Великий океан - Иван Кратт

Резанов говорил откровенно, и эта прямота понравилась губернатору. Он видел немало людей, слышал немало уверений, особенно от англичан и бостонцев, но правдивые, неприкрашенные слова умного, молодого еще собеседника заставили его сказать так же прямо:

— Я верю вам, синьор Резанов. И я могу только пожалеть, что не в моих силах ответить на многие ваши слова. Я предварен уже о доверенности вашего монарха к вам по отношению Америки и торговых видов, но по многим обстоятельствам так скоро и решительно ответить не могу. И я скажу еще… — губернатор скрестил пальцы на набалдашнике трости и посмотрел на Резанова. — Последние сведения из Европы показывают, что отношения вашей страны с Францией не так уже искренни, а отсюда и с союзными ей державами… Вы давно получали письма?

— Десять месяцев.

По вопросу губернатора Резанов догадался, что тот значительно больше его осведомлен в последних европейских делах и, встревоженный, попытался ответить как можно беспечней.

— Угрозы кабинетов, — сказал он с улыбкой, — не всегда должно принимать за наличную монету. А кроме того, в таком отдаленном краю можно узнать о войне, когда уже будет заключен мир… Люди, как мы с вами, посвятившие себя на все опасности, не должны уважать слухи.

— Правда… — губернатор поднял голову и, тоже вдруг улыбнувшись, потрогал эспаньолку. — Вы мне нравитесь, синьор Резанов. И я понимаю, что вы здесь желанный гость. Даже моя строптивая крестница не скрылась сегодня в миссию…

Он, как видно, хотел переменить разговор. Но Резанов, словно не замечая намерения губернатора, начал говорить о том, что вся Калифорния, президии, поселки и миссии давно не получают никаких товаров от метрополии, что испанское правительство не имеет возможности снабжать свои колонии. Он привел примеры, сообщенные ему падре Уриа, и сказал, что компании никаких выгод от торговли не нужно, не то что бостонским и английским купцам, тайно проникающим в мексиканские воды. Нужны честные, добрососедские отношения, которые, кроме дружбы, дадут еще и пользу и помогут увеличить благосостояние обеих Калифорний.

— Все святые отцы преклонят за вас колени, господин Ариллага, — сказал он в заключение.

— Я вижу, они уже преклонили их за вас, — улыбаясь, ответил губернатор. Ему нравился образованный собеседник, спокойные его манеры, за которыми угадывались сильная воля и большой опыт. Нравились настоящее уважение и любовь к своей стране, так отличавшие его от грубых и наглых янки. Оценил он и офицеров «Юноны», приезжавших вчера в президию.

Когда-то давным-давно рассказывали моряки, ходившие в северные воды, о том, как во время битвы с пиратами, врасплох напавшими на невооруженный корабль, откуда-то, словно из морской пучины, появилось маленькое русское суденышко и бесстрашно ринулось на корсара. Испанцы видели, как потом трое людей, высоких и светловолосых, бились топорами на палубе, прорубая дорогу среди разбойников. Все трое погибли от пушечного выстрела картечью в спину, но чужой корабль был спасен. Шкипер корсара разрядил пушку, положив немало и своих. Долго потом виднелось одинокое маленькое суденышко с сиротливо поникшим флагом, вскидываемое на гребнях волн…

— Верьте чести, — сказал дон Ариллага уже вполне серьезно. — Я очень бы хотел быть вам полезным. Но я старый воин и прожил до шестидесяти лет, никогда не нарушая приказа. Я сделаю все, что в моих силах, и сегодня же напишу вице-королю. Вот и все… А теперь помогите мне подняться, и я отведу вас к прекрасной синьорите, которая два раза уже пробежала мимо двери.

Резанов понял, что дальше продолжать разговор бесполезно, и встал.

Консепсии они не нашли. Девушка вместе с Луисом уехала куда-то из президии.

Вечером, проводив Резанова, губернатор долго сидел в кабинете, не зажигая огня. Большой, ничем не покрытый стол, огромное распятие на стене, полка с книгами, несколько грубых деревянных кресел и длинный сундук, на котором ночевал хозяин, низкие своды напоминали обстановку монашеской кельи.

Дон Ариллага поднялся с кресла и, сердито постучав палкой в дверь, велел майордомо позвать ожидавших в гостиной миссионеров.

Когда монахи уселись в кресла и слуга, зажигавший свечи, вышел из кабинета, дон Ариллага придвинул к себе старую кожаную шкатулку, стоявшую на столе, отпер ее и достал два мелко исписанных пергаментных листа с зелеными сургучными печатями.

— Сегодня я имел беседу с синьором Резановым, — сказал он, нарушив молчание. — Русский посланник действительно приехал договориться о торговле с нами. И я знаю, что мы были бы не в убытке. Но… — он поморщился от нового приступа боли в ноге, натруженной за день. — Закон его величества строг, я не имею права его нарушить. Тем более… — продолжал он, видя, что монахи зашевелились, — я получил секретные депеши от вице-короля и должен их выполнить… Я с вами откровенен, святые отцы, и утром уже говорил по этому поводу, но есть вещи, которые я не могу сказать. Однако… — он покрутил своей узкой смуглой рукой ус и внимательно посмотрел на монахов, — я должен предупредить вас, что русские могут в скором времени оказаться нашим противником там, в Европе…

— У нас только один противник — враги Христа! — сказал падре Уриа тихо. Он весь день провел в поле и чувствовал себя больным. Фелипе внезапно уехал в Санта-Клара, даже не предупредив надсмотрщика за индейцами.

— И пустой карман! — прогудел настоятель миссии Санта-Роза. — Завтра я…

— Завтра мы будем в дороге, падре Винценто, — остановил его маленький монах, тот, что казался Резанову похожим на мышь. — Воля его христианского величества для нас священна.

Винценто вздохнул и смолк.

Губернатор поднялся, показывая, что сообщение его окончено. Больше он ничего не собирался сказать. Вежливо наклонив голову, он ждал, пока монахи удалились. Затем швырнул бумагу в шкатулку и, позвав слугу, попросил найти синьориту. Сегодня он почти не видел своей любимицы.

…В тот же вечер, уже ложась спать, Резанов получил небольшую, свернутую трубочкой записку. Принес Хвостов, ездивший проверить пикет на берегу. После бегства матросов Резанов распорядился поставить караул во главе с офицером. Записку вручила Хвостову какая-то женщина.

«Будьте терпеливы», — было написано по-испански на маленьком листке бумаги.

Глава седьмая

Мысль устроить бал принадлежала Консепсии, которая после беседы со своим крестным решила, что ей необходимо увидеть Резанова. Она послала записку, но когда Мануэлла ушла, долго не могла найти себе места. Она все еще думала, что только желание помочь Резанову руководило ее поступком.