i e8c15ecf50a4a624 - Unknown
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
был явным хозяином положения, получая все возможности давления на правление и собрание уполномоченных, не говоря уже о том, что все выборное делопроизводство кассы представлялось на утверждение губернатора.
Все дело страхования находилось под жестким контролем правительства. Губернские присутствия получили широкие права по надзору за страхованием в пределах губернии. Совет по делам страхования представлял собой всероссийский контрольный орган, объединявший и направлявший деятельность присутствий, больничных касс и страховых товариществ. О характере этих учреждений можно судить по их составу. Помимо председателя-губер- натора членами губернских присутствий были начальник жандармского управления, прокурор окружного суда, управляющий казенной палатой, врачебный инспектор, старший фабричный инспектор, окружной горный инженер. Кроме того, в них входили по одному представителю от губернского земства и городской думы и по два представителя от предпринимателей и больничных касс. Состав Совета был еще более показателен: председатель — министр торговли и промышленности, члены по назначению — два товарища министра, два непременных члена министерства, директор горного департамента, управляющий отделом промышленности, его помощник и управляющий отделом торговли того же министерства, три представителя от Министерства внутренних дел, по одному от министерств финансов, юстиции, путей сообщений и землеустройства и земледелия. Членов по выбору должно было быть 8 человек: по одному от Петербургской городской думы и Петербургского губернского земского собрания и по три — от промышленников и застрахованных.
Таким образом, законы о страховании до предела ограничивали круг страхуемых и носили крайне реакционный характер. Они касались всего двух видов страхования, охватывали лишь часть рабочего класса, устанавливали нищенские размеры пособий, лишали страховые учреждения всякой самостоятельности, отдавая их под власть чиновников, полиции и хозяев.
В 1912—1914 гг. в связи с введением страховых законов в жизнь и выборами представителей рабочих в Страховой совет и страховые присутствия рабочий класс, руководимый большевиками, развернул широкую борьбу против антирабочей политики правительства, вошедшую в исто
рию под названием «страховой кампании». Вместе с тем страховые законы в конечном итоге способствовали углублению противоречий между царизмом и буржуазией.
В декабре 1910 г., комментируя результаты деятельности рабочей комиссии по страховым законопроектам, «Новое время» опубликовало две статьи некоего Наумова. Первая статья, называвшаяся «Законодательная обструкция», делала следующий вывод: труды комиссии «можно резюмировать весьма кратко: гг. промышленники окончательно оправились от испуга. В 1905 г. фабриканты готовы были выполнить три четверти социалистической (!) программы. Теперь они резонно соображают: благо в данную минуту нет угрозы массовых забастовок, нельзя ли отделаться копеечной подачкой? Более того, в расчете спрятаться в случае чего опять за спину правительства, архи- либеральные во всех прочих отношениях промышленники считают себя даже оскорбленными, если так можно выразиться, до глубины кармана предложениями того же правительства понести известные жертвы ради улучшения быта рабочего класса». Отметив, что еще задолго до внесения законопроектов в Думу «промышленники выторговали себе ряд чрезвычайно существенных уступок, которые в переводе на деньги оцениваются десятками миллионов рублей», автор продолжал: «Дальнейшие обстоятельства законодательной процедуры складываются для промышленников не менее благоприятно. Дело страхования рабочих, если можно назвать так жалкие остатки задуманной системы, находится теперь в более чем надежных руках тех же гг. Глез- мера и Триполитова в Г. Совете и бар. Тизенгаузена в Думе». Законопроекты «встречают... упорную тактику противодействия со стороны обеих комиссий». В том же духе была написана и другая статья[615].
Статьи вызвали ответ Глезмера, носивший довольно жалкий характер. Многие статьи в журнале Совета съездов представителей промышленности и торговли были наполнены жалобами на «несправедливые» упреки в адрес промышленников, на несочувствие к ним «общественного мнения» и Думы. Торгово-промышленный класс, говорилось в одной из таких статей, «слабо представлен в Думе». «Не секрет проявленное Госуд. Думой безразличное и в общем неблагосклонное отношение к интересам торговли и про-
мышленности. И вдруг по рабочему вопросу Госуд. Дума творит беспрекословную волю промышленников!»[616]
В другой статье журнал жаловался на то, что стоило только «Утру России» указать на странное запрещение обсуждать на XXXVI съезде горнопромышленников юга России вопрос о страховании рабочих, как «Новое время» обрушилось с резкой статьей на «официальный орган красных банкиров и дисконтеров» и «шкурно заинтересованный буржуазный парламент, заседающий под скромным названием Съезда представителей промышленности и торговли»[617].
