Испытание - Георгий Черчесов

— У меня не так, — заверил Майрам решительно. Николай Николаевич хмуро посмотрел на него, прикинув, всерьез ли он считал, что у него не так, или валял дурака. Видимо, по лицу Майрама трудно было уловить, насколько он искренен, и Николай Николаевич глубоко вздохнул и с сожалением спросил, нет, не спросил, а стал утверждать:

— Когда ты серьезным станешь, Майрам? — не глядя на не-; го, махнул рукой, позволив покинуть этот знакомый Майраму до каждой трещины на стенках кабинет…

Майрам пошел к двери, но на пороге остановился. Он хотел, чтоб на сей раз эти стены убедились, что последнее слово за ним.

— Дядь Коль, — сказал он радостно, и это не потому, что ему хотелось быть веселым, ему действительно стало легче от мысли, посетившей его. — Дядь Коль, теперь к ней никто не подойдет — меня как-нибудь весь город знает! Побоятся! — и ему стало так весело, что он с удовольствием засмеялся.

Проходя мимо раскрытого окна своего начальства, Майрам услышал громкий голос Николая Николаевича, который кричал в телефонную трубку:

— Теперь я понял, почему твой философ бьет задний ход, просит прикрыть дело… Не в его пользу оно, не в его!..

Глава восьмая

… «Крошка» шла легко, плавно покачиваясь на рессорах. Шины несмело постанывали на поворотах. Душа радуется, когда ведомая тобой машина глотает километры по нежданно-негаданно оказавшейся свободной трассе, обычно загруженной до предела.

Если бы таксист знал, что его ожидает за поворотом!.. Рано или поздно, но наступит эта минута испытания, наступит непременно, ибо таксисты живут в объятиях случая и мчатся ему навстречу на больших скоростях. Они готовятся к этой минуте, они верят, что сумеют среагировать, вывернуть руль, нажать на тормоза… Но дорожные происшествия, как известно, обрушиваются на них внезапно, точно враг из засады, не оставляя на решение и ответные действия и доли секунды…

Убаюканный музыкой из приемника, Майрам расслабился. По обочине дороги навстречу шла длинноногая дивчина. Он высунулся из окошка, привычно посигналил, приветствуя ее, широко улыбнулся, махнул рукой и, поймав ее озадаченный взгляд, промчался мимо. Подъезжая к мосту, хотел сбавить скорость, но в зеркальце отчетливо увидел самосвал, вынырнувший с проселочной дороги и шедший на превышенной скорости впритык к «Крошке». Майрам не стал тормозить, и машина стремительно взлетела на мост, переброшенный через железнодорожное полотно.

«Крошка» уже перевалила подъем и пошла на спуск, когда ужас вмиг слил Майрама с мотором. Странно, но мгновенно оценив всю сложность ситуации, он как бы со стороны видел картину, которая произойдет с ним спустя доли секунды. Каждая деталь фиксировалась в его мозгу так, будто это случилось не с ним, а с кем-то очень близким и родным, за кого он отчаянно переживал, ибо боялся, что тот не сможет выкарабкаться. Выхода не было — был выбор: стать убийцей или погибнуть… В самом деле, что оставалось делать Майраму? Тормозить? Но следом за ним шел самосвал, между ними было метров шесть-семь, он непременно врежется в «Крошку», сомнет ее, искорежит, и они вместе: Майрам, «Крошка», самосвал и этот мальчуган лет пяти, что выскочил из-под перил моста — (Что он там делал, черт побери, в эту рань?!) — они все вместе бухнут с пятнадцатиметровой высоты на шпалы и станут месивом из железа и человеческих тел… Крутануть влево, чтобы обойти мальчугана? Но дорогу пересекала девочка, бегущая за малышом! И не сбить ее будет невозможно… Майрам потом так и не вспомнил, подумал ли он о том, что будет невиновен перед законом, если собьет малюсенькую фигурку, пересекавшую трассу в нарушение всех дорожных правил. Он лишь помнил, что все его существо, видя безвыходность положения, в котором он оказался, протестующе возопило, извергло из себя беспомощное и от этого еще более страшное: «Нет! Нет! Нет!»

Говорят, что самое быстрое в человеке — мысль! Майрам не успел пожалеть себя, он заранее хоронил себя, — а руки крутили баранку. «Крошка», сделав крутой вираж, чтоб не задеть мальчугана, который бежал прямо под машину, рванула на перила. Майрам видел, как она разбросала в стороны полосатые столбы и облегченно взмыла в воздух. Рельсы устремились ему навстречу с поразительной стремительностью, но Майрам успел подумать: хорошо, что нет поезда! Как будто это давало ему шанс на спасенье!

