Семнадцатая - Родион Примеров

что их владелица, развалившаяся на спине в стиле бодлеровской лошадки, стала заливаться тихим хохотом и обещать мне любую плату, на какую она только способна, если я помилую предмет ее профессиональной гордости и оставлю в живых хотя бы пару косточек. Я потребовал выкупа, который был на самом виду, и мне тут же его предоставили. Я немного взмок и временами начинал задыхаться, а она терпеливо пережидала такие моменты, прижавшись грудью к моей повлажневшей коже и шепча на ухо то наивные ласковые прозвища, то смешные непристойности. Когда мы соединились, девушка оказалась наверху, как в самом начале нашего свидания, и я замер, почувствовав, что вхожу — нет, уже вошел! — не в сокровенное женское лоно, но в ту бестревожную гавань, куда стремился долгие годы: туда, где зачинается новая жизнь и где может остаться все то, от чего я пожелаю освободиться. Странная, безумная и, вероятно, до крайности нелепая мысль, однако она завладела всем моим сознанием. Вика представилась мне прекрасным волшебным сосудом, способным принять, преодолеть и переродить в нечто светлое самый тяжкий и самый темный груз, который я готов был исторгнуть из своей души и из своего тела.

— Солнышко мое, — черты склонившейся надо мной девушки слегка исказились от физического наслаждения, коего она совершенно не пыталась утаить и лишь подгоняла пылкими, но в то же время изумительно плавными и расчетливыми движениями своих бедер. Ее горящие глаза жадно ловили мельчайшие перемены, происходившие на моем собственном лице. — Мне так хорошо! Я так счастлива! Уф… А ведь я знала! Знала, что нам это нужно… Знала, какой ты на самом деле! Уф… Просто офигенный… Так ведь и я у тебя что надо… Кто здесь чудо? Я чудо! Фантастика, да? Как же здорово все получилось… Боже, как я тебе нравлюсь! Как же я тебе нравлюсь! Милый мой… Спасибо! Жаль, что так не может продолжаться… уф! …вечно… Смотри на меня… Смотри на меня… Я твоя! И это твое… И это… Все, что ты видишь — все твое… Солнышко, дай руки! Держи меня здесь… Ниже! Крепче! Помогай мне… Веди! Направляй! Ох! …Димочка, я чувствую! Родной мой, я тебя чувствую… Вот оно, мой чудесный… Вот же оно… Близко… Димочка, да! Все так! Все правильно! Ты можешь! Ты готов! Я разрешаю…

— Боже мой, Вика! — янтарный полумрак озарился первой слепящей вспышкой. — Вот сейчас… Господи боже, это сейчас! …Сейчас, слышишь?

— Да, любимый! Да! Сейчас…

— Так нельзя, родненькая… Нельзя… О, дьявол… Сделай что-нибудь…

— Можно, мой хороший! Все можно! Вот, смотри…

Напористые любовные толчки внезапно стихли. Вика упала на меня грудью, ухватилась за волосы и совершила одно последнее усилие. Вернее, не усилие даже, а некое молниеносное содрогание там, внизу, где в этот краткий миг мы с нею сочетались самыми прочными узами из тех, что были нам доступны. А сразу после этого все кругом пошатнулось. Осветилось. Вскипело ослепительным белым пламенем, полыхнуло и взорвалось… И в сгустке этого пламени, как в сияющем подвенечном платье, откуда ни возьмись мне предстала Кристина. Моя прежняя избранница. Моя бывшая невеста. С ее головы срывались жгучие языки огня. В глазницах колыхалась раскаленная лава. Сверкнувшее бриллиантами колечко вылетело из ее руки, промелькнуло в воздухе и рассадило мою бровь. Перспектива подернулась мутной багровой пеленой. Пламя померкло, и рядом тотчас появилась Алена. Совсем нагая, но с материнским крестиком по центру ухоженного бюста. Мой затылок оказался на ее коленях, а сестра, наклонив надо мной спутанные волосы, целовала раненное место алыми от крови губами и беззвучно плакала. Конечно, все это были только видения. Я сознавал это, но не различал вокруг ничего, кроме немых бесплотных образов. И лишь один живой якорь, с бешено колотящимся сердцем, удерживал меня в сокрытом от моих глаз, но все еще осязаемом мире, где мне вдруг страстно захотелось — жить, дышать и сделаться счастливым. Вика! Животворной тяжестью она покрывала меня сверху, упершись носом в плечо, и горячими ладонями заслоняла мои веки, оберегая и от пламени, и от видений, и от всего, чего я страшился в своем одиночестве. Я вцепился в нее изо всех сил, вслепую притиснув к своему телу, и поклялся не отпускать на за что на свете. Ведь она моя. Моя…

Глава 11

Спустя время я обнаружил себя лежащим на правом боку в весьма неудобной позе, окостеневшим от неподвижности и девственно голым, словно Адам до грехопадения, тогда как Вика, моя невероятная Вика, одетая совершенно по той же моде, что и я, по-прежнему оставалась рядом. Она располагалась ко мне спиной, уютно угнездившись мягким местом в укромной котловине, сотворенной моим животом и подтянутыми к нему бедрами, и кончиком пальца в задумчивости вычерчивала какие-то узоры на моей руке, с бульдожьей цепкостью обнимавшей ее за талию. Я уткнулся носом в черную расхристанную шевелюру и глубоко вдохнул.

— Давненько мы так загораем? — справился я. — Кажется, мой недремлющий брегет ненароком отключился… Вполне возможно, я оставил его в других штанах… Привет, красавица!

— Привет, — рассеянно откликнулась девушка. — Точно не скажу… Минут пять… а может, и все двадцать. Я не засекала… Все нормально, мой славный. Отключился, значит, так надо. Меня этим не удивишь: в первый раз немудрено и ошалеть с непривычки. Что тут такого? Классный ведь секс получился… Как тебе ощущения?

— Малыш… — я помолчал, с трудом подбирая слова. — Как по мне, одними ощущениями дело не обошлось. Понимай, как знаешь, но с моей стороны имели место настоящие чувства…

— Правда? — она немного запнулась. — Ну, и как тебе чувства?

— Спрашиваешь… Бездна впечатлений… Наверняка, ты и сама заметила по моей реакции. Не могла не заметить, с твоей-то восприимчивостью…

— Что было, то было, — Вика насмешливо фыркнула. — При себе ты своих впечатлений точно не оставил. Ни граммулечки… Поделился от души — насилу восприимчивости хватило… Каково же тебе было ходить с такой тяжестью, бедолага?

— Кстати об этом, — я нежно похлопал ее по животу. — Не желаешь смотаться в душ, матушка? Чуть погодя могу и сам присоединиться, если ты не против…

— Конечно, не против… Но давай попозже: мне пока лениво. У меня только-только попа пригрелась…

— Понимаю… Но, может, все-таки поспешить? Дело молодое: одна нога здесь, а другая там. Иначе мало ли что…

— Ты это к чему, Димочка?