хвостов. — За оскорбление нашего флота в другой раз прикажу выкинуть за борт.

Резанов отменил поездку в миссию и, расстроенный случившимся, сам допросил матросов. Выяснилось, что люди бежали, чтобы не возвращаться в голодный Ново-Архангельск. Шмюде и бостонцы молчали, но Резанов догадывался, что от них идет смута. Это происшествие еще больше показало ему, что надо торопиться с переговорами.

— Приготовьте шлюпку, — сказал он Хвостову. — Надобно заявить дону Луису. Ежели не вернем изменников и не покажет строгого примера, нельзя будет управиться с людьми. Так мы и сами не дождемся ответа из Монтерея.

Однако, едва только матросы отвязали шлюпку, из крепости неожиданно донесся звук пушечного выстрела, затем второй, третий…

— Салют! — всполошился Давыдов, ожидавший Резанова на шканцах.

Он бросился к каюте посланника, но тот уже вышел на палубу, держа в руке подзорную трубу.

— Корабль? — коротко спросил он, направляя трубу на вход в залив.

— …Восемь, девять… — считал Давыдов количество выстрелов. — Ого, изо всех пушек!.. А сие откуда?

Новый звук выстрела долетел теперь со стороны берега, вслед за ним второй, и так опять до девяти. Желтый дым медленно поднимался над пустынным, поросшим кустарником мысом, где никто не предполагал наличия батареи.

— Ловко! — не выдержал Хвостов, сумрачно наблюдавший канонадой. — Господа гишпанцы понаставили пушек.

— И через дурацкий салют открыли тайную свою артиллерию, — засмеялся Давыдов. — Вояки!

— Кто-то приехал! — сказал Резанов, опуская трубу и протирая стекла полою мундира. — Только не морем, а по сухому пути. Смотрите! Может быть, сам губернатор. Коменданту такого почета не положено.

Он указал на скачущих по дороге всадников, удаляющихся в сторону президии. Густая пыль клубилась за ними, как облако. Несколько человек, возившихся с сетями у скал, бросили свою работу и тоже побежали следом.

— Господин Лансдорф и вы, мичман… — Резанов отдал подзорную трубу Хвостову и, обмахиваясь шляпой, отошел с солнцепека в тень мачты. — Вы поедете в президию и, если прибыл губернатор, приветствуйте его от имени государя императора и всех нас, выполняющих его волю и путешествующих кругом света. О чем другом говорить не нужно. В посланных мною бумагах все сказано. Ответ его запомните точно и в беседу не вступайте.

— А коли вернулся один комендант? — спросил внимательно слушавший Давыдов. — Гишпанцы любители всякого шуму.

Резанов подумал, затем, улыбнувшись, положил руку на плечо мичмана.

— Прилично поздравьте его с благополучным путешествием и всячески благодарите за ласку, оказанную его семейством. Скажите, что я буду считать себя счастливым сказать ему об этом лично.

— А ежели он передаст нам бумаги?

Давыдов старался выяснить все тонкости своей дипломатической миссии.

— Мы их привезем сюда, — недовольный задержкой, ответил Лансдорф, вздыхая и вытирая платком взмокшую шею. — Надо скорей ехать.

— Ни в коем случае, — сказал Резанов серьезно. — Вручение бумаг — политический акт. Это не входит в вашу комиссию… Все же полагаю, что прибыл губернатор или какой иной государственный чиновник. Господа испанцы обеспокоены появлением нашего судна.

Резанов угадал. Вернувшиеся часа через два Давыдов и Лансдорф рассказали, что из Монтерея прибыла группа офицеров во главе с губернатором Ариллага. С ними вернулся и комендант президии. Губернатор уже старик и очень устал, проделав свыше восьмидесяти миль верхом, но любезно принял русских, благодарил за приветствие и сказал, что надеется в скором времени со всеми увидеться.

В президии и ближайших деревнях стреляли из ружей, танцевали, пели, никто не работал. Одни индейцы гнули спины на накаленных солнцем полях. Солдаты и поселенцы радовались предлогу лишний раз попраздновать и побездельничать.

Начало было как будто благоприятным. Повеселевший Резанов распорядился приукрасить судно, подстричь матросам бороды, надеть что получше из одежды. Судя по приему, оказанному Давыдову и Лансдорфу, можно ожидать, что губернатор сам посетит «Юнону».

Утром это предположение показалось еще более вероятным. Заметно было большое оживление на берегу, виднелись солдаты и всадники, направлявшиеся в президию. Но время близилось к полудню, а ни губернатор, ни комендант или кто-либо из прибывших офицеров не появлялись. Лишь около двенадцати часов дня, когда Резанов с досадой снял парадный мундир, на берег выехали двое монахов и, размахивая шляпами, вызвали с корабля шлюпку. Один из них, сухонький и седой, похожий на мышь в сутане, был совершенно неизвестен Резанову, со вторым — падре Винценто, веселым и толстым настоятелем миссии Санта-Роза, — Николай Петрович познакомился в Сан-Францисском монастыре.

Жадно разглядывая корабль, монахи сообщили, что их послал комендант передать приглашение синьору Резанову на сегодняшний обед в президии. Затем, уже не скрывая любопытства, Винценто спросил, много ли на корабле товаров и правда ли, что у русских есть железные изделия. Резанов приказал подарить им по топору и, глядя, как обрадованно сунули монахи под свои сутаны подарки, с невольной улыбкой подумал, что, в сущности говоря, подданные его величества короля Испании ничуть не выше диких индейцев, которых они пытаются цивилизовать.

Но он был раздосадован легкомыслием и бесцеремонностью испанских властей, пославших монахов звать его на официальный обед. А главное тем, что губернатор даже не соизволил прислать кого-нибудь из своей свиты.

Николай Петрович вежливо поблагодарил миссионеров и сказал, что в скором времени лично отблагодарит господина коменданта за ласку, оказанную ему семейством Аргуэлло, но сейчас поехать не может. В доме у того остановился губернатор, с которым он, Резанов, находится в отношениях государственных, и до выяснения их вынужден с великим прискорбием отказаться от столь доброго и любезного приглашения.