Кинхаунт - Василий Ансимов

Вскоре я провалился в глубокий сон, в котором пробыл почти сутки, судя по тому что проснулся уже к вечеру. Тревога коснулась сердца, но прикосновение к рифленой рукояти Кулая укрепило мой пошатнувшийся дух.

Уурвад уже стоял возле ложа с самым почтительным выражением лица.

Я обратился к нему, высказав накопившиеся за ночь мысли, но он перебил меня.

- Ваше сияние, Тот, кто достойный, томится в ожидании встречи с предками.

- Еще не пришло время, боги послали мне сон, но я должен хранить тайну. Пора уже возрождать нашу страну, Уурвад. Мне нужны мои помощники, которые остались в лесу.

- Эти бездельники, которые вас упустили так легко? - удивился он.

- Твои, то есть мои воины слишком ловки, - возразил я, и он не нашел что ответить. - Их надо доставить сюда.

Он как-то небрежно отмахнулся.

- Они уже здесь.

- Где? - я был поражен. Оказывается, пока я здесь предавался пьянству и пороку, мои друзья томились в тюрьме.

- Одновременно с вами мы доставили их в темницу, - пробормотал он, думая о чем-то другом.

Сдерживая гнев и испуг за друзей, я спокойно сказал ему:

- Немедленно пошли к ним.

По пути я задал ему вопросы, пытаясь понять устройство общества, королем которого я так неожиданно оказался.

Со слов Уурвада возникала какая-то странная картина. Несмотря на его уверения в том, как весь народ с нетерпением ждал меня всю свою историю, чтобы немедленно заняться возрождением страны, меня как-то не стремились ввести в курс дела и только настойчиво предлагали увеселения.

Начальник стражи звали Хуамайбон, я приказал ему явиться ко мне, и он вскоре догнал нас. Это был грузный мужчина лет пятидесяти, видимо в прошлом воин, но давно начальник и обрюзгший вследствие продолжительной бездеятельностьи. Судя по его виду, он был не слишком рад видеть меня и был чем-то недоволен.

- Ты чем то недоволен, Хуамайбон? - спросил я его, не прекращая идти.

Он одарил меня странной улыбкой, более похожей на гримасу крокодила.

Мы вошли в темницу, полную запахов нечистот. Стражи с удивлением отшатнулись, увидев меня.

- Кто здесь находится? - спросил я Хуамайбона.

Он начал перечислять - воры, убийцы, прелюбодеи, и двое которые шли со мной. Мысль о том, что в этом благословенном раю без правил можно все-таки умудриться загреметь в тюрьму за прелюбодеяние, на секунду зацепила меня, но я жаждал увидеть Креза и Мэю.

- Где те, которые шли со мной? - грозно спросил я.

Меня отвели в комнату. Я уже сжимался при мысли увидеть моих друзей, но вместо них в камере сидели два каких-то оборванца. При виде меня они вскочили.

- Йо, чувак! Как клэо что ты пришел! Вытащи нас отсюда!

- Кто это? - недоуменно спросил я обратившись к Хуамайбону и Уурваду.

Они пожали плечами.

- Те, кто шел с вами.

- Дэл! - закричали оборванцы. - Ты че не узнаешь нас? Это же я, Барни!

- И Чунк!

Я вспомнил - кажется, мы один раз бухали с ними, пока валялись на пляжах.

- Это не они. А где такой большой воин и с ним хрупкая женщина? - спросил я у Хуамайбона, но он лишь брезгливо пожал огромными заплывшими плечами.

Я повернулся и пошел к входу, в раздумьях не слыша воплей кинхаунтцев за спиной.

Выяснив, что разведкой занимается вождь Уланпачуа, я призвал его к себе, но он был в походе и должен был вернуться только к вечеру.

Мне все сильнее не нравились странные переглядывания и ухмылки моих начальников. Я приказал собрать совет. Уурвад подчинился, но с еще большей тоской и неохотой на лице. Это начинало меня раздражать.

- Уурвад, признайся, почему тебе не нравится то, что я говорю.

Он немного испугался.

- Нет, ваше сияние мудрости, ваша мудрость безмерна и не имеет границ, потому что ваша голова вечно пуста.

Я зарычал.

- Не юли, отвечай.

- Нет, мне все нравится, каждое ваше слово, как капля расплавленного золота, падает в океан суеты бытия и освящает его сиянием вечности.

Я понял, что он может продолжать это бесконечно, и прекратил свои попытки.

К вечеру советники собрались в большом зале, и Уурвад прислал за мной младшего жреца. Его глаза были тревожны, и я приказал Зуулаа и Зальгирис сопровождать меня, но чертовки задержались по своим бабским делам. Сунув Кулай за спину, я понял, что обойдусь и без них.

В зале собралась пестрая компания. Уурвад по очереди представил их мне.

Гуурмамой, жирный лысый старик с недовольным видом, занимался запасами проводольствия. Уучурвалаан, худой высокий старик, похожий на нахохлившегося сонного грифа, ведал вооружением воинов. И еще три непонятных старика, занимавшихся непонятно чем.

Битых два часа я пытался выжать из них что-нибудь полезное и все больше недоумевал. То, что напел мне Уурвад про страстное желание всех подданных моих немедленно заняться возрождением страны, плохо сочеталось с льстивыми, но бессмысленными излияниями жрецов. Такое ощущение, что они просто тянули время.

Уставший и недоумевающий, я распустил собрание, вернулся в свои покои и приказал своим стражницам никого не пускать ко мне.

- Даже вечернего раба еды? - переспросила Зальгирис, и меня осенило.

- Его тем более, а лучше закажите мне того же, чем кормят вас. Только не говорите, что это я попросил. Просто возьмите себе побольше.

Девочки хмыкнули и переглянулись. Я не придал этому значения.

А зря.

Через полчаса, когда они принесли мне миску еще дымящихся вареных гусениц, я очень пожалел об этом. Но отступать было некуда - меня сверлили четыре насмешливо испытующих глаза. Невозмутимо, как и подобает королю, я принялся закидывать за обе щеки гусениц, с хрустом перемалывая головные панцири и удивляясь, насколько горькими могут быть внутренности насекомых.

Зальгирис и Зуулаа болезненно поморщились и склонились с видом глубочайшего уважения.

- Повелитель, - промямлила Зальгирис, - твои рабыни не стоят того, чтобы ты показывал им свою доблесть таким жестоким способом.

- Не понял? - переспросил я.

- Ваша голова пуста и вы видите суть вещей, и можете делать горькое сладким, мы поняли это. Позвольте все же очистить этих гусениц.

С этими словами девочки принялись ловко потрошить гусениц, отрывая головы и выбрасывая их вместе с кишками прямо в окно.

Подавив приступ тошноты, я продолжил есть уже очищенное лакомство. По вкусу это было похоже, оказывается, на креветок.

А мои стражницы сидели передо мной на корточках, смотрели собачьими глазами, как я ем, и тихо напевали:

- О-о-о, Мааргкх Даэ-э-э-лвисс, его голова пуста-а-а-а... Он ест гусениц целиком, потому что может делать горькое сла-а-а-адки-и-им.... О-о-о, повелитель, сделай мою жизнь сладкоо-о-ой, как этот ме-о-о-о-д...