(Не)настоящий парень - Амалия Март

деревне, а думала об учебе, не значит, что я монашка! Почему она такая узколобая и злая?

— Устроим для нее концерт по заявкам? — с энтузиазмом предлагает Вова, оборачиваясь.

— Какой ещё концерт?

— Ну, покричим, постонем, поскрипим кроватью? — выгибает уголок губ.

— Обойдешься. И вообще, ты как себя ведёшь? Ты забыл о правилах?

— Если честно, я в дрова, Зинок, — прыгает на кровать рядом со мной, откидывается на спину. — Этого бугая разве перепьешь? Ты о чем вообще?

— Поцелуи! И… и… какая квартира, какие дети? Мы же, типа, расстаться должны, — ругаюсь приглушённо.

— Блин, да как удержаться, — кидает на меня красноречивый взгляд снизу. — В смысле, почему ты молчишь, когда тебя в навоз башкой тычут?

— И ничего не тычут!

— Да тебя вообще здесь никто ни во что не ставит.

— Не правда! — защищаю их или себя?

— Ну как скажешь, — изгибает брови. — Давай спать, а? — прикрывает глаза.

— Ты чемодан принес?

— Блин. Ща, — неуклюже встаёт с кровати. — Где он?

— Сама принесу, пьянь, — встаю следом. — Постели мне пока на полу, там запасное одеяло должно быть в шкафу.

Выхожу из комнаты, по коридору разносится плач младенца. Странно, звукоизоляция в комнате действительно стала лучше, ничего не слышно. Спускаюсь вниз, свет уже не горит, все разошлись по комнатам. Хватаю плед с дивана в гостиной и чемодан, и возвращаюсь наверх.

Вова разлёгся на полу, подмяв под себя одну из подушек и кутаясь в старое клетчатое одеяло. Оно ему коротко и босые ноги торчат наружу, тогда как голова укрыта по самые уши.

— Эй, ты чего, — толкаю его в плечо. — Иди на кровать, мы же договаривались.

Он что-то нечленораздельно бормочет, скрываясь под одеялом с носом. Ну ладно.

Как хочешь.

Переодеваюсь в пижаму, все время поглядывая на парня на полу, но он, похоже, отрубился, едва его голова коснулась подушки. А ещё говорил, что не джентльмен.

Укрываю его голые ступни принесённый пледом и ныряю в постель. Она скрипит, и в районе спины в матрасе старая вмятина, но я всё равно засыпаю, едва прикрыв глаза.

Мне снится удивительный сон, в котором меня держат в горячих объятиях, а на ухо шепчут мурашечное: я тоже. 

Глава 23

Ида

Дом — это солнце в глаза с рассветом. Это запах сирени через открытую форточку.

Это шум посуды и крики мамы «встаём!» раньше будильника.

Яйца на завтрак, парное молоко в огромной кружке. Шум папиной газонокосилки и гул проснувшейся живности во дворе.

Дом — это сладкий сон в любое время года. И чувство полной защищенности.

И я так скучала по этому.

Я просыпаюсь, словно только закрыв глаза, но сразу с улыбкой. Тело затекло, и правую сторону я отлежала, но такой отдохнувшей я себя давно не ощущала. В глаза бьют солнечные лучи — они всегда заглядывают в мою комнату первыми — и даже сквозь прикрытые веки я чувствую тепло на лице. Подушка пахнет маминым порошком, одеяло греет не хуже печки. Я в объятиях мужчины.

Последняя мысль пронзает полусонный мозг и сразу трезвит.

Не верю, просто не верю.

Распахиваю веки и натыкаюсь взглядом на волосатую руку, пригвоздившую меня к постели. А вот и причина затекшего тела, вовсе не сладкий сон. Затылок опаляет ровное дыхание, горячая нога вклинивается между моими, крепче прижимаясь к бёдрам сомнительной выпуклостью.

О, Господи!

И как… что… боже!

Оцепенение держит меня ровно до момента, когда третья нога, упирающаяся в самую мягкую часть моего тела, не начинает дёргаться.

Я отбрасываю с себя тяжеленную руку и принимаюсь истерически выбираться из-под одеяла.

— Где пожар? — хрипит наглец в моей постели, приоткрыв один глаз.

— Ты что здесь делаешь?

— Замёрз, — переворачивается на спину, потягивается.

Одеяло встаёт парусом ровно посередине, и я тут же отвожу взгляд, чертыхаясь.

Да что за мутант, мамочки?

— Ты не мог бы… — слабо мямлю, потирая лоб ладонью. — Не светить тут…

— Утро, Заюш, — улыбается, гад трехногий, закладывая руки за голову. — И теплая женщина под боком. Я не виновен, — подмигивает.

Краснее я уже не стану, да?

— Это неприемлемо.

— Это физиология.

— Я про твое ночное вторжение!

— У тебя сквозит от окна.

— Боже, — обращаю свой взгляд к потолку. — Нечего было геройствовать, лег бы сразу на кровати, — перебрасываю ногу через Вову, спускаюсь на пол, стараясь не смотреть туда, куда приличные девочки и не должны, поправляю пижаму. — Сегодня ночью сама на полу лягу.

— Как скажешь, — бубнит он. — Любой каприз за ваши деньги.

Бросаю взгляд на лицо нахала и тут же смущаюсь. Вова откровенно изучает мои ноги в задравшихся шортах. Скользит выше, оценивая изгиб в пояснице, лопатки и, наконец, достигает глаз. На мой вопросительный взгляд распахивает глаза.

— Что? Люблю кактусы!

— Ага, — конечно, кактусы не могли не впечатлить этот парус. — Надеюсь, сегодня ты не уклюкаешься в слюни и не станешь повторять вчерашний фокус, — говорю с суровым выражением лица.

— Надейся, — хмыкает он, кидая взгляд на вырез майки, когда я поворачиваюсь.

Все тело зудит от этих его взглядов. И жарко, боже, здесь ужасно жарко, какой нафиг сквозняк?!

— Отвернись, я переоденусь, — указываю пальцем на стену.

Светить своими кактусами по всему дому не вариант, тут чужие мужья и дети с несформированной психикой. А судя по оживлению за стеной, скоро и нас будить придут.

Вова закатывает глаза и нехотя поворачивается на бок, укутываясь в одеяло.

— Чтоб ты знала, у меня очень живое воображение, — кидает он из-под одеяла.

— Не сомневаюсь, — вытаскиваю из чемодана старую толстовку и спортивные штаны, скидываю пижаму.

Лифчик, где, блин, чертов спортивный лифчик? Роюсь в чемодане. Помню, что нижнее белье в отдельный пакет складывала. Ой, это не мое белье. Заливаюсь краской, натыкаясь на огромные