Семнадцатая - Родион Примеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дружок, подобного у меня и в мыслях не было. А вот насчет семьи… Серьезно? Ты так на это смотришь?
— Ты про что? — мне показалось, что Вика слегка напряглась в ожидании ответа.
— Про то, о чем ты только что сказала. Про меня с Аленой. Считаешь нас своей семьей?
— Я не специально так сказала… Ничего особенного я не считаю: ну, просто теперь мы вместе и… В общем, не важно — называй это, как хочешь, — Вика прокашлялась. — Слушай, а давай покурим?
— Надо же! Буквально мысли мои прочла. Но как? В тебе что, какая-то антенна установлена? Где ты ее от меня скрываешь, сознавайся! Здесь? — я игриво боднулся бедрами.
Вика не ответила на шутку — лишь приглушенно прокашлялась еще раз.
— Что, красавица? Лишняя палочка после секса не помешает? — продолжил я изощряться в пубертатном остроумии. — А говорила, что ничего такого и в рот не берешь…
— Ну, во-первых, конечно: ха-ха-ха! Доволен, комик? Господи помилуй, какие же вы все одинаковые… Во-вторых, я не так говорила. А в-третьих, я не хочу курить: я хочу, чтобы покурил ты, — девушка перевернулась на живот и зачем-то ощупала свои губы, словно проверяя, на месте ли они у нее. — Заодно дашь мне затянуться разок-другой… Меня это должно взбодрить.
— Вика, что с тобой приключилось? Утомилась, крошка?
— Да, немного… Тяжелый день выдался. И ночь…
Я дотянулся до пачки и, красуясь перед Викой, проделал замечательный трюк, в заключение которого моя сигарета, несколько раз кувыркнувшись в воздухе, очутилась у меня во рту. Щелкнув зажигалкой, я снайперски поджег ее кончик. Вика ничем не выдала своего восхищения.
— А можешь поставить пепельницу мне на спину? — попросила она.
— Господь с тобой! К чему такое декадентство, милая моя?
— Просто мне так нравится… Воспоминания… Приятные…
— Ну, разве что воспоминания… — я вооружился пепельницей и в нерешительности застыл над нагой фигуркой, распростертой поверх смятого в хлам полотенца, наверняка еще влажного от моего любовного пота. — Куда прикажешь ее определить?
— Попу видишь?
— А то как же! Глаз не могу отвести…
— Ну, глаза можешь оставить, где есть, а пепельницу поставь чуть выше.
— Сделано, — попутно я смахнул какие-то соринки, налипшие на закругленные части девушки с потрепанной обивки моего дивана. — Затянешься, малышка?
— Да, давай… — Вика как следует, по-взрослому затянулась и, на секунду задержав дыхание, выпустила струю дыма в противоположную от меня сторону. — Все, мне хватит… Только голова закружилась… Кури, милый, а я пока полежу…
Она опустила голову и затихла. В пепельнице, установленной аккурат меж симпатичных ямочек на ее крестце, затесалась пара Алениных окурков с золочеными, нервно изгрызенными мундштуками, которые я машинально отделил от кучки своих, отодвинув подальше и придавив к хрустальной кромке. Сидя рядом с Викой, я с наслаждением укорачивал свою жизнь на длину очередной сигареты и с нежностью разглядывал доверчиво открытое моему взору тело, ничуть не озабоченное тем, как оно сейчас выглядит, познанное мной и вместе с тем непостижимое, и прямо в данный момент таинственным образом претворяющее уплетенный за ужином оливье в хитроумные душевные порывы: любовь, самолюбие, тягу к неведомой свободе, мучительные страхи и сомнения…
— Ты ведь называл меня родной, — сказала вдруг девушка. — Родненькой… Зачем?
— Откуда такой вопрос, детка? — выпалил я, огрубев от неожиданности.
— От верблюда! — уже не в первый раз поделилась своим источником Вика. — Ты так меня называл. Что это для тебя значит?
— Видишь ли… — всеми фибрами своей немощной души я ощутил, что нужно отвечать откровенно, безо всяких фокусов. — Для меня это очень многое значит. На всем свете я называю так только Алену… Но выразить, что за чувства воплощаются в этом слове, будет довольно сложно… Это такое состояние близости, для которого у меня нет ни линейки, чтобы его измерить, ни знаков, чтобы передать его глубину, силу, тяжесть, напряжение, накал и все, что оно в себя вмещает… А еще там есть любовь. И задача от этого отнюдь не делается проще… Знаешь, когда-то у меня была невеста…
— Да, знаю. Кристина… Красивая?
— Красивая. Безумно красивая… Но не родная…
— А я?
— Ты тоже красивая.
— Дима, но я не об этом…
— Знаю, что не об этом. Подожди минутку… Я собирался сказать по-другому… — я зажмурился и, прежде чем произнести следующую фразу, изо всех сил постарался понять, верю ли я в то, что готово было сорваться у меня с языка. Как будто я мог себе верить…
— Ты тоже очень красивая, Вика, — сказал я. — Красивая во всех смыслах… И я мог бы тебя полюбить, если бы отважился… Милая моя… Родненькая моя…
— Спасибо тебе… — она шумно задышала носом. — Но почему же тогда… чем мы тогда не семья? Нет, прости! Прости… это не обязательно… я дура… Вчера ты впервые меня увидел, ты совсем меня не знаешь. Слишком быстро, да? И ты мне все уже объяснил, я просто не поняла… нет, ты не объяснял… я сама себе объяснила…
— Вика, о чем ты говоришь?
— Но все же правильно… Ты любишь Алену. Алена любит тебя. Мы с Аленой любим друг друга. А у нас с тобой… у нас все может получиться. Я готова тебя любить… Почему мы не семья? Я не понимаю…
— Судя по всему, для тебя это слово тоже многое означает. Однако в корне не то, чем оно стало в моем собственном лексиконе. Надеюсь, это не прозвучит чересчур резко для твоего слуха, но я ненавижу свою семью.
— Значит, это не семья! — немедля отрезала Вика. — Не настоящая семья. Не близкие люди… Я знаю, о чем ты. Это
