Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс

Мужчина выглядел очень знакомо, и Лара не сразу поняла, что это зритель с картины «Сильви на скакуне», тот самый, который указывал на арену. Она быстро повернула голову, чтобы незаметно взглянуть на него. Да, это точно он.

Послышался мерный гул большого барабана, за ним вступили струнные. Играло знакомое вступление – «Песнь вампира» Густава Малера. Артисты поспешили занять свои места.

В центре арены жонглировали женщины в белых юбках и цилиндрах поверх рыжих, как у Тряпичной Энни, волос. Затем жонглёры разделились: две женщины принялись крутиться на унициклах, пока шуты в синих, красных и золотых костюмах метали в них ножи.

Номер был знаком любому, кто посещал обычную уличную ярмарку с аттракционами. Как по волшебству, десяток женщин выкатили на середину арены огромное колесо. Женщины представляли собой странное зрелище, их необычные алые волосы были подстрижены, формой напоминая живые изгороди у изобретательного садовника – у одних над головой возвышался аккуратный конус, как перевёрнутый рожок от мороженого, у других торчали над ушами два остроконечных пика. Лица у всех были призрачно-белые, только пухлые губы – преувеличенно яркие, под цвет волос.

После оживлённой смены декораций луч прожектора переместился и появились, держась за руки, мужчина и женщина. Они заняли свои места.

Заиграла композиция «В пещере Горного Короля» Эдварда Грига. Мужчина надел на глаза повязку, а женщина встала у колеса. Без особого шума мужчина собрал весь свой арсенал в кожаный мешок, висевший у него на левом плече, резко повернулся и серией слитных движений опустошил всю свою коллекцию ножей и топоров в высокую усмехающуюся блондинку. Когда клинки покидали кожаный мешок, металл издавал короткий скребущий звук, а затем глухой стук, когда они вонзались в цель. Вместо того чтобы смаковать каждый бросок, метатель отправлял клинки в полёт быстро, как пули из пистолета. Зрители, уверенные, что знают, что произойдёт дальше, откидывались на спинки бархатных кресел. В ложах слышался звон бокалов – скучающая публика в темноте угощалась шампанским. Лара видела лица в тускло освещённых первых рядах – на них читалась скука, на арене не происходило ничего эффектного. Чёрт, опера была лучше.

Метатель ножей снял повязку и залюбовался делом своих рук, чрезмерно затягивая привычный драматичный момент барабанного боя. Сверху с трибун послышался кашель, словно побуждающий метателя переходить к дальнейшей демонстрации – то есть, разумеется, к торжественному предъявлению невредимой ассистентки, которая сходит с колеса без единой царапины.

Но этого не произошло.

Как будто глаза привыкали после света к темноте, Лара увидела, как женщина на колесе постепенно приобретает чёткие очертания. Зрители в первом ряду качнулись вперёд на сиденьях, уверенные, что глаза их обманывают. Потом все, включая Лару, ахнули. Арена стала видна полностью, это зрелище притягивало взгляды, и вызванный им ужас, от которого у публики перехватывало дыхание, распространялся по рядам, пока не докатился до галёрки. Лара обмирала от страха вместе со всеми, желчь снова поднялась к горлу.

Ассистентку на арене в самом деле рассекли на части, как ствол срубленного дерева. Все её конечности и шея были перерезаны с маниакальной точностью. У женщины на колесе не шла кровь, но части её тела были отделены друг от друга, отрубленная голова с открытыми глазами замерла под странным углом. Бескровная верхняя часть бедра скатилась с доски и остановилась у ног зрителей в первом ряду, от чего какая-то чувствительная дамочка закричала и упала в обморок.

Лара почувствовала, что комната кружится. Чёрт, она сейчас снова потеряет сознание.

Метатель поднял с пола бедро ассистентки и вернул его на место, а затем крутанул колесо и позволил ему остановиться самостоятельно. Затем повернулся к нему спиной и приложил руку к подбородку, будто ожидая чего-то. Только тогда женщина шагнула с платформы, абсолютно целая, чтобы сделать глубокий поклон.

Ведущий вышел на арену, гордо простирая руку к исполнителям:

– Louis et Marie!

Восхищённая публика взревела и вскочила на ноги, стук подошв о пол трибун эхом разнёсся под куполом, как гром.

Лара в испуге смотрела на арену. Гости, теперь полностью захваченные происходящим, глазели туда же, указывали пальцем и смеялись.

Следом за метателем ножей появилась группа синхронно кувыркающихся акробатов в трико цвета морской волны или розовых с золотом, украшенных одинаковым полосатым орнаментом из золотого бисера.

Сквозь группу акробатов выбежал белый конь, великолепное животное с ниспадающей на шею белой гривой. На голове у него был плюмаж из аквамариновых перьев. По описанию из дневника Лара поняла, что это может быть только Его Величество.

На спине Его Величества, ногами на его шее, а руками на седле, стояла в мостике Марго Кабо из Цирка Марго. Арена вспыхнула огнём, но Его Величество продолжил бежать равномерным галопом, а Марго вытянула вверх ноги и приняла изящную стойку на руках, а затем нырнула под лошадь, в ревущие языки пламени. И конь, и наездница сохраняли спокойствие, но Лара чувствовала поднимающийся от пола страшный жар. Как грациозная балерина, Марго повисла на спине коня на одной ноге, качая другой, затем вертикально вскочила в седле на одну ногу, одновременно с тем как Его Величество прыгнул в воздух. Наконец пламя охватило и коня, и всадницу, пока пара не прорвалась сквозь стену огня, совершенно невредимая. Конь изобразил своего рода поклон, а Марго спрыгнула с его спины в реверанс.

В мгновение ока пламя исчезло, и появился Альтаказр, объявляя следующий номер – Танец Смерти. Двенадцать андрогинного вида беловолосых клоунов в искусно отделанных костюмах приглушённо-розового цвета начали танцевать вальс. Они выглядели призрачно, но танец был очень красивым. На сцену вышли три слона и слаженно подняли клоунов на спины. С потолка спустились три каната.

Пока разворачивалось это представление, другие клоуны выкатили на арену гильотины. У Лары возникло дурное предчувствие от этого номера со зловещим названием. Гильотины совершенно синхронно опустились, а когда клоуны попрыгали со спин слонов, оказалось, что канаты Испанской Паутины – вовсе не канаты, а виселицы. Оркестр продолжал играть, а на арене сворачивались головы и ломались шеи. Лара прижала руку ко рту. Она услышала, как где-то вздохнула женщина и, кажется, начала обморочно сползать с кресла. В этом цирке на арене постоянно разыгрывали чудовищные воплощения смерти. Неудивительно, что некоторые художники Монпарнаса думали, что это искусство перформанса. Но Лара в отличие от них знала, что это от и до танец осуждённых на муки ада.

Клоуны, висевшие на верёвках, начали приходить в себя и ползти обратно, их ноги качались в унисон. Таким же образом обезглавленные клоуны снова подхватили ритм вальса и закружились в танце. Музыка набирала темп, пока не обрушилась неистовым шквалом