Когда-то был человеком - Дитрих Киттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут меня осенило: «Ах, да, вы измерили все на стоянке, когда записывали номера участников собрания».
Проникновенно и безапелляционно, как обычно говорят чиновники, желающие тебя в чем-то убедить, один, судя по всему старший, ответил: «Мы такими делами не занимаемся. Мы живем в демократическом государстве; здесь каждый может собираться где и когда хочет. Я не понимаю, о чем вы говорите. Мы и на стоянке-то не были». Вокруг толпились люди. Он просто не мог позволить себе сознаться: мол, «вынюхивал» что-то на стоянке. И он продолжал свои записи, дабы потом за эту мелочь прислать мне повестку в суд в связи с неслыханным нарушением правил.
Окружающие нас люди переговаривались, кто-то бормотал о тупоумии полиции. Я воспользовался этими настроениями и попытался отговорить служителей закона от их замысла. Не отступая ни на шаг от истины и прибегнув к искусственному бюрократическому немецкому языку, что вполне гармонировало с ситуацией, я заявил: «Эти насадки были всего неделю назад установлены в солидной мастерской, которая официально заказала их в соответствии с предложением фирмы-изготовителя, поскольку серийные изделия были несколько коротки, следствием чего было быстрое закопчение номерных знаков, из-за чего я имел неприятности с полицией. Кроме того, машина с новыми насадками четыре дня назад прошла техосмотр. Контролеры не обнаружили никаких отклонений от норм, включая и несчастные насадки. Хотя бы на миллиметр». Я настолько был уверен в своей правоте, что добавил: «Если вы, прислав мне повестку, непременно хотите выставить себя перед судом на всеобщее посмешище, сделайте это!»
После недолгого препирательства, в котором активно участвовала публика, выкрикивавшая: «Вы просто придираетесь к человеку!» – мы пришли к соглашению по поводу длины насадок (оба ретивых стража чувствовали себя к этому моменту весьма неуютно). Все прозвучало строго и официально: «Хорошо. Я ограничусь в данном случае предупреждением. Вам следует заплатить 10 марок. Согласны?»
Я, чтобы избавить себя от дальнейших неприятностей, заплатил и получил свои бумаги обратно. Зрители разошлись. Я уже собирался уезжать, как вдруг один из полицейских наклонился к окну: «А чья это была вторая ганноверская машина на стоянке?» Я не мог ему ответить – хотя бы потому, что меня душил смех.
ОШИБКА
Поэт и революционер Эрих Вайнерт в Федеративной республике практически никому неизвестен. Это объяснимо в стране, где антикоммунизм возведен в ранг государственной доктрины, где 9 мая кое-кто продолжает оплакивать как «день катастрофы», поражения, а не праздновать как день освобождения немецкого народа от гитлеровского фашизма. Вайнерту, видимо, никогда не могли простить того, что он под Сталинградом в окопах боролся с нацистами с помощью мегафона и силы своего слова. Так возникла парадоксальная ситуация, что имя этого немецкого патриота и писателя (его произведения на полке занимают три четверти метра) больше говорит людям в Советском или на Кубе, нежели в германоязычной ФРГ. Подобное невежество постоянно вызывало у меня раздражение. Дабы создать противовес этому, а еще и потому, что большая часть произведений Вайнерта продолжает сохранять актуальность и по сей день, я выпустил в 1977 году программу, посвященную поэту: «Красный пожарный». Впервые в ФРГ целый вечер со сцены исполнялись произведения и песни этого пламенного борца.
Тем приятнее, что во время первого же представления зал на 800 мест был переполнен молодежью. Может быть, небольшую роль сыграл здесь и привлекательный плакат. На нем был изображен Вайнерт с пожарным шлангом в руке, бившая из него струя воды образовывала большую красную звезду. Было вмонтировано также и мое фото – на сцене, в каске пожарного. Текст звучал так: «Дитрих Киттнер. "Красный пожарный". Ревю Эриха Вайнерта».
Перед началом представления один из журналистов спросил меня – можно предполагать, что в силу своей профессии он был начитанным человеком: «Вы что, пользуетесь теперь услугами другого гастрольного агентства?»
Я ничего не понял, и он, видя мое молчание, указал на плакат: «Ну вон же, написано: ревю Эриха Вайнерта».
На такого нельзя даже хорошенько обозлиться – негодовать надо на обстоятельства, благодаря которым возникают подобные глупые вопросы.
КАК ОДНА ГРАЖДАНКА С ТРУДОМ ПОНЯЛА, ЧТО СВОБОДА МНЕНИЙ ИМЕЕТ ГРАНИЦЫ
Нередко в моем театре после представления разгораются жаркие дискуссии.
