Флейта Нимма - Марина Кимман

Я воззрился на него так, как будто увидел впервые в жизни, и, в определенном смысле, так оно и было.

— Какое поселение? Ты знал что-нибудь о… Северной обсерватории?

Таир отставил в сторону кружку с вином и повернулся ко мне. По лицу было видно, что он ждет объяснений.

— У моей семьи тоже была обсерватория, — сказал я. — На мысе 57,3.

— Значит, с тобой я обменивался световыми сигналами, — сказал он.

У меня перехватило дыхание. Вот это да. Неужели…

— Что случилось? — спросил я. — Ты уехал куда-то?

Не мог же я ему сказать, что все детство воображал его своим другом, несмотря на то, что единственным способом общения были световые сигналы. И что каждый раз, когда случалась какая-нибудь неприятность, бежал на мыс. Почему-то эти далекие вспышки успокаивали меня и вселяли надежду.

— Не уезжал. Скорее, обстоятельства, — поправил меня Таир.

— Тогда кто посылал мне сигналы? Потом, после 132-го года?

Таир уронил кружку и уставился в пространство, причем рука осталась на том же месте. Затем он заглянул мне в глаза, отчаянным, ищущим взглядом.

— Обсерватория… продолжала работать? — спросил он сдавленным голосом.

Я кивнул.

— Не может быть, — прошептал Таир. Минуты две он сидел неподвижно, несмотря на все мои попытки растормошить его.

Внезапно глава поселения вытянулся во весь рост, смел все со стола и забрался на него.

— Братья! — крикнул Таир. Голос был как гром: все сразу замолчали. Даже Фим оторвался от вожделенной бочки.

— Братья, — повторил он уже тише, — это мой последний день с вами. Завтра я ухожу.

Поднялся недоуменный ропот.

— Нет, не в Пустыню. На родину. Вы все очень достойные люди — да, и ты, Фим — и я надеюсь, что вы найдете мне замену. В конце концов, я вернусь, но уже как простой отшельник.

Он слез со стола. Отшельники окружили его, наперебой задавая вопросы: что, почему, зачем, но Таир не отвечал. От него смогли добиться только туманной фразы:

— Мы все расстались со своим прошлым, когда пришли сюда. Однако мое, — он посмотрел на меня, — настигло меня и здесь.

И он ушел в дом песен.

Атмосфера после его ухода ощутимо испортилась, однако пустынники не могли разойтись, не запустив в небо воздушные фонари.

Огни в поселении погасли. В слабом свете Луны отшельники подходили к помосту, на котором выстроились сотни самых различных фонарей и фонариков: от простых, до расписанных замысловатыми узорами, от маленьких, размером с ладонь, до больших, почти в человеческий рост. Каждый брал тот, который ему приглянулся, а то и не один, и затем взбирался на крышу своего дома.

Отшельник Фим взял себе четыре фонарика. Я задался вопросом, а как он с этим богатством полезет наверх, однако, против ожидания, он пошел не к дому, а к нам.

— Вот, — он вручил один фонарь мне, другой Омо. — Это против наших правил, однако Таир распорядился. На крышах не осталось мест. Откуда хотите запускать, из сторожевой башни или с крыши моего дома?

Мы с Омо переглянулись.

— С башни, конечно! — сказали мы одновременно.

Фим вздохнул.

— Я так и думал. Он чересчур добрый к вам, Таир. Наши поднимаются на башню только после трех лет послушания, а то и позже. Вот, ключи, — он положил их на стол, а сам пошел к дому. Почти все отшельники уже были на местах, и ждали только, когда мы и Фим займем свои.

Дверь в башню была двойная — сначала шла кованая, скрипевшая так, что ее можно было слышать в любом месте поселка, и деревянная, почти черная от сырости и времени.

Пришлось настежь открыть двери, чтобы пропустить внутрь хоть немного света. Вверх вела вертикальная лестница, такая узкая, что на ней помещался только один человек.

— Лемт, мне страшно по ней лезть.

Я улыбнулся.

— Значит, теневые стражи — это пустяк, а вот лестница да, страшная? — кажется, мой голос все равно меня выдал.

— Очень смешно, — она отпихнула меня и полезла первая. — Мамочки, — только и услышал я.

Кажется, ей все равно было страшно, однако Омо это не остановило.

— Поддержи меня, мне надо открыть люк, — сказала она.

Это было легче сказать, чем сделать, на такой лестнице, в темноте и с фонариком в руке. Немного попереминавшись с ноги на ногу, я нашел выход.

— Эй, ты чего делаешь?

— Держу тебя.

— А чего щекой-то?

В потолке появился просвет, затем квадрат звездного неба. Омо вылезла.

— Давай свой фонарик, нас ждут.

Я захлопнул люк и выпрямился. В поселении уже зажглись первые фонари, разноцветные — голубые, зеленые, красные, желтые… У каждого пустынника огонь был своего цвета, отчего казалось, что радуга вдруг выпала дождем на землю. Омо передала мне фонарик. Переглянувшись, мы поставили их на ограждение сторожевой башни.

— Ну, попробуем, — сказала она.

Ее руки окутались мягким, оранжево-алым цветом. Я присоединился. Мой огонек оказался ярко-зеленым. Фонари легко снялись с места и полетели, в небо, где уже парили сотни самых разных огней.

Омо издала восхищенный вздох.

— Я понимаю тех, кто приходит на их свет. Они дарят надежду, — сказала она. — Лемт… смотри…

Омо смотрела на пустыню. В ее глазах я увидел разноцветные всполохи, перевел взгляд…

Песок светился. Мало того — в пустыне играли какие-то существа, похожие на длинных крылатых рыб.

— Ты это слышишь? — она перегнулась через перила, чуть ли не падая со смотровой площадки.

И правда, был какой-то тихий звук, на который я поначалу не обратил внимания — засмотрелся на игру света.

Однако он становился громче. Скоро я различил колокольчики, женский голос, с десяток самых разных инструментов. Все это сплеталось в дивную мелодию.

И я вдруг понял, что моя песня стала бы чище, лучше, прекраснее, если бы мне удалось добавить в нее что-то от Поющей пустыни. Хотя бы пару нот.

— Омо, — я повернулся к ней и взял ее руки в свои. Мне не пришлось ничего говорить, она просто кивнула. Я знал, что на той стороне ее гелиала распускается призрачный цветок; секунда — и вот она вся, с ног до головы, зазвучала, смешиваясь с тем, как звучал я и моя мелодия. Мы обнялись, и это был свет, и звук, и всё на свете.

Сколько длилась песня, сказать было трудно. Луна и звезды поменяли свое положение, но ночь и не думала кончаться. Отшельники собрались возле башни — даже Таир вышел из дома; с другой стороны стены на нас смотрели какие-то маленькие люди с копьями. Глаза и оружие у них были разрисованы золотой краской.

Карлики вдруг подпрыгнули, ударились о песок и превратились в рыб. Тех самых, что еще недавно играли в песчаных барханах. Взмахнув крыльями, они подлетели к башне и уронили к ногам Омо какую-то вещицу, после чего) всей стаей умчались в сторону гор.