Не разобрался, в этот ли момент или мгновенье спустя кто-то внутри его в сердцах воскликнул: «Ага, попался! Так тебе и надо!», точно этих девчушку и мальчугана кто-то подбросил под его машину из-за грехов, совершенных Майрамом. Ему не дано было времени, чтобы возразить голосу, поспорить с ним, доказать ему, что нет у таксиста таких грехов, за которые лишают жизни…

Трудно поверить, но Майрам уловил момент, когда буфер машины врезался в рельс. Уловил, а толчка не почувствовал, потому что тело его к этому времени было уже беспомощно. Оно должно было дать сигнал чувствам о страшном толчке, потрясшем «Крошку» и обрушившемся на него… Но не дало. Не успело!..

Что было дальше? Перебежав мост, малыши, не успев испугаться, прижались невинными личиками к уцелевшим перилам и уставились на железнодорожное полотно. Когда бледный от ужаса шофер самосвала выполз из кабины и на дрожащих ногах добрался до перил, девочка растопыренными пальчиками показала ему на расплющенную «Крошку» и сообщила:

— Машина туда поехала…

— Упала, — уточнил малыш…

…«Крошки» не существовало. Была груда железа. Сплющившиеся, смятые ударом обшивка машины, корпус, крыша, днище, мотор мертвой хваткой были сжаты в безумном объятии. А внутри был таксист, беспамятный и безучастный. Толпе, сбежавшейся на железнодорожное полотно, не было известно, жив он или мертв. Но действовали так, будто таксист ждет их помощи и каждая потерянная секунда уменьшает его шансы на жизнь. И вокруг нервничали, охали, беспокоились, жалели, страдали, — и все ломали голову, как вытащить нещадно изломанного таксиста из железной западни.

Каждый вновь прибывший к месту происшествия жаждал поскорее узнать, что произошло, и водитель самосвала, уже оправившись от шокового состояния, в который раз рассказывал о самоотверженном поступке таксиста, будоража и без того взволнованную толпу.

— Надо вытащить героя, — заявила учительница, прибежавшая вместе со школьниками из здания, приютившегося напротив моста. — Необходимо его вызволить!..

Прибыла сварка. Рабочий деловито стал разрезать на куски груду железа. То один, то другой из толпы, не выдержав, подавал голос:

— Осторожнее, друг…

Сварщик в ответ зло поблескивал глазом. Ему пришлось немало покорпеть, чтоб вытащить из железного плена детину, вымахавшего в метр восемьдесят три сантиметра…

Потом пришло время «скорой» продемонстрировать свою прыть. Санитар упорно повторял в рацию:

— Приготовиться к операции. Велика потеря крови. Пострадавший в шоковом состоянии… Авария. Человек спас малышек, а сам, наверное, не выкарабкается…

Майрама доставили в больницу. Хирург проводил занятия со студентами, когда ему по рации сообщили, что надо готовиться оперировать героя… Героя… Так и сказали: «Героя, ценой, возможно, своей жизни спасшего малышей». Хирург мыл руки, а вокруг таксиста столпился медперсонал. На отсвечивающих белизной простынях четко вырисовывались загорелые ноги, могучий бюст и широкая шея героя. Огромными пятнами щедро расплывалась по простыне кровь…

Глаза хирурга — маленького, худенького старичка поблескивали из-за огромных очков… Вытянув руки в резиновых перчатках перед собой, он приблизился к операционному столу. С Майрама откинули простыню. И он бесстыдно представил всю свою наготу студенткам, чьи лица были спрятаны под марлевыми повязками так, что, приди в себя, Майрам бы все равно потом не узнал их при встрече на улице (хотя он и теперь, когда видит устремленный на себя насмешливый взгляд девушки, вздрагивает: она не из числа ли тех, кто видел его во всем блеске?)

— Приступим, — сказал хирург. — Надо бороться — и одной из вас может повезти, милые барышни! — Он обратился к высокой девушке: — Будешь ассистировать ты! Ты у нас будущий великий хирург. И не трусь, — шутливо добавил: — Помни: наградой служит Аполлон!

С легкой руки шофера самосвала, имя которого Майрам так и не узнал, и этого чудака-профессора, которому он. обязан жизнью, таксист стал в мгновенье ока самым популярным пациентом в больнице. И не только в больнице. Весь город заговорил о нем. Радио, газеты, даже телевидение поведали о его благородном поступке. Как будто у него был выбор. В самом деле, кто бы сбил ребенка?..

Слава Майрама только расходилась по городу, он еще лежал на операционном столе, а в коридоре больницы уже появились мать, Сослан и Тамуська. Их так и тянуло к операционной. Мать и Тамуська были в состоянии обморока. Сослан же был тверд и выдержан. То, что люди действовали, принимали меры к спасению брата, успокаивало его.