«Знаете ли, господин Киттнер, – сказала как-то в один из таких вечеров пожилая дама, сидевшая за столом под номером 2,- вот вы пригвоздили к позорному столбу все пороки нашего государства. Может быть, вы и правы. Но все-таки я здесь, в ФРГ, могу свободно высказать свое мнение, на той же стороне я не посмела бы и рта раскрыть». Говоря о «той стороне», она имела в виду ГДР.
Я знаю, что пресса в ФРГ, за редким исключением, старается создать у своих читателей образ закрепощенного, угнетенного «жителя зоны», который, опустив голову и не решаясь поднять глаза, боязливо крадется по мрачным улицам, ежеминутно опасаясь, как бы во время очередной облавы его не схватили и не отправили в Сибирь.
Киттнер и гитара неразлучны на сцене
Разумеется, существуют и вариации на тему в зависимости от уровня интеллигентности той или иной читательской группы, но, в принципе, образ уже устоялся. Я же во время своих гастролей по ГДР не раз имел возможность убедиться, что проблемы, общественные и политические, обсуждаются здесь представителями всех слоев общества с таким интересом, какой у граждан ФРГ, черпающих информацию в основном в «Бильд-цайтунг», редко встретишь. Не раз доводилось мне в ГДР сталкиваться с откровенными критическими выступлениями. Энтузиазм, с которым каждая сторона отстаивала свое мнение, напоминал по накалу спортивную борьбу. Информированность участников дискуссий о положении дел в своей стране и соседней ФРГ всегда намного выше, чем у граждан западногерманского государства, которое, оставив позади себя период «экономического чуда», медленно, но верно вступило в полосу кризиса. Не раз я желал моим соотечественникам, кичащимся так называемыми «западными свободами», в такой же мере интересоваться делами своей страны, как это делают в ГДР. На это, к слову сказать, направлена и моя деятельность кабаретиста.
Итак, я прежде всего спросил даму, столь гордящуюся возможностью свободно выражать свое мнение: «А откуда вам так хорошо известно, что те, «на той стороне», не имеют возможности ничего сказать? Откуда вы получаете информацию о положении дел в соседней стране?»
На это последовал краткий и точный ответ: «Я читаю "Франкфуртер альгемайне" и "Вельт"».
В подобных случаях, как это ни трудно, смеяться нельзя, чтобы не получить упрека в заносчивости. Вина не только самой дамы, что она считала ведущие печатные органы реакции хорошими газетами.
«Видите ли, – начал я осторожно, – "Франкфуртер альгемайне" является, как известно, рупором крупного капитала, ну, а "Вельт" – издание Шпрингера. Вы в самом деле думаете, что они могут дать объективную информацию о ГДР?»
«Я тоже об этом думала, – призналась она, – но что я могу сделать?»
«Как что? Откажитесь на полгода от одного из изданий, они ведь все равно по большей части пишут одно и то же. И выпишите вместо него какую-нибудь левую газету. Это не значит, что вы тем самым станете разделять ее курс, но вы будете получать информацию с обеих сторон, сможете сравнивать и, тем самым, лучше все себе представлять».
Ответ меня поразил: «Я не могу себе этого позволить».
«Но ведь вы сэкономите, отказавшись от подписки на "Вельт" или "Франкфуртер альгемайне"».
«Нет, я имею в виду не то, – пояснила женщина, – с финансовой точки зрения это не проблема. Но я уже больше пятнадцати лет работаю бухгалтером в одном фирме. Дом, в котором я живу, принадлежит моему шефу, он живет прямо надо мной. Если он увидит, что в мой почтовый ящик постоянно кладут левую газету… Знаете, я уже слишком давно там работаю, а кроме того, не так молода, чтобы начинать все сначала.
Поразительно, что женщина даже в тот момент поняла, как она довела до абсурда выдвинутый ею же самой тезис. Так крепко засело то, что в нее вдалбливали годами. Понадобилось по меньшей мере полчаса (и это был нелегкий труд), чтобы доказать ей что она противоречит сама себе.
И эта дама, безусловно, не является в нашей стране исключением.
КАК Я ОДНАЖДЫ УДОСТОИЛСЯ ВЫСОЧАЙШЕЙ ПОХВАЛЫ
Кабаре, если рассматривать его как занятие, требующее немалых усилий, – это нечто большее, чем ежевечернее пребывание по 2–3 часа на сцене со своей программой. Ведь текст, который ты произносишь, следует вначале сочинить, а значит, предварительно собрать и выверить материал. Затем перевести все на язык кабаре, написать подходящую музыку, придумать и достать реквизит. К этому следует прибавить плакаты, идея оформления которых – тоже твое дело, как и эскизы программок.