Весьма чувствительный удар нанес буржуазии Витте. Дело было не в новизне фактов, которые он приводил, а в том, что бывший министр финансов был признанным авторитетом в области этих фактов. Выступая 18 апреля 1912 г. в Государственном совете с одобрением страховых законопроектов, Витте подчеркнул, что русская промышленность по сравнению с промышленностью европейских стран получает большую прибыль «под действием двух живительных влияний»: протекционизма и аграрного перенаселения. «Нигде в европейских странах промышленность не имеет столь дешевых рабочих рук, как у нас в России»,— заявил он, приведя соответствующие цифры[618].
Во второй речи, опровергая дутые цифры промышленников, согласно которым германская промышленность была якобы прибыльнее русской, Витте поставил весьма простой, но решающий вопрос: если это так, то почему иностранный капитал идет в Россию, а не наоборот? Тогда, иронизировал он, «мы завоевали бы мирным путем Германию, Францию, Англию и т. д.»[619]
Выступая третий раз с возражениями Триполитову, Крестовникову и др., Витте отверг их довод, будто иностранный капитал идет только в немногие доходные отрасли. Сославшись на кризис 1900—1901 гг., он показал, что тогда больше всего пострадали именно иностранные капиталы. Не выдерживает критики, по его мнению, и другое соображение промышленников, согласно которому русские капиталы не идут за границу только потому, что их просто нет. «Но позвольте, господа, припомнить,— резонно
ответил Витте,— сколько капиталов русских было переведено за границу в 1904 и 1905 гг. накануне революции. Сотни и сотни миллионов. Когда нужно было уходить от революции, тогда нашлись капиталы и отправлялись за границу. И они оставались бы там и пошли бы в промышленность, если бы это было выгодно. Но как только у нас все успокоилось, понятно, что и капиталы пришли обратно для помещения их здесь более выгодного. Наконец, если вам угодно будет обратиться к отчетам банков и к различным капиталам, которые в этих банках лежат непроизводительно, то вы увидите, какая у нас масса своих капиталов» [620]. Убедительно разоблачив несостоятельность жалоб промышленников на обременительность для них расходов, предусматриваемых страховыми законопроектами, Витте назвал все их расчеты и доводы «финансовой ересью».
Выступления Витте имели большой резонанс, и все попытки промышленных заправил сгладить произведенное ими впечатление оказались неудачными. В ответной статье, озаглавленной словами Витте «Финансовая ересь», автор ее, барон Майдель, вынужден был признать, что «речь несомненно послужила к укреплению ошибочных взглядов, столь прочно установившихся в образованной части общества на положение нашей промышленности» и в этом заключается «идейный грех бывшего насадителя крупной индустрии в нашем отечестве»[621].
Ленский расстрел еще более обострил противоречия между помещиками и буржуазией. При обсуждении запросов о ленских событиях Марков 2-й, Замысловский и др. негодовали по поводу ненасытных аппетитов промышленников. Правда, основная вина за ленскую трагедию была возложена на капиталистов-евреев, но тем не менее кампания велась против буржуазии в целом. «Новое время» пестрело заголовками и выражениями вроде «Зарвавшиеся монополисты», «Круговая кабала», «Господство монополистов, потерявших меру в своих притязаниях и не боящихся для защиты своих привилегий проливать кровь рабочих, создающих им колоссальное богатство». Одновременно выражалось всяческое сочувствие рабочим: «несчастные рабочие», «каторжный труд», «жертвы биржи» и т. п.[622] Помимо
демагогии и желания свалить вину с правительства на капиталистов, здесь еще имело место стремление вернуться к старой, открыто полицейской политике в рабочем вопросе.