Другой - Станислав Жейнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, эмоционально рассказывает Игорь, — в очередной раз, заметил я про себя, — нет, все-таки актер он хороший! И опять, так машет руками, что… А может, это гипноз? Вот так, смотришь на него, слушаешь, и всему веришь, ни можешь, не верить. Посмотрел на остальных и они притихли, рты пораскрывали. Хотя, страшилка-то средненькая… Харизмой берет, паразит. Делает с нами, что хочет… Ну-ну, что дальше? Догонит тебя начальник депо, или?..
Игорь:
— Оторвался я метров на сто-сто пятьдесят. Посадка заканчивается, впереди уже фонари светят. Тусклые такие фонарики. Там вообще с иллюминацией слабо было… Два фонаря на перроне, и те на ночь гасили: на случай ночного вторжения "вражеских оккупантов". Хоть не много, но грели меня, и вдруг, ни с того ни с сего — гаснут. И вой… такой пронизывающий вой сзади услышал… Громкий, протяжный… Луна вышла — прям фильм ужасов. Споткнулся, упал и ногу вывихнул. Встать не могу, хриплю, как загнанная лошадь.
И вдруг тихо стало. Сперва, только себя слышал, а потом… вроде плачет кто-то. Звонко так, но и приглушенно, будто шакала подушкой душат. А потом, думаю, нет — человек. Новорожденные так сопят… На коленях, на четвереньках но потихоньку, потихоньку… страх сильнее боли. Ногу подволакиваю, но вперед, вперед…
На дороге сверток. Подхожу, смотрю — вроде кукла, а вроде и нет, ребенок… маленький совсем — грудной. Приглядываюсь, а лицо у него — восковое и старое-старое. И рот… леской зашит.
— Все! Капец! — сказала Саша.
— Что? — спросил Игорь.
— Я больше не засну… Никогда… Что ты такое рассказываешь, Игорь?
— Да уже рассказал, в общем-то…
— Это что, конец истории?
— Да.
— А ребенок?
— Он меня не догнал, он же в пеленках был.
— Ты оставил ребенка?
— Это, не мой ребенок!
— А с другом, что? А людей нашли?
— Не знаю. Я на утро уехал в охотничий домик… Ну, я вам рассказывал… а оттуда меня отец забрал уже в другой городок — "Дасатуй". Потом в "Гусиноозерск" — через три месяца, а потом… Мы тогда много переезжали, бывало, даже вещи из КамАЗа не доставали. Месяц, два и в путь. Мы на уазике, а сзади КамАЗ. По диким степям Забайкалья. Папа смотрел в окно и говорил: "Ну и дичь!.."
Антон закурил.
— Саша же просила, не курить при ней, — говорю.
— А… Да… — Затушил.
— О чем задумался, друг? — спросил Игорь у Антона.
— Да так… мысли…
— Если есть, что сказать, не держи в себе. Поведай.
— Нечего мне поведать…
— Ты уверен?!
— Да.
— Точно-точно? По глазам же вижу — хочет человек сказать, но молчит… Аааа… — Махнул рукой. — Не готовы мы еще к интеллектуальному штурму космических абстракций…
Бородач взглянул на Сергея:
— Не знаю, как это объяснить, но… — Про леску и ребенка — это мой старый сон… и, вот… — Вытащил из кармана, положил на стул бумажку.
— Что там? — настороженно спросил Игорь. — Я возьму.
— Возьми.
— Интересно.
Игорь развернул, сложенный в несколько раз рисунок.
На весь лист — шар головы, рядом маленькие овалы ушей. Глазки узенькие, как у китайца. Нос — две дырочки. Рот приоткрыт, внутри молния, которая заканчивается гигантской иголкой.
— Откуда это у тебя? — испуганно спросил белорус.
— В кармане был.
— Сам и нарисовал, не помнишь просто…
— Бред. Концовка твоей истории — ребенок. Ребенок из моего сна. Ты нарисовал! И подсунул… Но, откуда ты знаешь?
— Во-первых, я ничего не подсовывал. Теоретически, конечно, я могу знать твои сны, ведь ты проспорил мне душу. Но зачем мне — это? У меня, на нее, совсем другие планы…
— Так, все! — сказал Антон. — Мне надо туда.
— Куда? — спрашиваю.
Антон ткнул пальцем в темноту: — В самое логово. Кто со мной?
— Дураков нет, — говорю. — И тебе, отходить от лагеря, не советую.
— И что мне делать?
— Терпи.
— Час терплю… Глеб, а ведь мне надо тебе, кое-что сказать.
— Надо — говори.
— Тет-а-тет.
— Ребятам не понравится, что у нас секреты. Это не по товарищески. Ребята! — крикнул я зычным голосом пионер вожатого. — У некоторых наших товарищей появились секретики. Я не стану молчать! Подобная близорукость, в условиях тотального противостояния общественных единиц, была бы непростительной ошибкой? Консолидация, монолит, единоцентрие — под угрозой. В преддверии митинга, я как глава комитета, как избранный лидер ячейки требую: пригвоздить к позорному столбу: нерадивых, отколовшихся, единоличников и прочих заблудших овечек…
Антон потянул меня за руку:
— Пойдем… Это интересно. По дороге расскажешь…
— Возьми Серегу. Я боюсь тебя… У тебя в карманах странные рисунки…
— Пойдем…
— Почему, я?
— Ты, нужен. Именно ты. Есть разговор. Пошли…
Отошли метров двадцать, но до туалета не дошли. Антон сошел с тропинки, уперся рукой в дерево, и…
— Ааа..! Когда, долго терпишь… Секс отдыхает!
— Подозреваю, ты сказал, все, что хотел?
— Погоди-погоди…
Капитан вернулся на тропинку.
— Странные вещи у нас происходят, — говорит.
— Ты, про бродячих покойничков? Для этих широт, это нормально… Они ж после дождя, как грибы…
— А я серьезно.
Антон закурил. Я тоже.
— Игорь — мистификатор! — говорит. — Сатанист. Он готовит какую-то колоссальную каверзу… И птица эта странная, знаешь, я ее не ел…
— Бензин в баках есть?
— Да, а что?
— Ты кидаешься в ноги, я бью стулом по голове. Хорошо, что ты сам предложил. Думал, ты с ними за одно… Тела сожжем… Прах расфасуем в чайные пакетики…
— Не веришь… Я понимаю…
— Сделаем свою религию. Братство белых капитанов, а?!
— Помнишь, сумку, которою ты уронил?
— Не ронял никаких сумок.
— У нас аккумулятор подсел, а вы пошли за Сашей… Позвонил Игорь. Говорит Сергею: надо Глеба разыграть, он, говорит, сумку уронил, и перечислил все, что в ней якобы разбилось… Было такое?
— Ах вот оно что! Ах вы сволочи… А я ее все выглядываю. Переживаю. Все, думаю, про сумку эту как-то быстро забыли? А шуму-то, шуму было…
— А вот картинка — это не фокус. Это сон. Он не мог знать…
— Ладно. Спи спокойно, — говорю. — Ты в первую ночь на пристани, напился, и сон рассказал…
Антон выдохнул облегченно: Правда?
— Кажется, да.
— Кажется?
— Я тоже, не сильно трезвый был. Так что живи… Заводи детей… Только осторожней с леской и иголками…
— Знать бы точно, рассказывал или нет…
— Ты, правда, врач?
— Да.
— Хирург?
— Ну.
— Пойдем, выпьем "сорокогРадостной" жидкости. Чтобы люди никогда-никогда не болели… А-то ведь, не дай бог, они к тебе придут…
