Босиком - Элин Хильдербранд

— Я буду на связи, Питер, — сказала Мелани.

— Хм, ладно, я…

Мелани повесила трубку.

Каждое утро, входя в дом номер одиннадцать на Шелл-стрит, Джош задавал себе один и тот же вопрос: «Что я делаю? Что я, черт подери, делаю?» А ответ был таким: он спал с Мелани Пэтчен, замужней и беременной женщиной. У него был с ней роман, и он держал это в секрете не только от Вики, Бренды и своего отца, но и от Блейна с Портером. Наибольшую вину Джош чувствовал, когда смотрел на детей, потому что он хотел быть для них хорошим примером. Они будут копировать его во всех отношениях, и это ничего, если бы он только не спал с лучшей подругой их матери. Каждое утро, когда за завтраком Джош видел круглые лица мальчиков с широко открытыми глазами, он испытывал угрызения совести. Но к десяти вечера — в это время Джош встречался с Мелани на городском пляже — он успокаивался настолько, что мог продолжать свое вероломное поведение.

Сколько еще времени пройдет, прежде чем их поймают? Джош спрашивал себя об этом сто раз на день, но никогда не задавал этот вопрос Мелани, потому что у нее и без того была масса поводов для беспокойства. И они были очень, очень осторожны. Мелани даже стала вылезать в окно, вместо того чтобы выходить через дверь; она дошла до того, что стала перелезать через забор, чтобы не пользоваться калиткой (хотя от этих мер предосторожности придется отказаться, когда она поправится). Мелани складывала на кровати человеческую фигуру из подушек, а на улице шла по траве вдоль заборов, чтобы не идти по ракушечнику, который хрустел под ногами. Мелани добиралась до парковки городского пляжа где-то между десятью и половиной одиннадцатого; она забиралась к Джошу в джип, и он увозил ее в какое-нибудь безлюдное место, где они занимались любовью или в его машине (что тоже станет невозможным, когда у нее увеличится живот), или, если у них было достаточно храбрости, на пляже. У Джоша дважды возникало ощущение, что за ними следят. Один раз он свернул на грязную дорогу, которая завела их в торфяник, а другой раз заехал на пустынную подъездную аллею. Эти случаи заставляли Мелани визжать от нервного возбуждения, и Джош должен был признать, что и у него в крови подскакивал адреналин, что приносило ему определенную долю удовольствия. Они жили, словно по сценарию фильма, — тайна, запретные отношения, сопровождаемые драматическими побегами, и — следом за ними — неистовый секс.

Секс, собственно говоря, был просто ошеломительным. Джош понял, что заниматься любовью с молоденькой девочкой — это одно, а с женщиной — совсем другое. Джош думал, что беременность Мелани сделает их секс странным или будет вызывать какой-то дискомфорт, но все было совершенно наоборот. Мелани находилась в полной гармонии со своим телом, ее переполняли гормоны, она была всегда готова для Джоша, она направляла его. Мелани делала ему комплименты, побуждала его к экспериментам. Да, секс был просто фантастическим, и Джош не мог этого отрицать, но, если бы их с Мелани отношения ограничивались только сексом, Джош уже устал бы от них. Проблема была в том, что их отношения быстро переросли во что-то большее, чем секс. Мелани разговаривала с Джошем, она рассказывала ему настоящие, взрослые секреты; она посвящала его в детали. Это было совсем не похоже на ту чушь, которую он обычно выслушивал от девчонок. Когда Джош думал о той ерунде, которую ему обычно рассказывали девочки («От такой влажности у меня появляются кудряшки… О мой Бог, посмотри, сколько тут граммов жира!.. А кто там будет? Эта сучка?.. Я ее бесплатно скачала на…»), он поражался, как еще не сошел с ума. Сначала Джош думал, что рассказы о разбитом браке Мелани или о ее попытках завести ребенка будут не лучше. Но он ошибался. Эта история полностью поглотила его.

«Ты когда-нибудь обязательно убедишься, что брак — это договор, который ты заключаешь с другим человеком. Это клятва, которую ты даешь, и она священна, или, по крайней мере, ты так думаешь, стоя у алтаря. Это гарантия того, что ты никогда не будешь одинок, что ты часть команды, союза, пары, супружеской пары. По крайней мере это было моей мечтой, и я верила в нее. Ребенок был еще одной мечтой. Для многих пар это в порядке вещей. Они даже не задумываются об этом, и — бах! — беременность. Я думала, что так будет и у нас с Питером. Я всегда хотела иметь много детей. А потом мы попытались, и ничего не получалось, и люди говорили: всему свое время. А что еще они могли сказать? И мы продолжали попытки, и чем больше я думала об этом как о «попытках», тем мучительнее это становилось для меня, и мне было грустно, а Питер злился, потому что ни один из нас не в силах был что-либо изменить. И потом мы пошли к врачу, и я, конечно же, думала, что что-то не в порядке с Питером, а Питер думал, что что-то не в порядке со мной. И нас просто ошеломила новость о том, что у нас обоих все было в порядке. Мы оба были абсолютно здоровы, просто мы не подходили друг другу. И поэтому я начала пить таблетки, которые влекли за собой весьма неприятные побочные эффекты, но все равно не давали никакого результата, и я перестала их пить. Мы попробовали иной подход — порошок из рога носорога и занятия любовью в полночь во время полнолуния, — а затем мы просто признали, что ничего у нас не выходит, и сдались. Какие у нас оставались варианты? Искусственное оплодотворение. Но искусственное оплодотворение дело мудреное — существуют графики, они берут яйцеклетку, берут сперму Питера, оплодотворяют яйцеклетку в лабораторных условиях, затем имплантируют ее и надеются, что она приживется. Это требует кучу времени, проведенного в больнице, кучу людей, вовлеченных в процесс, медиков, которые помогают тебе, и в это время ты думаешь, насколько это все неромантично, и ты думаешь, почему ты просто не можешь забеременеть после трех «мартини» или уик-энда в Палм-Спрингс, как все остальные. Ты начинаешь себя ненавидеть. Семь раз я проходила через циклы искусственного оплодотворения. Больше года моей жизни ушло на то, чтобы задерживать дыхание и молиться. Затем я плакала, когда ничего не получалось, обвиняя себя, обвиняя Питера. Я не говорю, что со мной было легко, — это не так. Питеру надоело слушать о моих циклах, овуляциях, оплодотворении, имплантациях, жизнеспособных эмбрионах, но я только об этом и могла думать. Разница между мной и Питером заключалась в том, что я продолжала верить в наш брак. Я думала, что мы одна команда — в этой ожесточенной борьбе, скажем так, против тех сил, которые мешали нам завести детей. Но затем мне показалось, что я обернулась и увидела: Питер ушел, и я боролась одна. Или еще хуже — Питер присоединился к другой команде. Он и Фрэнсис Диджитт. Он был моей самой большой любовью, моим лучшим другом, моим надежным пристанищем, моим героем, Джош, — и потом я узнала, что я была для него ничем. Даже меньше, чем ничем. Это было — и до сих пор есть — предательство на всю жизнь. Я думала, что измены случаются только в мыльных операх. Я думала, они бывают только у Чивера[22]. Я не знала, что они случаются на самом деле. Я была чертовски наивна. У Питера роман с Фрэнсис Диджитт, у него с ней связь. Ты не можешь себе представить, что это такое. Ты просто не можешь себе этого представить».